Многого в этом большом желтом доме я так и не увидела. Я успела заметить, что кухня напичкана разными электрическими приборами. Огромный холодильник внушал мне страх, потому что гудел и издавал странные звуки. Здесь также стояла большая серебристая рисо- варка. Громкий писк, который она издавала, когда рис был готов, пугал меня каждый раз. В доме было множество лестниц, дверей и спален.

На второй день мне разрешили спать на полу в комнате сестры Зиты. Там было намного приятнее и далеко не так холодно, как в каморке. Утром я заглянула в гостиную через открытую дверь. В ней стояло множество коричневых шкафов, комодов, — кожаных диванов, а на полу лежал красивый пестрый ковер. Гардины из светло-оранжевого шелка свисали с окон до самого пола. В одном углу были нагромождены все свадебные подарки: золотые украшения, хрустальные вазы, телевизор, кресло, музыкальная установка, кастрюли, горшки, множество коробок и пакетов.

Кроме того, молодожены получили в подарок мопед и камалари для домашней работы.

В первые дни я всего лишь один раз вышла за пределы усадьбы. Хозяева послали нас на рынок, находившийся через две улицы отсюда, купить салат и кориандр. За это они каждой из нас дали по двадцать рупий [5]. Огромные деньги для маленькой девочки. Я очень гордилась своим первым самостоятельным заработком.

Через пару дней путешествие для меня продолжилось. Гома осталась в Гхорахи. Зита, ее дети, ее брат, пара других родственников и я снова сели в автобус. В этот раз мы направлялись в Катманду.

Я сейчас лишь слабо помню ту десятичасовую ночную поездку. Помню лишь, что в автобусе было очень холодно. К счастью, я сидела рядом с Паийей, дочерью Зиты, и другой женщиной, так что мы согревали друг друга.

Я пыталась представить себе Катманду, столицу нашей страны. До сих пор я слышала лишь то, что рассказывали в деревне, потому что из моей семьи никто и никогда еще не был там. Говорили, что это очень большой город. Значит, еще больше, чем Ламахи и Гхорахи. Я слышала, что там работает и живет очень много людей. Что там ездят тысячи машин и там можно купить все, даже золотые статуи Будды и телевизоры, такие большие, как дома.

Неужели и правда там горы касаются неба? Какой будет моя дальнейшая жизнь? Сдержат ли богатые люди свое обещание и позволят ли мне ходить в школу? Где я буду жить? Будет ли дом таким же большим, как дом в Гхорахи? Что будет со мной? И когда я снова увижу свою семью?

Когда мы наконец приехали в Катманду, уже светало. Город был окутан плотной пеленой серого тумана. Фары машин в дымке были похожи на глаза огромных чудовищ.

Я еще никогда не видела такого множества автобусов, фар, прожекторов, фонарей, машин, грузовиков, мопедов, домов и людей одновременно. На автовокзале царил сплошной хаос. Люди со своими узлами и пакетами пробирались сквозь толпу на улицу. Мужчины сбрасывали сумки и чемоданы с крыш автобусов. Люди кричали друг другу какие-то слова, которых я не понимала. Я чувствовала себя маленькой песчинкой и прижималась к Зите, потому что боялась, что могу потеряться в этой давке.

Кроме того, меня охватил ледяной холод. Большинство людей были одеты в куртки с капюшонами, прочную обувь, на головах у них были шапки. Люди из нашей деревни предупреждали меня, что зима в Катманду очень суровая. Но такого холода мне еще никогда в жизни не приходилось ощущать. От моего дыхания образовывались целые облака пара. Мои зубы стучали, а босые ноги совершенно онемели.

Наконец Зита собрала весь свой багаж.

— Давай, иди со мной, — коротко потребовала она.

Я надеялась, что нам не придется идти далеко. Когда Зита остановилась перед одним из такси и открыла дверь, я была счастлива. Постепенно мои ноги и руки согрелись. Я протерла маленькую дырочку во льду, покрывавшем окно, и с удивлением рассматривала все вокруг: дома казались мне высокими, словно башни, и во всех окнах горел свет. Даже сейчас, ранним утром, на улице было множество людей. Я вспомнила Манпур, где как раз начинался новый день. Моя семья сейчас, наверное, сидит вокруг огня, кукарекают петухи, скрипит водокачающий насос и мычат буйволы.

