Глядя на то, как убивается тридцатисемилетняя «старуха», вчерашняя жена опоссума, я затосковала.

Почему в нашем обществе век женщины так короток? Бывает, собираясь на выход, я пробегаю мимо включенного телевизора и порой с чулками в зубах замираю перед экраном. Я глазам своим не верю, когда в каком-нибудь телешоу вижу потухшую, оплывшую, нечесаную и неухоженную дамочку, которая в процессе дискуссии сообщает, что ей целых неодолимых тридцать семь лет, что жизнь прошла стороной и после третьего развода и второго ребенка нет никакого смысла наворачивать посеченные и поредевшие пряди на бигуди! Что, дескать, она выбраковка. По возрастному принципу.

Когда я понимаю, что вся жизнь таких женщин, а их – тьмы, вмещается в промежуток примерно между семнадцатью и двадцатью семью годами, а после этого немедленно подступает неприличная старость, мне хочется влезть в телевизор и огреть хотя бы одну из них сковородкой по голове – авось очнется!

Да что же это за наваждение такое! Почему в фильме, неважно каком – современном, героиня Шарлотты Рэмплинг, которой под шестьдесят (!), с легкомыслием институтки предается любовным утехам, и в ее прекрасных глазах не вспыхивает и тени сомнения в том, что она «бабушка» и ее место не в постели с юным незнакомцем, а в кресле-качалке под пледом…

Почему Мадонна, которой твердый полтинник, с ехидцей говорит в интервью: «Да, мне пятьдесят, а я как новенькая!» Ага, видали мы эту «новенькую» – ботокс, ботокс, немного пластики и очень много фотошопа. Но ведь дело не в том, как она выглядит, а в том, что бессмертная итальяночка до сих пор ведет себя, как девчонка! И ее бывший муж, на десять лет, кстати, ее моложе, смотрелся рядом с ней старикашкой в своей английской кепке. А ей, пантере секса и гиене предрассудков, – все по барабану!

И Сесилии Саркози, между прочим, было пятьдесят, когда она разводилась со своим прынцем. Не знаю, что уж там у них стряслось, но эта женщина как-то не сильно расстраивалась, а быстренько выскочила замуж за сорокавосьмилетнего любовника. «Ха, француженка!» – восхищенно-презрительным тоном скажете вы. Да, отвечу я, Франция – удивительная страна. Там вечнозеленые старушки-коксинель, «божьи коровки», во всех направлениях ползают по Парижу, цепляют бусики на морщинистые шеи и с величием Марии-Антуанетты подают сухую лапку, выбираясь из такси или автобуса. Им плевать на возраст и подагру. Они вдевают цветик-семицветик в лацкан пиджачка и чувствуют себя Женщинами. Почему же у нас молодая девчонка тридцати семи лет, оставленная своим дебилом-мужем, уверенным, что жена должна быть раз – молодой, два – блондинкой, рыдает от того, что ее жизнь прошла стороной и даром?

Боже, ну что за чушь! Да я хочу не просто долго жить, я хочу жить вечно! Я хочу, чтобы у моих внуков остались воспоминания о сумасбродной шикарной старухе, меняющей шелка на жемчуга и помыкающей толпой молодых поклонников. Хочу, чтобы, когда мне будет восемьдесят, я, как когда-то моя бабушка-грузинка, буду везде – в кафе, в самолете, в автомобильной пробке – собирать заинтересованные взгляды стариков, мужчин и мальчишек. Я хочу сломать систему. Хочу, чтобы ни подзаборные предрассудки, ни закомплексованные дебилы не помешали мне до скончания веков чувствовать себя Женщиной!

И плевать, что мне уже целых и неодолимых тридцать семь лет!!!

Говорят, с мужчиной сложно жить. Не знаю… Привыкнуть можно ко всему на свете: и к его носкам на холодильнике, и к маме по выходным, и к любимой ящерице по имени Дженнифер. Сложнее с тем, что, вопреки всем законам, почему-то не вызывает привыкания – с расставаниями.

Некоторые источники утверждают, что, когда на горизонте появляется избранник, женщине начисто сносит голову. Нет, возможно, голову сносит и избраннику, но при этом он каким-то чудом умудряется ее не терять. Влюбленная же каждым своим шагом, каждым словом и взглядом прокладывает дорогу в пучину геенны огненной и пламенных страстей. Сколько бродит среди нас умалишенных, готовых бросить работу или лечь под нож хирурга при первых признаках приближения вируса очередной африканской страсти. Сколько раз это происходило со всеми нами, и как в свое время распетрушило меня саму.

