Грегуар взял в руки одну из книг и понял, что это именно та книга.

Кроме экземпляров в красной обложке здесь были книги по анатомии человека и животных, учебники по сравнительной анатомии, много фривольной литературы… Его внимание привлекла длинная сабля, закрепленная на стене на бархатной подложке, а рядом с ней – свиток с молитвой. На деревянных крючках висели монашеские сутаны и мундир лейтенанта Королевских морских сил… И снова маски, но уже не африканские, деревянные или соломенные, а сделанные из какого-то мягкого материала, возможно из папье-маше, с выступающими клыками, красными пастями, напоминающие волчьи морды.

А еще пистолеты на специальной подставке.

Некоторое время Грегуар, почти не дыша, растерянно смотрел на оружие. Его рука, в которой он держал подсвечник, задрожала. Поставив его на стол, он взял первый пистолет и понюхал дуло, затем проделал то же самое с другим. Было очевидно, что из пистолетов недавно стреляли и еще не успели прочистить их. Он положил оружие на место.

Вновь протянув руку за подсвечником, Грегуар увидел что он представляет собой засушенную человеческую кисть, между пальцами которой стояло четыре свечи. Он все еще рассматривал комнату, когда за его спиной внезапно раздался скрип. Грегуар, подскочив от неожиданности, схватил пистолет, взвел курок и прицелился как раз в тот момент, когда дверь, невидимая за обоями, открылась и в проеме появился охранник в форме жандарма.

Выпучив глаза, охранник начал кричать и, выхватив висевший у него на поясе пистолет, выстрелил. Из разбитых флаконов на пол потекла жидкость красного и черного цвета. Рядом с комнатой послышались чьи-то крики. Грегуар сделал ответный выстрел и попал в охранника, который, покачнувшись, упал на спину поперек прохода, потянув за собой занавеску. Раздался топот сапог. Грегуар спрятал пистолет в сумку, перезарядил на ходу арбалет и побежал к закрытой двери.

Люди выбежали сразу из трех коридоров как раз в тот момент, когда Грегуар появился на лестнице, что вела вниз, на арену. Их было человек двадцать, не меньше. Среди них мелькали те двое, кого Мани вывалял в грязи перед битвой с волками. Вооруженные железными крюками, они с воплями бежали в его сторону, и Грегуар заметил в руках у одного из них вместо крюка томагавк Мани. Шевалье, схватив один из факелов, бросился к единственному видимому выходу – к тоннелю, который мог вывести его наружу. Он нырнул в тоннель и, оглянувшись через плечо, увидел, как его преследователи делали знаки остальным. Грегуар удовлетворенно хмыкнул: не важно, кто из этих двоих будет первым, – главное, что они оба поплатятся за смерть Мани.

Фронсак пригнулся и бросился бежать, пока не приблизился к месту, которое он прекрасно помнил по зловонному запаху. Закрепив факел, он сделал несколько шагов, развернулся и встал на колени. Грегуар хорошо видел «ополченцев», которые по очереди стреляли ему вдогонку. Он смотрел в их перекошенные от злобы лица и, не колеблясь ни секунды, выстрелил. Арбалетная стрела пришлась в подбородок Психу, рассекла ему шею, вышла меж лопаток и залетела в рот Блондину. Пройдя через его затылок, она попала в глаз третьего преследователя, который толкал впереди идущих бандитов, чтобы они бежали быстрее.

Усталость и недосыпание, а также отчаянная решимость отражались на бледном лице Фронсака. Когда шевалье поджег ветки, они вмиг загорелись и высокое пламя заполыхало, взметнувшись ввысь.

В нескольких шагах от него стоял маркиз, молчаливый, облаченный в траурную одежду, пришедший почтить память человека, которого сейчас кремировали. Тома провел с ним столько времени в поездках и разделил так много наполненных молчанием минут, что, несмотря на их непохожесть и разное мировосприятие, он ощущал какое-то духовное родство. Тома казался более бледным, чем Грегуар; его раненая рука висела на перевязи, но лицо маркиза было искажено скорее от душевной боли, нежели от физической.

