В последовавшей паузе в комнате раздавалось только тяжелое дыхание Паркина. Наконец Паркин произнес:

– Странную вы мне сказку рассказываете. Не пойму, как это все можно связать вместе.

– У вас нет своих соображений на эту тему?

– У меня? Ну конечно, нет! Я в таких делах мало что смыслю. Не мой это профиль.

Они долгое время смотрели друг другу в глаза, и трудно было сказать, кто кого переглядел… Потом Уайклифф встал.

– Вы уходите?

– Не стану мешать вашему обеду, да и мне домой пора, к столу.

Паркин проводил его в холл. Внизу лестницы стояла Гетти.

– Вы стали у нас частым гостем, – резко сказала она.

Уайклифф отметил, что с момента их последней встречи Гетти как-то потеряла свой собранный вид: ее седые волосы были спутаны, в глазах стояло странное, диковатое выражение.

– Я постараюсь беспокоить вас как можно реже, мисс Паркин, – сдержанно ответил Уайклифф.

Майор стоял на пороге дома, пока Уайклифф спускался по тропинке к шоссе.

В машине Уайклифф некоторое время сидел в нерешительности, в потом все-таки запустил двигатель и поехал домой…

Хелен и Рут сидели на кухне, попивая шерри, что означало приближение обеда.

– Мы уже решили было тебя не ждать.

После обеда Уайклифф уселся в кресло с книгой, да так и заснул. Когда он открыл глаза, то подумал, что проспал целый день – в комнате было уже темно; но потом он увидел в окно свинцово-черные тучи, сгустившиеся над устьем реки. Ветер срывал с барашков волн белые клочья. Вскоре ударил проливной дождь, молотя по поверхности моря и по распускающейся зелени в саду; кусты словно придавило этим потоком.

Без четверти четыре. Примерно через час «Манну» начнут буксировать к прибрежной отмели. Интересно, не помешает ли этому погода?

Он нашел своих женщин в комнате у Хелен, они занимались раскройкой платья.

– Я ухожу. Трудно сказать, когда вернусь.

Он надел тяжелый макинтош и непромокаемую рыбацкую шляпу, которой втайне очень гордился. В багажник машины забросил пару резиновых сапог. Всю дорогу до Портеллина шел ливень. Уайклиффа поразило, как всего за пару часов цветущий уголок побережья, словно напрашивающийся на рекламный туристический плакат, превратился в грязно-серую бушующую преисподнюю. Но корабль Канди был на своем посту, у сигнального флажка на буйке, который скакал по волнам, как сумасшедший. Кажется, он разглядел на борту две человеческие фигуры. Даже в бухте, защищенной от океанского прибоя, волнение было очень сильным – стоявшие на рейде корабли болтались, как игрушечные, о каменную набережную разбивались пенные волны.

Он нашел Фостера в рыбацкой дежурке, вместе с пятью-шестью рыбаками.

– Значит, Берт уже там?

– Ага, он там торчит с той самой минуты, как начался прилив – он и Рон Брайс. Видите ли, в такую погодку надо быть очень осторожным, потому что потонувшую яхту ничего не держит теперь, кроме поплавков. Берт закинул на нее трос и через полчасика начнет, наверно, буксировку.

У горловины бухты прилив-отлив давал разницу всего в метр-полтора. Это казалось слишком мало, но Фостер заверил Уайклиффа, что все будет нормально:

– Там, между уступами, самое скверное место, там отмель, но Берт справится, если прилив поможет ему…

Уайклиффа угостили крепчайшим обжигающим чаем без молока. Дождь постепенно затихал, зато ветер усиливался. Один из мужчин сказал:

– Бьюсь об заклад, старину Рона тошнит, как баклана с похмелья; он не выносит стоять на рейде во время приливай.

Все рассмеялись. Видимо, сравнение всех позабавило – наблюдать за прыгающим по волнам кораблем было довольно нудно. Минут через двадцать другой рыбак, всматриваясь в море, проронил:

– Он выбирает трос! Значит, дело пошло!

– Теперь уж недолго осталось, мистер Уайклифф, – подхватил Фостер.

Прошло немного времени, и вот он уже заметил, что корабль все ближе и ближе. Конечно, продвигался он медленно, потому что тащил на тросе «Манну», погруженную под воду, и она здорово тормозила процесс. Но тем не менее расстояние до корабля все уменьшалось, и около шести часов судно наконец оказалось в горловине.

– Они тянут судно на коротком тросе, так что нет риска, что трос зацепится за утесы в горловине, – заметил Фостер.

Пришлось немало поманеврировать, прежде чем яхту доставили на отмель. Потом Канди отстегнул буксировочный трос и, улыбаясь, поднялся по ступенькам на набережную.

– Яхте будет там хорошо, мистер Уайклифф. Ее двойной киль не позволит перевернуться даже при приливе…

Однако Уайклифф понял, что какое-либо проявление восторга с его стороны будет неправильно воспринято, поэтому он удовлетворился пожатием руки и кратким замечанием:

– Отлично!

В половине одиннадцатого в тот же вечер Уайклифф вернулся на набережную. Остов «Манны» был уже почти полностью обнажен приливом. Все еще дул сильный ветер, вода в бухте словно кипела, и не переставая лил дождь. Но «Манна» была надежно укрыта от высокого прибоя на мелководье.

Прибыл сержант Керси, а вслед за ним – полицейский аварийный фургон, на котором везли фонари с генераторами. Фонари включили и направили мощный световой поток в воду. Сильный свет, преломляясь в линзах фонарей, отбрасывал вокруг причудливые тени, и мрак словно еще более сгустился от этого контраста.

– Да, она тут крепко сидит, надежно, – сказал Керси. – Следующий отлив будет завтра в середине дня, тогда будет проще исследовать яхту…

– Мы займемся этим сегодня вечером! – оборвал его Уайклифф.

Палуба «Манны» находилась всего в одном ярде от железной лестницы, спускающейся с набережной в воду, а Рон Брайс сумел залатать пробоину в днище, но спускаться было еще рановато, палубу все еще заливали волны. Нос яхты уже виднелся над водой, так же, как и рубка с системами управления.

Уайклифф стоял с поднятым воротником своего макинтоша и надвинутой поглубже шляпой, словно позабыв о дожде.

– Зачем вам мокнуть? – предложил Керси. – Пойдемте в машину.

Его «форд» был припаркован рядом.

Они в молчании забрались в маленькую машину. Через несколько минут к ним присоединился сержант Смит со своими камерами и трубкой, так что им пришлось опустить стекло для проветривания. В одиннадцать вечера близлежащий бар закрылся, и выходящие посетители разделились на две партии одна отправилась домой спать, а другая потянулась к рыбацкой дежурке, чтобы оттуда понаблюдать за полицейскими манипуляциями с яхтой. Через четверть часа в окошко им постучал Рон Брайс, и полицейские вышли вслед за ним на набережную.

– Вода уже, наверно, вытекла из трюма через кингстон, мистер Уайклифф. Если хотите, я могу спуститься и посмотреть, какие там повреждения…

Брайс слез по железной лестнице и поплюхал по мелководью – здесь оставалось не больше фута илистой воды. С помощью фонарика он изучил днище яхты. Прошло минуты три-четыре, прежде чем он подал голос:

– Я тут ее простучал, гудит, как колокол. Скорее всего, был открыт кингстон. Ну так что, мне подняться на борт и закрыть кингстон?

– А снаружи этого нельзя сделать?

– Можно и так, но проще подняться на борт и перекрыть клапан.

– Я бы предпочел, чтобы вы сделали это снаружи.

Уайклифф спустился по лестнице и взобрался на палубу накренившейся яхты. Все здесь было покрыто скользким слоем жижи. Если не считать этого и резкого запаха водорослей, все на яхте казалось на удивление в порядке…

На двери рубки была медная защелка, которая легко поддалась от легкого нажатия кончиком пальца. Он не хотел испортить отпечатки пальцев, которые могли тут остаться, выдержав погружение в воду. У дальнего от набережной борта две ступеньки вели вниз, в кают-компанию.

Эта дверь отодвинулась так же легко, как и в рубке. Свет от прожекторов с трудом пробивался сквозь мутные иллюминаторы, но все-таки кое-что было видно. Подушки и одеяла мокрыми кучами сбились под столом и на столе. Дверцы шкафчиков были распахнуты, посуда, банки пива, спасательные жилеты и книжки карманного формата вперемешку валялись на полу.