Спустя несколько дней после премьеры Антонио решил возобновить прерванные из-за спектаклей занятия вокалом с юной ученицей в репетиционной комнате с клавесином. Анна пришла в сопровождении старшей сестры. Сюда же заглянул и Джован Баттиста, которого распирало любопытство вновь взглянуть на девчушку, поразившую его столь страстным изъявлением чувств к сыну, а заодно и узнать, каков у неё голос. Анна была ещё очень юна и не обладала пока большим голосом, в нём не было силы и уверенности. Со временем он мог бы развиться и достичь превосходного звучания.

Настал момент отъезда домой. Джован Баттиста никогда не оставлял так надолго Камиллу, которая, вероятно, сгорала от нетерпения узнать последние новости из Мантуи. Ему тоже есть о чём ей порассказать. После триумфа «Тита» Антонио получил заказ на новую оперу для Арчидукале. Кроме того, он подрядился сочинить торжественную кантатупо случаю назначения епископом Мантуи монсеньора Гвидо ди Баньо.

После оперы кантата стала важнейшим вокальным жанром, порождённым итальянским барокко. Мадригалы уже завершили свою историю. А кантата являла собой сольное пение с сопровождением чемболо, basso continueили даже оркестра. Её обожали певцы-виртуозы, особенно в период мёртвого театрального сезона, когда они могли блеснуть во дворцах своих покровителей-меломанов и удовлетворить собственное тщеславие. Религиозная кантата Вивальди начиналась с арии «О, славный пурпур моих сутан…».

Зима выдалась на удивление тёплой. Казалось, уже весна на пороге. Из оконца дребезжащего дилижанса, который вёз его в Местре по накатанной дороге мимо вичентинской холмистой гряды, Джован Баттисте было видно — земля полностью освободилась от снежного покрова. Ему не терпелось поскорее рассказать Камилле о житье-бытье в Мантуе. Он начнёт со свадьбы принца-наместника Филиппа, за которой наблюдал, стоя в толпе перед дворцом. Впечатление было столь ярким, что перед его взором вновь ожили картины пышных торжеств с прекрасными дамами и галантными кавалерами, каретами, лошадьми, солдатами, духовым оркестром… Как всё это не похоже на венецианские, даже самые богатые, свадьбы. Он обязательно расскажет Камилле, которая никогда не выезжала за пределы лагуны, о золочёной, как в сказке, карете с впряжённой в неё шестёркой белых рысаков и о девушках, выстроившихся в две шеренги перед входом в театр Арчидукале на премьеру «Тита Манлия»; все как на подбор красавицы и не старше пятнадцати, с корзинами, полными лепестков роз. Идея пришла в голову Антонио. Но как не просто было в январе найти столько живых цветов! Пришлось нарезать из тонкой цветной бумаги тьму лепестков, похожих на всамделишные.

Конечно, жена в первую очередь начнёт с расспросов о здоровье сына. Чтобы её не огорчать, он скажет, что приступы астмы были редки и, как в Венеции, возникали от переутомления. Теперь кроме териаки, по предписанию местного эскулапа, Антонио принимает успокоительные соли, подмешивая их к воде, которая обретает зеленоватый цвет. Слава богу, что найдено наконец эффективное средство, помогающее справляться с недугом даже в Мантуе с её влажным климатом.

