Литмир - Электронная Библиотека

Джуд тоже засмеялся, но в его веселости была немалая доля горечи.

Челоу постарался загладить свою вину, принявшись рьяно ошпаривать и скоблить свинью. По-мужски Джуд был недоволен собой и своим поступком, хотя, рассуждая здраво, и понимал, что все бы кончилось тем же, займись этим кто-нибудь другой. Белый снег, испятнанный кровью такого же смертного существа, как он сам! казался ему — поборнику справедливости и христианину — чем-то противоестественным, но как свести тут концы: с концами, он не знал. Несомненно, жена была права, обозвав его чувствительным дураком.

Он разлюбил теперь дорогу в Элфредстон. Она словно бесстыже смеялась ему в лицо. Все кругом так упорно напоминало ему о поре его ухаживания за женой, что, когда только можно было, он всю дорогу туда и обратно, читал на ходу, лишь бы ничего не видеть вокруг. Но иногда он все же чувствовал, что, уходя с головой в книги, он не спасается от обыденщины и не обретает никаких редких идей, — в наше время каждый рабочий читает. Проходя однажды мимо того места у ручья, где он встретился с нею впервые, он услышал голоса, точно так же, как и в тот день. Одна из бывших подружек Арабеллы разговаривала с приятельницей в сарае, причем предметом разговора был он сам, возможно, потому, что они заметили его издалека. Им было невдомек, что у сарая слишком тонкие стены и что, проходя мимо, он может слышать их разговор.

— Что там ни говорила это я ее подучила! Волков бояться — в лес не ходить, сказала я ей. Если б не я, не быть бы ей его хозяйкой.

— По-моему, она прекрасно знала, что у нее ничего нет, когда сказала ему…

Чему научила Арабеллу эта женщина, чтобы он сделал ее своей "хозяйкой" или, иначе говоря, женой? Намек звучал отвратительно и так запал ему в душу, что, дойдя до дому, он не вошел, а перебросил свою сумку с инструментами Ферез калитку и двинулся дальше, решив проведать свою двоюродную бабку, а заодно и поужинать у нее.

По этой причине он вернулся домой довольно поздно. Однако Арабелла все еще была занята делами, перетапливала сало заколотой свиньи, так как весь День где-то проболталась и отложила работу на вечер. Боясь, что под впечатлением услышанного он скажет ей что-нибудь такое, о чем потом пожалеет, Джуд старался помалкивать. Арабелла, наоборот, была очень разговорчива и между прочим заявила, что ей нужны деньги. А заметив торчащую у него из кармана книгу, прибавила, что не мешало бы ему зарабатывать побольше.

— Жалованье подмастерья, как правило, и не рассчитано на то, чтобы содержать жену, голубушка.

— Тогда не следовало тебе ее заводить.

— Перестань, Арабелла! Это уж слишком, ты же знаешь, как все вышло.

— Перед богом клянусь, я сама думала так, как тебе говорила. И доктор Вильберт так думал. Тебе просто повезло, что оказалось не так!

— Я не об этом говорю, — поспешно перебил он. — Я говорю о том, что было раньше. Твоей вины тут нет, я знаю, но все-таки те женщины, твои подруги, дали тебе дурной совет. Если б не они или если б ты не послушалась их, мы были бы сейчас свободны от уз, которые, уж коли говорить правду, мешают жить и тебе и мне. Как ни печально, но это так.

— Кто тебе сказал о моих подругах? Какой такой совет? А ну-ка отвечай!

— Да что там говорить…

— Нет, говори — ты должен сказать, или это будет просто подло!

— Хорошо! — И он осторожно пересказал ей то, что случайно подслушал. — Только я не хочу больше об этом разговаривать. И давай прекратим.

Она разом отбросила все попытки оправдаться.

— Что за пустяки! — сказала она, холодно усмехнувшись. — Каждая женщина имеет право так поступить. Рискует-то она.

— Я с тобой совершенно не согласен, Белла. Она бы имела это право, если б это не влекло за собой пожизненного наказания для мужчины или для нее самой, если мужчина подведет; если бы за минутную слабость и расплачивались минуту или хотя бы год — тогда куда ни шло. Но раз последствия заходят так далеко, она не смеет расставлять ловушку мужчине, если он честен, или же себе самой, если он нечестен.

— Что же я должна была делать?

— Не торопить меня. Ну что тебе загорелось перетапливать это сало на ночь глядя? Будь добра, убери его!