Я точно знаю, как это начинается. Видите его – и все… Неважно, влюбляетесь ли вы сразу, или что-то в его лице вызывает у вас желание воткнуть ему вилку в спину, или вы его просто не замечаете. Авторитетные источники утверждают, что процесс запускается в любом случае. Спустя много лет, шамкая вставными челюстями и катаясь в инвалидном кресле по костям уцелевших родственников, вы будете вспоминать именно этот момент – момент первой встречи.

Своего первого мальчика я запомнила на всю жизнь – мне было восемь, и он резвым кабаном протаранил велосипед, на котором я совершала неспешную и полную девичьих грез прогулку вокруг спортплощадки. Шрам от падения до сих пор украшает мою коленку. После того как с раны сняли повязки, я еще полгода преследовала бедолагу, так некстати вмешавшегося в мою жизнь. Но процесса уже было не остановить. Я била мальчика его же велосипедом и отчаянно влюблялась. В конце концов, обездвижив его мощным ударом в лоб, я поцеловала негодяя, а потом, когда он очнулся, сказала, что все в порядке, я согласна.

Мы неделю гуляли, взявшись за ручки, потом он проболтался, что не любит пломбир на палочке, и мы расстались. Я полгода рисовала его лицо на стене детской и метала в него мамину пилочку для ногтей. Потом раны затянулись, меня ударил по голове ведром мальчик из соседнего двора, и предыдущая любовь забылась, как страшный сон.

Надо ли говорить, что в более зрелые отношения я вошла бескомпромиссным снарядом, готовым разбивать чужие сердца и трепать собственные нервы. Кстати, когда говорят, что нервные клетки не восстанавливаются, это не совсем так. Женские клетки еще как восстанавливаются. Я видела женщин, выпивших ванну тяжелого алкоголя и выплакавших такую же ванну горючих слез после расставания с очередным свинопасом. Они не с первого раза могли забраться в самолет, уносивший их на край света зализывать раны, но возвращались как новенькие. Некоторое время вчерашние разведенки дрейфовали в поисках новых точек опор в жизни, налаживали разорванные отношения с близкими, совершали карьерные прорывы, выигрывали Уимблдоны и литературные премии, а потом встречали очередного Диму или Петю, и все начиналось сначала.

Понятно, что это бесконечный процесс. Люди встречаются, влюбляются, женятся… разводятся, расстаются, пьют, бьются головой о стену, приходят в себя, некоторое время не верят ничему живому на земле, а потом встречаются, влюбляются и… ну, сами понимаете. Казалось бы, давно можно было привыкнуть к отработанному и очень редко дающему сбои порядку вещей (лично я знаю только три пары, дожившие в мире и согласии до глубокой старости, и то одна из старух на девятом десятке ополоумела и за что-то так обиделась на едва живого мужа, что эксперимент чуть не провалился). Другое дело, что некоторые научились адекватнее реагировать на суровую и прекрасную реальность. И, к сожалению, это не женщины!

Мы так безрассудно и отчаянно верим в чудо, что нас не остановить. Каждый новый Шурик кажется нам подарком судьбы, самым сильным, красивым, мужественным, честным, успешным, нежным, неженатым и вообще единственным на земле. Потрясенный тем божественным светом, отблески которого он видит в глазах влюбленной подруги, Шурик некоторое время и сам изо всех сил и с большим воодушевлением старается соответствовать предложенному образу. Некоторым даже в кайф попробовать себя в новом качестве. Но и к лекарствам вырабатывается привыкание, и рано или поздно мужчина успокаивается, расслабляется и вываливает пузо и свой истинный нрав. Оказывается, что вместо высокоразвитого существа с массой достоинств, женщина опять жила с жадным, тупым, ревнивым, честолюбивым, злобным и женатым орангутангом. И, несмотря на собственный опыт, на опыт сотен подружек и подружек их подруг, даже невзирая на тонны пересмотренных мелодрам и перечитанных книжных бестселлеров с промокшими от слез страницами, женщина опять впадает в неистовство, клянет судьбу, себя, дуру, и, естественно, мужчину. Мало кто презрительно приподнимает бровки, пожимает плечами, дескать, ну надо же, не повезло, хладнокровно идет в спортзал, наутро на работу, а через неделю с новым кавалером в оперу. Нет, большинство упрямо бросается в омут печали и до изнеможения носится по волнам отчаяния, донося до всех собравшихся на берегу несвежую мысль о том, что все мужчины сволочи! К сожалению, как правило, с берега только поддакивают и подзуживают горевать активнее и тонуть безнадежнее, потому что все плохо, и несть числа печальным примерам.