Впечатляющий трюк. Прочие шимпанзе не переняли ее метод очистки зерен. Мытье фруктов концептуально проще, предположил Леон, поскольку плод все время остается у шимпанзе. Очистка зерен же требует сперва бросить еду, а потом спасти ее — этот интеллектуальный скачок потруднее будет.

Он подумал о ней, и в ответ Япан лениво направился к самке. Он заглянул в глаза Шилы — и она подмигнула ему. Келли! Он обвил ее волосатыми руками в порыве горячей любви.

— Чистая звериная любовь, — сказала Келли за обедом, — Освежает.

Леон кивнул:

— Мне понравилось быть там, жить так.

— Я столько всего чуяла.

— У фруктов совсем другой вкус, когда в них вгрызаешься. — Он взял пурпурную грушу, порезал ее, вилкой отправил кусочек в рот. — Для меня она почти невыносимо сладкая. Для Япана — приятная, немного островатая. Полагаю, пристрастие шимпанзе к сладкому неслучайно. Так они быстрее получают калории.

— Более совершенного отпуска я и представить не могу. Это тебе не просто выбраться из дому — ты выбираешься из своей оболочки, из своего вида.

Леон посмотрел на грушу.

— И они так, так…

— Сексуально озабочены?

— Ненасытны.

— Ты вроде был не против.

— Мой шимпанзе, Япан? Я освободился, как только им овладело желание «поиметь их всех».

Жена взглянула на него:

— Правда?

— А ты разве нет?

— Да, но я не ожидала, что мужчина поведет себя как женщина.

— Неужто? — заметил он сухо.

— Пока ты тратил время на динамику социализации шимпанзе, я читала материалы из исследовательской библиотеки главспецов. Женщины посвящают себя своим детям. Мужчины придерживаются двух стратегий: первая — родительский долг и вторая — «козел в огороде». — Она приподняла бровь. — Обе весьма распространены, а значит, обе прошли эволюционный отбор.

— Я — исключение.

К его удивлению, Келли рассмеялась.

— Я говорю так, вообще. Мое мнение таково: шимпанзе куда более неразборчивы, чем мы. Самцы заправляют всем. Они помогают самкам, воспитывающим их детей, но при этом все время присматривают подходящий товар на стороне.

Леон переключился на профессиональный тон; так он чувствовал себя гораздо увереннее, обсуждая подобные темы.

— Как говорят специалисты, обезьяны придерживаются смешанной репродуктивной стратегии.

— Как изящно.

— Изящество плюс точность.

Конечно, он не мог быть на сто процентов уверен, что Келли вышла из Шилы, когда самец подошел оприходовать ее по-быстрому. (Они всегда делают это по-быстрому — секунд за тридцать или даже меньше.) Могла ли она успеть покинуть мозг шимпанзе так стремительно? Ему самому потребовалось несколько мгновений, чтобы выбраться. Естественно, если она увидела приближающегося самца, догадалась о его намерениях…

Леон удивился самому себе. Какую роль играет ревность, когда они вселяются в другие тела? Имеет ли здесь смысл обычный моральный кодекс? И все же обсуждать такое с женой как-то… неловко.

Он так и остался «деревенщиной», нравится ему это или нет.

Леон уныло сосредоточился на жарком из «филе местного скитальца», как гласило меню, оказавшемся темным, землистого цвета мясом в подливе из пикантных овощей. Он жевал с воодушевлением и в ответ на вполне очевидное ошеломленное молчание Келли произнес:

— Смею предположить, шимпанзе тоже известна коммерция. Пища за секс, предательство вожака за секс, спасение ребенка за секс, поиск блох за секс, почти все, что угодно, за секс.

— Видимо, такова их бытовая валюта. Коротко, просто, и определенно никакого удовольствия. Туда-сюда, быстренько, острые ощущения, потом бум — и все.

Он кивнул.

— Самцам это нужно, а самки этим пользуются.

— М-м, все ты замечаешь.

— Если я собираюсь рассматривать поведение шимпанзе как своего рода упрощенную модель поведения людей, иначе нельзя.

— Шимпанзе как модель? — раздался уверенный голос главспеца Рубена. — Едва ли они образцовые граждане, если вы это имеете в виду. — Он одарил пару лучезарной улыбкой, за которой явно скрывалось не только непременное для этого места дружелюбие.

Леон механически улыбнулся в ответ.

— Я пытаюсь отыскать переменные, описывающие поведение шимпанзе.

— Тогда вам следует проводить с ними много времени, — сказал Рубен, садясь за их стол и поднимая палец, подзывая официанта с выпивкой. — Они загадочные создания.

— Согласна, — отозвалась Келли. — А вы часто погружаетесь?

— Ну, сейчас наши исследования ведутся по-другому. — Уголки губ Рубена скорбно опустились. — Стратегические модели и все такое. Я внес идею туризма: использовать уже отработанную технику погружения, чтобы добывать деньги для проекта. Иначе нам пришлось бы закрыться.

— Счастлив внести свой вклад, — сухо вставил Леон.

— Признайся, тебе это нравится, — улыбнулась Келли.

— Ну да. Это… иначе.

— Степенному профессору Маттику полезно выбираться из своей раковины.

Рубен сиял.

— Вы уж не слишком рискуйте, оказавшись там. Некоторые наши клиенты воображают себя супершимпанзе или кем-то в этом роде.

Глаза Келли сверкнули.

— А в чем состоит опасность? Наши тела тут, заторможены…

— Вы крепко связаны, — пояснил Рубен. — Сильный стресс, пережитый шимпанзе, может вызвать ответный стресс вашей собственной нервной системы.

— Какого рода стресс? — поинтересовался Леон.

— Смерть, серьезная травма.

— В таком случае, — обратилась Келли к Леону, — я думаю, что тебе не стоит погружаться.

Леон ощутил раздражение.

— Перестань! Я в отпуске, а не в тюрьме.

— Любая угроза тебе…

— Всего минуту назад ты упорно твердила, как мне это полезно.

— Ты слишком важен для…

— На самом деле риск весьма незначителен, — мягко заверил Рубен. — Обычно шимпанзе не умирают внезапно.

— И я всегда смогу выйти, если замечу приближение опасности, — добавил Леон.

— А ты это сделаешь? Мне кажется, ты входишь во вкус приключений.

Она была права, но Леон не собирался признавать это. Ему захотелось сбежать от однообразной математической рутины — и точка.

— Мне нравится находиться вне бесконечных коридоров Хельсинки.

Рубен уверенно улыбнулся Келли:

— К тому же мы пока не теряли туристов.

— А как насчет персонала? — парировала она.

— Ну, это был исключительный случай…

— Что произошло?

— Шимпанзе упал со скалы. Женщина-оператор не успела освободиться и осталась парализованной. Шок от пережитой в погружении смерти может оказаться фатальным. Но сейчас наши сети снабжены надежными предохранителями…

— Что еще? — напирала она.

— Что ж, имел место еще один неприятный эпизод. В первые дни, когда у нас был простой проволочный забор. — Главспец неуютно поежился. — Сюда пробрались хищники.

— Какие именно хищники?

— Стая квазиприматов-охотников, Carnopapio grandis. Мы называем их рабуинами, они были выведены в ходе генетических экспериментов двадцать лет назад. Они унаследовали ДНК бабуинов…

— Так как они проникли на территорию? — настаивала Келли.

— Они представляют собой что-то вроде диких свиней, с копытами, которыми можно копать. Однако они плотоядные. Рабуины почуяли дичь — наших животных в загонах. И вырыли проход под изгородью.

Келли взглянула на высокие бетонные стены.

— А эта ограда надежна?

— Безусловно. Не забывайте, рабуины — плод генетического эксперимента. Кто-то попытался создать хищника, передвигающегося на двух ногах.

— Эволюционное шулерство, — сухо заметила Келли.

Рубен не уловил напряжения в ее голосе.

— Как и большинство двуногих хищников, они обладают укороченными передними конечностями и выступающей вперед головой, а равновесие удерживают при помощи толстого хвоста, которым также подают знаки друг другу. Они охотятся на самых крупных травоядных, гигантелоп, — результат еще одного эксперимента — и питаются только сочным, богатым белком мясом.