Но он не отвечал и продолжал занятия, прислушиваясь к извлекаемым ученицами звукам, которые перестали приносить ему радость.

Возвращаясь из Пьет а домой, он, ни слова не говоря сёстрам, уединялся в своём кабинете, брал в руки молитвенник или перебирал чётки. Но от молитвы его отвлекали роившиеся в голове мысли. Почему Господь Бог отвернулся от него? В чём он пред ним провинился? Какой великий грех совершил? Ведь ещё совсем недавно ему удалось сочинить Magnificat— лучшее своё творение. Не находя ответа, он снова погружался в чтение молитвенника.

Однажды вечером в доме Анны он заявил о своей готовности уехать отсюда насовсем.

— Поеду в Вену, Дрезден или в Прагу.

Он был подавлен, и желание бегства было обусловлено горечью непонимания и волной домыслов и сплетен, обдавших грязью самые чистые его чувства.

Наконец дал о себе знать Бентивольо, посоветовавший ради спасения положения поручить постановку феррарскому импресарио Пикки. Тот не замедлил объявиться в Венеции и вступил с Вивальди в переговоры. Начались споры, так как приезжий импресарио счёл тарифы гонораров и другие расходы явно завышенными.

— Да поймите же вы наконец! Если бы я смог найти артистов и балерин дешевле, — ответил ему Вивальди, — то поверьте мне, нанял бы их для своего театра Сант’Анджело.

Он был настолько подавлен всем происходящим, что в сердцах сказал Анне:

— Пусть там в Ферраре делают всё что хотят с моей оперой! А я умываю руки.

Не дождавшись появления Вивальди у себя и не найдя его ни в театре, ни в Пьет а , Анна направилась к нему домой, где нашла маэстро целиком погружённым в партитуру нового произведения. Он обрёл наконец полное душевное равновесие. Именно музыка помогала ему преодолевать встававшие на пути трудности. Но с ними не шло ни в какое сравнение то, что ему пришлось пережить в последние дни.

— Никогда не забуду этот злосчастный 1737-й! — признался он Анне. — К счастью, год завершается.

Но Анна пришла сообщить ему, что при смерти её отец, который недавно переселился из Мантуи в Венецию, чтобы быть ближе к жене и дочерям и подальше от бессердечных сыновей. Забыв о своих бедах, Вивальди живо откликнулся на несчастье своей Аннины и тут же распорядился позвать к умирающему доктора Санторини. Однако было поздно, и помощь доктора не понадобилась. Тому пришлось лишь констатировать смерть от двустороннего воспаления лёгких. Похороны прошли скромно в «половину капитула» по желанию вдовы и дочерей. Присутствовал и Вивальди, старавшийся в тяжелую минуту морально поддержать Анну, которую эта потеря опечалила больше, чем Паолину. Правда, отношения дочерей с отцом были далеко не идеальные.

Как раз в те дни Вивальди заканчивал работу над оперой «Оракул в Мессении» на либретто Дзено. Премьера назначена на конец декабря. Для Анны специально написана партия царицы Меропы, женщины судьбы трагической, убившей мужа и двух из троих своих детей. Зная темперамент своей ученицы, Вивальди был уверен, что с такой ролью она справится.

Премьера, как и было объявлено, состоялась 30 декабря в театре Сант’Анджело. За последние три года здесь не было дано ни одной оперы Вивальди, а потому наплыв публики был большой. В зале присутствовал чрезвычайный посол Неаполитанского королевства, изъявивший желание после спектакля познакомиться с певицей Жиро. Поздравив с успехом, он пригласил её и маэстро Вивальди на приём в своём дворце. На следующий день в одной из мальвазий некто Каимо, платный агент сыскной службы, рассказывал собутыльникам, что застолье с пением и танцами закончилось на рассвете, и кое-кто из гостей еле держался на ногах.

Тем временем занятия в Пьет а шли своим чередом. Однажды Вивальди был вынужден прервать репетицию, будучи вызванным в дирекцию по срочному делу. Один из попечителей Морозини сообщил, что в Венеции находится принц Фердинанд Мария, брат Карла Альберта Баварского. Он много слышал о концертах в Пьет а и хотел бы побывать на одном из них. Поэтому необходимо, чтобы Вивальди сочинил что-то новое и необычное по такому случаю. Известно, что молодой принц — человек образованный, поклонник музыки и слывёт щедрым меценатом.