Здесь же были только машины, улицы и дома, насколько можно было окинуть взглядом. Все было серым и коричневым, нигде не было деревьев. Воняло выхлопными газами, вокруг было очень шумно. Из-за постоянных автомобильных гудков и рева моторов невозможно было, услышать ни пения птиц, ни криков животных. Мне стало очень грустно. От тоски по дому у меня встал комок в горле, и эта тоска железным кольцом сжала мое сердце.

Такси остановилось перед большим зданием с множеством квартир. Здесь был даже лифт. Я нерешительно вошла вслед за Зитой и ее детьми в маленькое, размером с ящик, помещение лифта с зеркалом на стене и вздрогнула от испуга, когда за нами автоматически закрылись двери. «Мы попались в этот ящик как в ловушку!» — пронеслось у меня в голове. Затем этот ящик начал двигаться. Паийя и Мохан, дети Зиты, рассмеялись при виде моего испуганного лица.

— Посмотри, эта деревенская девчонка еще никогда не ездила в лифте!

Я обрадовалась, когда двери открылись снова. Дети подбежали к двери в квартиру и позвонили.

— Мы привезли с собой служанку! — взволнованно закричали они, когда их бабушка открыла им двери.

— Ах, вот и прекрасно, — обрадовалась она. — А как тебя зовут?

— Урмила, — сказала я и робко осмотрелась по сторонам.

— Ты хочешь есть, Урмила? — спросила меня пожилая женщина.

— Альми, немножко, — призналась я.

Она принесла мне стакан молока и кексы. Я обрадовалась и подумала, что попала в очень милую семью. Когда я спросила, где можно помыть стакан, Зита ответила:

— Сейчас тебе не надо этого делать. Ты, конечно, устала после долгой поездки.

Затем она показала мне квартиру: сначала кухню с газовой плитой и холодильником, затем гостиную, в которой стоял коричневый диван и обеденный стол, и, наконец, террасу, балкон и ванную, где была водопроводная вода и туалет со смывом. И везде горели лампы — сразу по несколько в каждой комнате. Для меня все это было совершенно новым. Я только молча кивала и надеялась, что скоро научусь обращаться со всем этим.

В деревне у моих родителей и у моей сестры в хижинах вообще не было мебели. Мы сидели на корточках на полу или на маленьких круглых корзинках и спали на циновке. Наша одежда, которой было не так много, была развешана на палках, а рис хранился в большом глиняном горшке. Лишь снаружи перед дверью, возвышаясь над землей, располагался деревянный каркас, обтянутый шнуром, служивший нам днем одновременно и стулом, и кроватью, поскольку находился вне досягаемости крыс, скорпионов и жуков.

Телевизора я тоже никогда не видела, хотя слышала, что такие ящики, показывающие картинки, существуют. Люди в деревне рассказывали, что в нем можно увидеть движущиеся изображения, поющих и танцующих людей, футбольные игры и игры в гольф. Однако я поверила в это лишь тогда, когда увидела телевизор собственными глазами.

И в самом конце она показала мне место, где я должна была спать, — на полу в комнате бабушки.

Двенадцать человек жили тогда в той квартире в Катманду: Зита со своими двумя детьми, ее брат с женой и их детьми, ее зять с женой и детьми, а также свекровь Зиты. Я была номером 13.

Я должна была обращаться к ним с высочайшим уважением, как раньше обращались служанки к своим хозяевам. Зиту я должна была называть махарани, а ее детей — принц и принцесса. Зато они часто называли меня не по имени, а просто тхаруни, что означает не что иное, как «приблудная девчонка из племени тхару».

Махарани Зита показала мне дорогу на рынок, где я должна была покупать продукты, и водокачающий насос, откуда я должна была носить воду, потому что в Катманду тогда часто бывали проблемы с подачей воды. Совсем рядом находился белый дворец с огромным зеленый парком. «Это индийское посольство», — сообщила мне Зита.