Но что делать, вчера куклы, сегодня мальчики, завтра дети. Закон эволюции. И нам всем, уже пересекшим пятнадцатилетнюю черту, все это кажется слишком скорым, незрелым и преждевременным. Вполне возможно, мы совершенно правы, и сначала в человеке должна развиться душа, а потом уже все остальное. Но оглянитесь вокруг – наш мир все равно состоит из взрослых несовершенных людей, а время бежит слишком быстро. И единственное, что нам остается, – это любовь. Для того, чтобы размножаться, она нужна даже рептилиям. А нам никак не обойтись без любви, если мы хотим вырастить хотя бы одного в будущем прекрасного человека!

Со способами завести ссору у нас как с праздниками – был бы повод, а сцепиться всегда найдется за что. Иногда причины лежат глубоко, как затонувшие галеоны с золотом, иногда валяются прямо на поверхности. Иногда они вполне понятны и объяснимы, иногда загадочнее парижских катакомб. Есть счастливые личности, которых невозможно вывести из себя, даже разбив в хлам их машину, а есть ненормальные, заводящиеся оттого, что в театр пришел кто-то еще помимо них. Одни ненавидят разговоры на повышенных тонах, у других день зря прошел, если никто ни с кем не подрался и никто друг друга не покалечил. Было бы желание – в течение дня можно разругаться в дым со всеми родственниками – скопом, чтобы не терять времени, или с каждым по отдельности, чтобы растянуть удовольствие. Можно в пять минут покончить с многолетней дружбой, вспылить и разрушить брак, дать себе волю и потерять работу. Можно довести до белого каления целый самолет и умудриться перессорить друг с другом жильцов многоквартирного дома. Можно обозвать маму штангистом, а мужа плесенью, можно… к сожалению, в этом вопросе можно почти все!

Хоть моя любимая бабушка и называла меня в детстве «спичкой», я искренне и от всей души не люблю конфликты. Я знаю людей, для которых выяснить отношения – как в хороший ресторан сходить покушать, но у меня при первых позывных надвигающегося скандала уныло свешиваются уши и хвост. Возможно, потому что я слишком хорошо знаю, что произойдет в ближайшее время.

Медленно, с разгона или стремительно, с места в карьер оппоненты начнут крушить друг друга, используя аргументы, кляузы, факты, очевидную ложь, визг, вой, рев, матерщину и запрещенные приемы. Очень быстро два голоса, поначалу звучавшие попеременно, сольются в один, все перестанут друг друга слышать и слушать, доводы, истинные и ложные, уступят место прямым оскорблениям, под руку подвернется первый попавшийся предмет, и вскоре в ответ на заявление: «Ты придурок!» в стену полетит китайская ваза династии Цинь. Не хотелось бы верить, что в домах с такими ценностями происходит все то же, что и на рабочей окраине, но – ничего не поделать, зло не имеет прописки.

Не знаю, что делает истина, которая вроде бы должна родиться где-то между первыми признаками нарастающего напряжения и полетом вазы в стену, но поскольку в наше время спор традиционно перерастает в скандал, а потом и в мордобой, возможно, она предпочитает просто смыться куда подальше. Действительно, какие тут откровения разума, когда одна кума кричит другой: «Ну ты че?! Ты че?! Че ты, я тебя спрашиваю?!» А та ей отвечает: «А ниче! Ниче! Ниче, я тебе говорю!»

Теле– и радиоэфиры демонстрируют вопиющие примеры неспособности основной массы не только спорить, но и разговаривать, а судя по набору междометий и воинственных звуков, которые периодически издают оппоненты, даже мыслить. Поскольку успешность программ находится в прямой зависимости от ярости, которую участники всевозможных диспутов и круглых столов в состоянии обрушить друг на друга, ведущие ничем не сдерживают рев трибун, напротив, прохаживаются по студии и, как надсмотрщики на галерах, подзадоривают собравшихся кричать еще активнее. В результате вся аудитория срывается на какой-то мартышкин визг, разобрать, о чем визжат, совершенно невозможно, камеры прыгают, гости потеют, истина во весь опор улепетывает из студии в неизвестном направлении.