— Должно и нам перепадёт кое-что! — заключил Морозини.

Под этим «кое-что» явно подразумевалось денежное пожертвование, которое могло бы стать первым вкладом в осуществление проекта строительства новой церкви Пьет а . Попечитель развернул перед Вивальди чертежи архитектора Массари. Согласно проекту новая церковь будет значительно расширена и сможет вместить больше публики.

— А стало быть, получим больше цехинов!

Расставаясь с Вивальди, он вручил ему полученный на его имя конверт из Амстердама. Это было официальное приглашение города на празднование столетия местного театра. Приглашения, как было сказано в письме, направлены и другим композиторам с просьбой подготовить к юбилею что-нибудь новое. Устроители не скупились на затраты. В дни торжеств будет показана трагедия «Катон и Цезарь» местного драматурга Лангендика, а на открытии прозвучит музыка Вивальди.

Приятная новость, и он был польщён полученным приглашением. Теперь ему представится возможность познакомиться наконец со своим издателем Этьеном Роже, благодаря которому его имя известно всему Амстердаму. Начиная с 1712 года этот издатель опубликовал все его произведения, рассылая их по Европе. Из Амстердама с годами на его имя стали поступать значительные денежные средства. Но может ли он покинуть Венецию, когда срочно надо выполнить ответственный заказ, связанный с принцем? Его пугала сама мысль одному пускаться в далёкий путь. Отыскав в атласе венецианского картографа Коронелли Амстердам, Анна решительно заявила:

— Хотя он гораздо севернее Вены и путь туда длиннее, я готова поехать с вами!

— Подумаем, мой друг, подумаем…

Как ни больно ему было принимать такое решение, но от поездки в Амстердам пришлось отказаться, отослав туда concerto grosso в трёх частях для солирующей скрипки, двух гобоев, двух английских рожков, струнных и литавр.

Вскоре была готова серенада «Рыбачья эклога», получившая название «Мопс». На первое её исполнение в Пьет а были приглашены иностранные послы, сенаторы и видные представители местной знати. Попечительский совет был представлен в полном составе. По окончании концерта принц Фердинанд Баварский, выразив восхищение музыкой и игрой Вивальди, вручил ему кожаный мешочек, в котором позвякивало золото. Как и предполагалось, принцем был сделан значительный вклад богоугодному заведению Пьет а , заслужившему, по его словам, повсеместно громкую славу своими концертами.

Направляясь в гондоле к дому своей подруги и ощупывая в кармане кожаный мешочек, Вивальди подумал: «Подарю-ка я его Анне. Мне эти побрякушки ни к чему». Его появление было встречено радостными возгласами сестёр. Синьора Бартоломея молча ретировалась в свою комнату. Высыпав на стол содержимое мешочка, Анна пришла в неописуемый восторг при виде двух золотых ожерелий с медальонами и тут же попросила сестру подать ей зеркало. Довольный Вивальди наблюдал, как она по нескольку раз примеряла ожерелья перед зеркалом. Увидев в нём отражение его лица, Анна обернулась и нежно обняла рыжего священника, а Паолина по заведённой привычке оставила их наедине. Но и Вивальди обычно в такие щекотливые моменты принимался торопливо собираться, ссылаясь на ждущие его дома неотложные дела.

— Вечно у вас на уме только работа! — надув губки, сказала Анна, провожая его до двери.

Прощаясь, он успокоил её, заверив, что для неё есть хорошая роль в новой опере.

Действительно, в нём не угасал созидательный пыл, не дававший ему покоя и удовлетворения. На этот раз он готовил для театра Сант’Анджело очередную компиляцию или «pasticcio» из популярных опер Генделя, Хассе и Перголези с вкраплениями кое-каких своих арий. В качестве либретто он взял сочинение известного поэта Стампилья «Розмира». В новом спектакле Жиро отведена роль примадонны в образе кипрской королевы Розмиры.