— Тогда придется заняться им завтра утром. Оно может испортиться.

— Ладно, делай как хочешь.

XI

На следующее утро — было воскресенье — она принялась за дело около десяти; возня с салом напомнила ей о разговоре, который произошел накануне вечером, и она; вновь впала в дурное расположение духа.

— Так вот что говорят обо мне в Мэригрин, — будто я поймала тебя! Ну и послал же мне господь добычу!

Растапливая сало, она увидела, что дорогие сердцу Джуда классики лежат на столе, где им не положено быть.

— Чтоб они мне тут не мешались! — запальчиво крикнула она и одну за другой стала швырять книги на пол.

— Оставь книги в покое! — сказал Джуд. — Ты могла бы сдвинуть их в сторону, если тебе так хочется, но зачем же пачкать? Это отвратительно!

Руки Арабеллы были перемазаны салом, пальцы ее оставляли весьма заметные отпечатки на переплетах. Но она нарочно продолжала кидать книги на пол, пока Джуд не вышел из себя и не схватил ее за руки. При этом он нечаянно сбил ее прическу, и волосы упали ей на плечи.

— Пусти меня! — сказала она.

— Обещай, что оставишь книги в покое.

Она колебалась.

— Пусти меня! — повторила она.

— Обещай!

Помолчав, она сказала:

— Обещаю.

Джуд отпустил ее, она бросилась к двери и с перекошенным лицом выскочила на проезжую дорогу. Тут она принялась бегать взад и вперед, постаралась еще больше растрепать волосы и расстегнула пуговицы на платье. Было чудесное воскресное утро, сухое, ясное и морозное, северный ветерок доносил перезвон колоколов элфредстонской церкви. По дороге шли по-праздничному одетые люди, все больше влюбленные — такие же парочки, какой были Джуд и Арабелла, когда разгуливали по этой самой дороге несколько месяцев назад. Они оборачивались и с удивлением глядели на необычайное зрелище, какое она являла собой в эту минуту, — без шляпы, с развевающимися по ветру распущенными волосами, в расстегнутом платье с засученными выше локтя рукавами, с перепачканными салом руками. Один из прохожих воскликнул в притворном испуге:

— Господи, спаси нас и помилуй!

— Посмотрите, как он со мной обходится! — кричала она. — Заставляет меня работать в воскресное утро, когда мне следует быть в церкви! Таскает за волосы и срывает с меня платье!

Джуд был вне себя и вышел на дорогу, чтобы силой затащить ее обратно. Потом вдруг остыл. Его словно озарило, что между ними все кончено и что теперь не имеет значения ни то, что делает она, ни то, что делает он. Муж стоял неподвижно и глядел на жену. Жизнь их загублена, думал он; загублена потому, что они совершили главную ошибку — вступили в брачный союз, приняв за постоянное чувство мимолетное увлечение, не имеющее ничего общего с тем душевным сродством, которое одно лишь делает сносной совместную жизнь.

— Хочешь издеваться надо мной из принципа, как твой отец издевался над твоей матерью, а сестра твоей отца над своим мужем? — кричала она. — В вашем род; все мужья и все жены негодные!

Джуд устремил на нее непонимающий, удивленный взгляд. Но она больше ничего не сказала и продолжал; бегать по дороге, пока не выбилась из сил. Он оставил ее, немного побродил бесцельно, а затем направился в Мэригрин. Ему захотелось проведать бабку, которая все чаще прихварывала в последнее время.

— Бабушка, это правда, что мой отец дурно обращался с моей матерью, а моя тетка — со своим мужем? — неожиданно спросил он, усаживаясь у огня.

Она взглянула на него старческими глазами из-под оборок обветшавшего чепца, с которым никогда не расставалась.

— Кто тебе сказал? — спросила она.

— Я слыхал такой разговор и хочу знать все.

— Ну что ж, по мне, так изволь, хотя жена твоя — наверняка это она рассказала — дура, что выложила тебе все это! Ну да тут и знать-то нечего. Твои отец и мать не смогли ужиться друг с другом и разошлись. Они повздорили по дороге домой с элфредстонской ярмарки, на холме возле Бурого Дома, ну и расстались навсегда. Ты тогда еще совсем маленький был. Твоя мать вскоре после этого умерла — короче говоря, утопилась, а отец увез тебя в Южный Уэссекс и больше здесь не показывался.

15
{"b":"160212","o":1}