меня одну.

Оператор встал. Перед тем, как направиться к двери, он посмотрел на

меня и легонько потрепал по плечу.

— Я тебе расскажу, когда будем лететь домой. Так что лежи и

выздоравливай.

Я хотела было что-то сказать, но врач только покачал головой и закрыл

дверь за вышедший Бахамутовым.

«Лежи и выздоравливай… Я попытаюсь. Правда».

* * *

Здесь всѐ не так, как дома. Там, в заснеженном и просторном крае, где

живут статные светловолосые и светлоглазые люди, непредсказуемые и

непокорные, с добрыми душой и сердцем. Не так.

64

Здесь аккуратные каменные улочки и старинные здания. Здесь изящный

небогатый, но открытый и душевный народ, что покрывает свои головы

конусообразными нон-ла, выращивает рис и делает шѐлк.

По вечерам улицы полны смехом и говором, а на домах и магазинах висят

китайские бумажные фонарики, сквозь которые мягко просачивается теплый

медовый свет.

Может ли у человека быть две родины, а душа разделена надвое? Может

ли он жить настоящим и одновременно помнить, помнить, помнить… То, что

было когда-то очень давно. То, что исчезло и покрылось пылью веков…

Я знаю, что может. И что половина меня умерла здесь, в стране

татуированных людей. В городе, что застыл во времени. Истлела в огне На-

Теру и пеплом осыпалась в волны Тху Бон.

Подо мной проносятся земли республики Вьетнам, а стальные крылья

самолѐта разрывают снежно-белые облака. Я покидаю землю потерянной души.

Хотя и знаю, что забыть этого не смогу никогда.

В аэропорту нас провожали Нгиен и уже полностью поправившийся Ву

Ван Ньеп. Кто же знал, что переводчик на самом деле слуга юного короля, а его

попадание в больницу было подстроено оказавшейся в современном мире Тхун

Лыа? Мальчишка всѐ держал меня за руку и почти без остановки просил как

можно скорее приехать в гости.

Я знаю, что он тоже переживал, однако держался молодцом. Сейчас он

уже не король, но выдержка осталась прежней. На вопрос: почему Нгиен

оказался здесь и сейчас целым и невредимым был достаточно простой ответ.

Смерть Ронга освободила энергию На-Теру, и Озеро привлекло еѐ к себе,

отправляя нас в будущее.

65

Я обещала вернуться. Не скоро. Нужно время, чтобы утихла боль, и

появилось желание жить дальше. Нужно время, чтобы всѐ осознать и вернуться

на вторую родину с гордо поднятой головой и покоем в сердце.

Но я вернусь.

Ради Нгиена, ради себя.

Ронг. Я люблю тебя. И смерть не разлучит нас.

Эпилог

Если вы думаете, что по приезду домой наши приключения закончились,

то вы глубоко ошибаетесь.

Первой новостью было – Савинский оставляет проект, и его берѐтся

продюсировать другой человек. Олег Дмитриевич не пояснил нам причин

своего ухода, однако перед тем, как распрощаться, пожал обоим руки (да, и мне

тоже, несмотря на мой пол), и сказал, что сейчас вынужден уехать. Но

обязательно вернѐтся. Тот, на чьи плечи ляжет ответственность за «Мир за

гранью», надѐжный и добропорядочный человек. С ним будет приятно

работать. Возражать не имело смысла, однако мы очень жалели о том, что

Савинский нас покидает таким образом.

— Говорила мне мама, - ворчал Бахамутов, положив руки в карманы и

шагая по холлу аэропорта. – не лезь ты, куда не надо. Не жди от судьбы того,

чего не бывает. Всѐ равно будет так, как задумано.

— Кем задумано? – рассеяно уточнила я, понимая, что слушаю товарища

вполуха. И даже, если он и скажет что-то дельное, то я это просто пропущу.

— Не знаю кем, - продолжил хмурый Бахамут, - но кто-то же живѐт там

наверху и планирует, что и как случится. Боги и ангелы там всякие

Почему-то возникло ощущение, что ангелам он ой как не против пощипывать

все пѐрышки на крыльях.