Но по мере приближения дилижанса к Местре он всё больше задумывался. А не лучше ли было ему задержаться в Мантуе и не оставлять Антонио одного? Ведь кроме сочинения кантаты по заказу епископа сыну предстоит взяться за новую оперу. Правда, теперь у него объявился импресарио для улаживания дел, связанных с постановкой оперы. А как не поведать Камилле, что Антонио сумел за пять дней написать оперу, которая вызвала фурор? Одновременно им написан концерт для фаготаи ещё немало чего. Несмотря на загруженность работой, сын ни на один день не расставался с молитвенником и успевал урывать время для уроков по вокалу с одной девушкой, француженкой по происхождению. Хотя Антонио без ума от её голоса, он не разделяет его мнения. Но о чём бы ему не хотелось рассказывать жене, так это о своём странном ощущении, когда после премьеры «Тита Манлия» эта самая француженка бросилась на шею сыну. Если бы Антонио не был священником, в этом объятии не было бы ничего предосудительного. Ему никогда не приходилось видеть ничего подобного в Пьет а после концертов, где немало девушек постарше и куда интереснее этой французской замухрышки. Кстати, о Пьет а . Найдется ли там снова место для Антонио? Эта мысль его беспокоила. Стоило ли сыну вообще покидать Венецию, где приютские воспитанницы души в нём не чают? Как же хорошо работалось Антонио с ними, и он увлечённо сочинял концерты и хоралы для них. Тут Джован Баттиста вспомнил, как в последнее время Антонио любил повторять: sequere Deum— следуй за Богом. От кого он услышал это изречение?

Перед самым отъездом из Мантуи Джован Баттиста узнал, что сыну поручено написать третью оперу для Арчидукале «Кандаче, нубийская царица». Её занимательный сюжет повествует о смелой правительнице античного царства на Ниле. Как пояснил Антонио, героические женские характеры должны понравиться публике, равно как и художественное оформление спектакля с экзотическими храмами, пирамидами, пальмами и долиной Нила. Мысли Джован Баттисты были прерваны видом показавшейся вдалеке крепостной башни Местре. А это значило, что через час-полтора он будет дома.

Непросто было включиться после долгого отсутствия в каждодневную венецианскую жизнь. Прежде всего Джован Баттиста отправился к коллегам из оркестра Сан-Марко, от коих узнал печальную весть о смерти друга, архитектора и импресарио Франческо Сантурини, построившего театр Сант’Анджело. Во время их последней встречи Сантурини выглядел неважно, признав, что дела его доконали. После возведения им театра Сант’Анджело он по контракту был обязан через семь лет передать здание в собственность патрициям Марчелло и Каппелло, владельцам земельного участка. Прошло пятнадцать лет, а он все ещё не выполнил договорные условия и оказался в долговом капкане. Джован Баттиста решил навестить Лукрецию, дочь покойного друга.

Со свойственной ему быстротой Вивальди выполнил в срок свои обязательства перед театром Арчидукале. Премьера новой оперы «Кандаче, нубийская царица» была намечена на начало карнавала. Но 19 января в Вене умерла вдовствующая императрица Элеонора Маддалена, вдова Леопольда I и мать правящего Карла VI. Момент для премьеры — самый неподходящий, хотя карнавал был в разгаре. Тогда было решено показать оперу в завершающий день карнавальной недели. Это был ещё один шумный успех, превзошедший ожидания, как и в случае с операми «Армида» и «Тит Манлий». Сезон закончился, и театр закрылся. Вивальди ничего другого не оставалось, как, воспользовавшись продолжающимся трауром в мантуанском ландграфстве, отправиться домой и навестить родных. Разрешение на отъезд было получено, но с условием вернуться к своим обязанностям главного дирижёра камерного оркестра, как только того потребует наместник принц Филипп.

В один из мартовских дней под вечер он прибыл в Венецию. Было холодно, и никто его не встретил, так как от него не было никакой весточки о возможном приезде. Выйдя из гондолы на набережной Скьявони, он, к счастью, натолкнулся на носильщика Бастази, который помог донести дорожный баул до дома. На кухне при свете двух свечей отец с матерью играли в «гусыню» — разновидность лото. Его появление было для них как снег на голову. Родители никак не ожидали его возвращения раньше срока, хотя из газеты узнали о смерти в Вене австрийской матери-императрицы, но не предполагали, что объявленный траур может коснуться мантуанского театра Арчидукале.

Поблагодарив носильщика за помощь, Антонио вынул из кармана сутаны кожаный мешочек, туго набитый деньгами. При виде фишки отца, попавшей на номер 19 — «харчевня», а для продолжения хода Джован Баттиста должен заплатить в качестве отступного один багатин — самую мелкую разменную монету, Антонио высыпал деньги из мешочка на стол и весело воскликнул: