В древние времена слоны чуть было не исчезли с лица земли. Многие виды (например, атлантический или сирийский слон) перевелись. Другие были обязаны своим спасением лишь таланту веселить публику, которой их номера на арене нравились куда больше гладиаторов. Слоны привлекали и развлекали людей. Так слоны выжили.

Виргилий у себя на арене тоже очень неплохо умел развлекать и привлекать.

На улице Фобур-Сен-Мартен было тихо; свет фонарей прогонял с тротуаров тьму. Все готовились к воскресному семейному ужину. Только скрежет мусоровоза нарушал покой.

Виргилий постучал в дверь квартиры, где жил брат Клары. Кантен открыл; в руке он держал кулинарную лопатку. В воздухе витал запах лука и оливкового масла, с кухни доносилось шипение сковороды. Виргилий представился: он бывший парень Клары, принес ее вещи. Кивнул на коробку (пустую), которую держал под мышкой. Его сердце билось как никогда. Он изображал покинутого любовника Клары, хотя ничего не знал о ней. Это было рискованно. Кантен пригласил его войти.

Открытое окно не помешало запаху еды наполнить квартиру и даже пропитать одежду на вешалке. Кантен потащил его в кухню. Квартира скромная; серые стены, голые лампочки. В гостиной стоял видавший виды раскладной диван, громоздились стопки книг и дисков. Как видно, жизнь бурлила исключительно в кухне, оснащенной куда лучше других помещений. Здесь были ножи, сковородки, кастрюли; здесь были приправы, специи, корзина с блестящими налитыми фруктами и овощами, баночки с миндалем, чищенным грецким орехом, семенами сосновых шишек и сушеными фруктами; на полках — обилие продуктов прекрасного качества, на холодильнике — батарея бутылок с разными растительными маслами. Потолок и стены у газовой плиты разукрашены пятнами жира.

— Так ты, значит, встречался с Кларой, — сказал Кантен, помешивая в сковородке лук.

Виргилий кивнул. Он заметил сеть трещинок на пустой банке из-под варенья, стоявшей на холодильнике.

— Она обещала поужинать со мной, — сказал Кантен. — Думаю, через часик заглянет. Не знаю, что там у вас, но буду рад, если ты останешься. Мод тоже придет.

Присутствие одновременно Мод и Клары обещало интересный вечер. Мод расскажет о своей беседе с Виргилием и наверняка забросает Клару вопросами. То-то будет Кларе сюрприз!

— Спасибо, но, пожалуй, не стоит.

Ему не хотелось вдаваться в подробности — слишком велика опасность, что Кантен его разоблачит, — и Виргилий поспешил сменить тему разговора.

— Я читал твои книги для детей. Мне очень понравилось.

Он не кривил душой. Эти странные сочинения ему понравились.

— Я их побаиваюсь, — сказал Кантен.

Он быстро очистил зубчики чеснока.

— Кого? Детей? — спросил Виргилий.

— Они неизвестно о чем думают, вечно мельтешат и требуют внимания.

Кантен взял нож, деревянную доску и принялся крошить чеснок. Если судить по продуктам, разложенным на столе, Кантен готовил лазанью. Виргилий открыл банку с очищенными помидорами. Кулинар кивнул, дав понять, что оценил эту инициативу, и протянул ему кастрюлю. Виргилий отправил туда помидоры. Он любил это блюдо, которое ублажало не только его вкус, но и разум: в лазаньях он видел результат всемирного заговора. Макароны придумали в Китае, завезли из Америки, лук — из Западной Африки, чеснок — из Египта (рабочие, строившие Гизу, потребляли его в огромном количестве). Виргилий мысленно поблагодарил Кантена за то, что тот завладел разговором и повел его в шутливом тоне. Ему было уютно и тепло.

— Значит, ты не хочешь иметь детей? — спросил Виргилий.

— Почему же, хочу. Я не люблю чужих детей. Я вообще не люблю людей, чего это я должен любить их детей?

— Логично.

Скопление и переплетение запахов — сырых и вареных овощей, мяса, специй — напомнило Виргилию о родителях, о том, как здорово они готовили еду для всей труппы, и о разговорах циркачей за столом. Ему захотелось с ними повидаться. Завтра после работы он сядет в поезд. Зайдет в шапито в конце ужина, накрытого там же, услышит приветственные крики; друзья его родителей бросятся к нему, подбросят в воздух, собаки будут лаять и тереться о его ноги; ему подадут горячий и слишком крепкий кофе. Кантен продолжил:

— Даже в детстве я не любил детей. С тех пор ничего не изменилось. Нас всегда заставляют любить детей, просто какой-то фашизм. Некоторые дети мне нравятся. Но в большинстве своем они никуда не годятся.

Партия, которую исполнял Кантен, пришлась по душе Виргилию. Он словно попал на концерт блюза.

— Я всегда считал, что дети не заслуживают того, чтобы быть детьми. Взрослые нашли бы детству лучшее применение. Дети такие серьезные, такие самоуверенные: из них получились бы отличные взрослые.

Виргилий улыбнулся. Он подумал о детях. Он жалел их за хрупкость и беспомощность. Ему было не по себе от их важности, от их чувства ответственности по отношению к семье и к миру, от того, как часто они рискуют жизнью, бросаясь, не глядя, через дорогу или запихивая в рот разные несъедобные предметы. Но он восхищался их энергией и любопытством.

Для лазаньи нужно много масла. Кантен пассировал ингредиенты в оливковом масле, прежде чем отправить их на сковороду, в которой Виргилий помешивал мясной фарш. У него уже текли слюнки.

— Значит, Клара переехала.

Виргилий сосредоточенно мешал мясо, опустив голову, чтобы не показывать лица, скрыть улыбку актера из погорелого театра.

— Да, — ответил Кантен. — Она живет на Орлеанской набережной, на острове Сен-Луи.

— Не может быть!

— Странно, правда? Она всегда выбирала удивительные кварталы. Ей надоел бульвар Перейр. И я ее понимаю.

— У нее большая квартира?

— Крохотная. Там буквально негде повернуться. Но вид на Сену потрясающий.

Значит, она живет одна, подумал Виргилий.

— Конечно, все вещи она забрать не смогла. Половина осталась у меня в подвале, половина — в подвале у родителей.

Наконец-то Виргилий получил хоть какую-то информацию о Кларе. Ему казалось, что он ее украл или подсмотрел в замочную скважину, что он совершил святотатство. Неприятное ощущение. Все, больше он расспрашивать не станет. Теперь, когда ему ничего не стоило увидеть Клару, — достаточно было задержаться здесь на каких-нибудь полчаса — он осознал всю абсурдность ситуации. Он же не собирался припирать ее к стенке. Он и не думал поразить ее своим внезапным появлением, доказать, что и он парень не промах, что он ее таки поймал и вышел из этой истории победителем. Ему не нужна была дурацкая победа из разряда «не рой другому яму, сам в нее попадешь». Теперь, когда он нашел Клару, осталось одно — исчезнуть из ее жизни. Исчезнуть, не появляясь.

Настала очередь Кантена взять шефство над лазаньей. Он хотел задать один вопрос, но боялся показаться бестактным. Молча вывалил мясо в кастрюльку. Оно заскворчало и выпустило облако пара. Кантен отложил лопатку и раскурил косяк. Потом предложил Виргилию. Тот отказался.

— Почему она бросила тебя? — спросил он, выдыхая дым. — Даже мне ничего не объяснила. Я и не знал, что у вас был роман.

От этих слов у Виргилия сжалось сердце. Он ответил не раздумывая и на редкость откровенно. Глаза у него щипало, но вовсе не от лука.

— Я вел себя неправильно. По отношению к ней и по отношению к себе.

— Я вас вместе никогда не видел и с тобой только что познакомился. Но Клару-то я знаю. По-моему, вы пара хоть куда.

Вот что значит кулинарная дружба! Тот, с кем ты разделил такой интимный опыт, как приготовление пищи, непременно станет близким тебе человеком. Запах марихуаны мешался с ароматом созревающей лазаньи. Виргилий взял бокал вина, который протянул ему Кантен.

— Мне бы хотелось начать все сначала, — сказал Виргилий. — Словно между нами никогда ничего не было.

— Это трудно.

Кантен, должно быть, думал о своей коллекции сердечных ран.

— Знаю. Но можно притвориться.

Он мечтал встретить ее случайно. Они посмотрят какой-нибудь фильм Любича [29]в Латинском квартале, обменяются книгами, погуляют в парке Монсури, выпьют кофе в американском ресторане «Эскалье Каджун», пообедают на Бют-о-Кай, в баскском бистро «У Гладин», и пойдут бродить по Музею эволюции в Ботаническому саду. Надо лишь придумать, как организовать эту случайную встречу. И он обязательно придумает, ничего тут сложного нет. А может, Клара сама позаботится об этом. Он допил вино.