66

— Ну, не без этого. Но с другой стороны, что не делается – всѐ к

лучшему… Наверно, - я была не слишком уверена в своих словах, однако

ворчать и жаловаться на жизнь как оператор не собиралась.

— Кстати, когда мы сразу встретились с Олегом Дмитриевичем, он сказал

отдать это тебе, - Руслан протянул мне небольшой бумажный сверток.

Я с удивлением взяла «подарок», недоверчиво глянув на оператора.

— Савинский? Мне? Ты уверен?

— Да. Если, конечно, ты у нас одна Дана Хлоева. А так, может, и кому

другому.

— Хватит паясничать, - фыркнула я, разворачивая на ходу сверток.

Сказать, что когда я увидела то, что было спрятано под сероватой бумагой,

потеряла дар речи – ничего не сказать. На ладони, переливаясь медовым с

рыжиной сиянием, лежал двуголовый дракон Са-Хюинь. Тот самый, что

некогда был передан мне Ву Ван Ньепом.

— Что…что… это такое? – запинаясь, произнесла я, понимая, что это

какая-то злая шутка.

Бахамутов молча смотрел на агатового дракона, кажется, не будучи

способным сказать что-то членораздельное.

— Откуда он у Савинского? – уже спокойнее спросила я.

— Не знаю, - честно ответил Руслан. – И я не в восторге.

— Да, я тоже. Почему у меня странное предчувствие, что мы опять куда-

то влипли?

— Потому что так оно и есть, - просто ответил Бахамутов.

67

Улуг-Хем

Поздним летом в этих краях небо бездонно и безгранично. Кажется, что

оно — огромная перевѐрнутая чаша, вырезанная из молочно-голубого опала и

по недоразумению оставленная здесь кем-то из богов.

Чѐрный сокол с криком взмыл в эту синь, рассекая крыльями прохладный

воздух и стремясь к солнцу. Крик у него не такой как всегда — сладкий,

нетерпеливый зов, словно сокол заждался чьего-то прихода и знает, что вот-вот

должна состояться встреча.

Солнце иззолачивает бронзовые перья; глаза птицы, как раскаленное

золото, не мигая, смотрят вниз, на узкую тропку, теряющуюся среди гор, но всѐ

же выходящую к Улуг-Хем — Великой реке.

Но ждать недолго. Они идут. Идут, сверкая кольчугами и сталью

изогнутых клинков, огромными круглыми щитами и шлемами. Ведѐт

Чингисхан своѐ войско вдоль берегов реки, огибая поросшие зеленью горы.

Вместе с ним идут сто двадцать тувинских шаманов, которые указывают

верный путь, что даст сил шагающим воинам и приведѐт к цели.

Сокол видит Алдына, Даркаша, Карлука, Тангара, Бокая — и многих

других, покинувших свои родные земли и направившихся вслед за великим

ханом.

Но лишь один человек его интересует больше всего — стройный молодой

шаман. Его стан подобен гибкой иве, склонившей свои ветви к водам Улуг-

Хем, и когда он снимает головной убор, то длинные волосы падают на плечи

шѐлковым водопадом цвета изумрудной полночи. В бездонно-чѐрных глазах то

и дело вспыхивают огненно-зелѐные искры. Мерген, что в переводе с

тувинского означает «мудрый», слишком юн, но о его способностях узнал сам

Тэмуджин, от чего и пожелал, чтобы молодой шаман принял участие в

походе… Мерген никогда не расстаѐтся со своим ручным соколом.

Поговаривают, что он понимает язык не только зверей, но и птиц. Юноша не

носит с собой щита и не умеет обращаться с мечом. Его оружие — дунгур из

68

натянутой козьей кожи на овальную деревянную раму и вырезанная из кедра

небольшая колотушка, которой он бьѐт в него, вызывая гулкими звуками

древних духов.

Каждый день с утра и до вечера служит шаман великому хану, советуясь