В отдалении от них сбились в кучку молчаливые слуги; вокруг лошади Мани сгрудились конюхи, которые бережно сняли с седла тело хозяина. Позади слуг стояла еще одна группа людей. Это были друзья маркиза, которые посчитали своим долгом прийти сюда, хотя и не понимали, было ли горе их друга настоящим или же он просто поддерживал в беде своего гостя. Днем все в округе уже знали, что шевалье де Фронсак, его смуглолицый друг из Нового Света и Тома д'Апше встретились в схватке со Зверем и сильно его ранили. Знали и то, что молодой маркиз вернулся домой с перевязанной рукой, ведя за собой лошадь, на которой лежал мертвый индеец.

Эту прощальную церемонию маркиз устроил по просьбе Грегуара, предоставив место для кремации и позаботившись о том, чтобы в северный дворик замка, выходящий на каменистые уступы гор, привезли дрова.

Осмотрев раненую руку Тома, локоть и плечо, сломанную ключицу, а также глубокие порезы, покрывшие конечность до самого плеча, Грегуар был поражен. Он не переставал удивляться, как молодой человек смог проехать в таком состоянии до того места, где они нашли тело Мани, а потом обратно в замок, ведя за собой лошадь с телом индейца Шевалье лично занялся складыванием поленьев на открытой каменистой площадке, отказавшись от помощи отданных в его распоряжение слуг, а потом сам зажег огонь.

Он смотрел, как горит тело Мани, и чувствовал пронзительную боль, от которой сжималось сердце.

Когда Грегуар обратился к людям, собравшимся у ритуального огня, его голос зазвучал довольно громко, но он не срывался на крик. Просто шевалье старался, чтобы его слышали все присутствующие. Слова Грегуара летели, словно на крыльях, взмывая в небо вместе с дымом погребального костра. Он говорил о Мани из племени могикан, о его народе, название которого означало «волк», о последних его представителях, завоеванных голландцами сто дет тому назад, о том, как они постепенно лишились своих земель и осели маленькой группой в Стокбридже. С печальной улыбкой Грегуар рассказывал о могиканах, которые много знали о волках, и о том, что сам Мани верил в то, что был волком. Он поведал, как однажды Мани подарил ему свою дружбу и с щедростью поделился бесценными знаниями с простым художником, рисующим животных, пришедшим из дальних земель, что находятся на противоположном берегу самого большого из океанов. Грегуар говорил о том, как Мани слушал его истории о Франции и помогал ему и его товарищам в битве, которую они вели против англичан, а особенно против их союзников ирокезов. Грегуар рассказал, как Мани неоднократно спасал ему жизнь и решил плыть вместе с ним, когда шевалье пришло время возвращаться домой, на другой берег. Побежденный, всеми покинутый, преданный вождями своей земли, которые позволили англичанам и французам опустошить ее так же, как они это сделали в Индии и на Караибских островах, Мани поплыл вместе с ним, заключил союз с волками, которых несправедливо обвинили в ужасных злодеяниях, и стал бороться со Зверем. Теперь Мани умер, но его жизнь не прошла даром. В конце своей речи, окинув присутствующих тяжелым взглядом, Грегуар де Фронсак заявил, что тот, кто взял жизнь у Мани, скоро потеряет свою в отплату за совершенное преступление.

Немногие из тех, кто пришел посмотреть на прощальную церемонию, остались здесь допоздна. Когда в темноте ночи Грегуар отбросил крупные недогоревшие куски дерева и стал собирать пепел, рядом с ним стояли только старый маркиз, Тома и двое слуг. Клод Алоиз д'Апше, который почти весь день молчал, дал Грегуару сундучок, принадлежавший ранее его матери, в который шевалье начал ссыпать пепел, оставшийся от могиканина.

Сгустившиеся сумерки медленно опускались на землю. Печальный день подошел к концу, и Грегуар вздохнул, оставшись наедине со своей скорбью. Однако в этот момент от группы местной знати отделился один из мужчин и приблизился к шевалье. Не говоря ни слова, он ожидал, когда Грегуар, все еще стоявший на коленях, поднимет голову и повернется в его сторону.

– Мои соболезнования, шевалье, – с печалью произнес аббат Сардис.