Еще веселее, когда с такой же активностью совсем в других студиях интеллигентные люди в костюмах и бабочках рвут друг друга на банановую кожуру, разойдясь во мнениях об известном четверостишье неизвестного поэта. Хотя есть поединки на любителей, когда все то же самое проделывается в полном спокойствии, с ледяными улыбками и потиранием безупречных белоснежных манжет. Но, поскольку аудитории нужен скандал, а не изыск, интеллигентные споры выходят «ограниченным тиражом» в неурочное время.

Большую часть детства я провела на Кавказе, среди людей, которые, когда чувствовали, что упускают лидерские позиции в вопросе о том, сколько лет было дяде Гиви, когда он впервые попробовал чачу, не разменивались на промежуточные стадии, а сразу бросали в стену обеденный стол со всеми родственниками. В этой среде с отчаянием Медеи проклинали за пересоленное сациви и лишали наследства за опоздание с прогулки. Однажды я была свидетелем многочасовой жестокой схватки – одиннадцать членов семьи, включая двух младенцев, безостановочно орали друг на друга, но так и не могли договориться, в каком году построили автобусную остановку перед их домом. Спор, ор, драка и выбрасывание вещей в окно могли начаться в полпятого утра, на симфоническом концерте и во время посадки самолета и – или через пять минут прекратиться, или на годы парализовать нормальную жизнь семьи, города, региона.

Те три по-настоящему страшные размолвки, которые не закончились в указанные сроки, перекроили карту местности. В воздухе всегда висела бодрящая опасность, что после нечаянно сказанного или, наоборот, не сказанного слова члены семьи Х никогда не пересекут квартал, в котором живут члены семьи Y, и никто не протянет друг другу руку помощи, даже если жестокая судьба забросит кого-то в болотную трясину.

От этого, в сущности, очень хлопотного уклада всегда была пара плюсов: во-первых, потом, когда проклятья отменялись и наследства возвращались, было очень весело мириться, и во-вторых, из-за того, что ссорились и спорили все, включая совершенно незнакомых людей, ощущение было такое, что все вокруг – близкие друзья и родственники. Потому что невозможно с такой ненавистью орать на совершенно незнакомого человека, перегородившего своим трактором путь твоей корове.

Повторяю, я терпеть не могу скандалов и не могу сказать, что в совершенстве овладела приемами и навыками ведения беспощадного словесного поединка, но с такой наследственностью, когда мне кто-то говорит: «Позвольте, мне кажется, я с вами не согласен…» – у меня темнеет в глазах. Представляете, в какое состояние приходит мой адреналин, когда я слышу: «Ну ты, подвинь капот, одна, что ли, на дороге!»

Даже поверхностное наблюдение за людьми в их привычной сфере обитания показывает, что наш человек буквально доведен до ручки. Большинство нервно курит, раздраженно сплевывает, истерично орет в свои телефоны и кончеными психами сигналит в автомобильных пробках. Недавно один элегантно одетый гражданин устроил дикий крик в очереди в кассу, обнаружив, что один подросток держал место для еще пятнадцати. Нет, конечно, многие удивились, когда кассу обступила стая прыщавых и возбужденных юнцов, но весь улов компании составлял одну бутылку пива, так что на обслуживание компании ушло две минуты, а на то, чтобы успокоить дядю, – двадцать две.

Я уверена, надо уметь отстаивать свои права и осаживать негодяев, но я также уверена, что нельзя жить ради этого. Осматриваясь в обычной будничной толпе, текущей по тротуарам, я часто вижу лица людей, готовых по зову крови вцепиться противнику в холку, и неважно, если противником станет восьмидесятилетняя старуха. Кстати, не факт, что и бабушка окажется божьим одуванчиком…

А сколько раз я наблюдала крайне интеллигентных, образованных и воспитанных товарищей, которые сходились за чаем с баранками с такими же интеллигентными друзьями и соседями, причмокивали, отхлебывая горячий напиток, а потом ломали стулья о спины, настаивая на своем видении причин открытия второго фронта или особенностей творчества Льва Николаевича… Я глазам своим не верила, думала, им что-то в чай подмешали.