В 1998 году я побывала в Непале. Организация Plan International предложила мне принять участие в программе помощи детям, которую данная организация проводила в этой бедной стране, и посмотреть, как приходится бороться против политики, коррупции и зачастую даже против необразованности, граничащей с суевериями.

Меня сопровождал мой сын Лука. Ему тогда как раз исполнилось девятнадцать лет, и у нас было нелегкое время — и у него, и у меня. Каждое жизненное испытание он воспринимал как придирки своих родителей и всячески противился этому. Половое созревание, налетевшее на него внезапно, словно болезнь, и заставшее врасплох и его, и меня в равной степени, уже утихало. Но у него пока еще не было никакой жизненной цели и своей личной позиции. Наше совместное маленькое путешествие сблизило нас и пошло нам обоим на пользу.

Уже по пути из аэропорта к гостинице в Катманду, когда наше такси скакало по дорожным выбоинам метровой глубины, мы заметили, что по обочине дороги медленно перемещаются огромные вязанки дров. На ходу мы не сразу смогли понять, что под этими высокими связками поленьев находятся люди. Согбенные маленькие тела, маленькие девочки, автоматически делавшие шаг за шагом, покачиваясь, но не останавливаясь и не отдыхая.

Это было первое впечатление, поразившее меня отношением к маленьким девочкам в Непале.

Мы переночевали в Катманду. Гостиница была довольно простой, но проживающих там баловали заботой и гостеприимством. Внутри была спокойная, гармоничная атмосфера, и почти забывался хаос на улицах, среди которого мы добирались из аэропорта: люди и домашние животные на проезжей части; разваливающиеся на запчасти громыхающие такси с людьми на подножках, которым уже не удалось протиснуться внутрь; беспрерывно сигналящие древние американские лимузины, несущиеся по разбитому дорожному покрытию, — и все это в оглушительном шуме.

На следующий день мы побывали в маленьком горном селении, которое находилось совсем рядом с Катманду, но, как мне показалось, будто совершенно в ином мире. Мы посетили местную школу.

Там меня познакомили с двумя детьми, которым уже подыскали крестных родителей за рубежом. Мы хотели проверить, как обстоят дела у этих детей, а заодно воспользоваться возможностью и подобрать потенциальных крестных родителей также и для других детей. У «наших» детей все было хорошо. Они просто засияли, когда увидели нас. Их крестные родители намеревались и дальше заботиться об их образовании, будь то учеба в высшем учебном заведении или приобретение ремесленной профессии. Матерям этих детей они подарили швейные машинки, чтобы те имели возможность подрабатывать.

Во время путешествия нас сопровождала небольшая съемочная группа.

Школа состояла из одного-единственного маленького помещения. В нем были окна, но без стекол. Дети восторженно приветствовали нас, и вскоре возник такой хаос, что учитель в конце концов перестал взывать к соблюдению строгой школьной дисциплины.

Оказалось, что в школе мальчиков больше, чем девочек. Мальчики вели себя уверенно, были веселыми и озорными. Они хорошо смотрелись в своих школьных формах, хотя уже изрядно поношенных и залатанных. Девочки больше держались позади, робко и смущенно улыбались, крепко прижимая к себе потрепанные школьные учебники. Все они были очень худыми, эти маленькие девочки в дырявых платьицах, заношенных до такой степени, что ткань просвечивалась почти насквозь.

Мы привезли с собой небольшие подарки: тетради, карандаши, краски для рисования. Восторгу детей не было предела!

У моего сына на глаза навернулись слезы. Он начал что-то понимать, начал задумываться. Немного позже он уехал на год во Вьетнам, где занимался социальной работой, и вернулся оттуда уже совершенно взрослым человеком.

В тот день нашей делегации разрешили присутствовать на уроке в школе. Все дети очень старались, и, как позже объяснил нам учитель, не только потому, что мы находились в классе.

— Они хотят учиться, — сказал он. — Они знают, что только благодаря образованию у них будет шанс улучшить свою будущую жизнь. Особенно хорошо знают это те немногие девочки, которые есть в моем классе.

Он добавил, что дети также хотят показать своим родителям, насколько они благодарны им за то, что те вообще позволили им ходить в школу, так как для многих девочек в Непале это является далеко не самым обычным делом.

После окончания занятий мы проводили нескольких детей. Перед тем как отправиться домой, а это в основном неблизкий путь, девочки сбегали в расположенный напротив школы маленький продовольственный магазин. Я даже не сразу поняла, что это магазин — настолько поржавевшим и ветхим был этот маленький киоск. Оттуда девочки вышли с сетками, наполненными канистрами с водой и пакетами с продуктами. Они тащили все это домой на своих плечах, практически исчезнув под величиной и тяжестью груза.

Когда они наконец добрались домой, их младшие и старшие братья-школьники были уже там — ведь они не были загружены тяжелой ношей, а несли только маленькие школьные ранцы.

Каждый день в Непале мы посещали разные деревни, расположенные высоко в Гималайских горах.

В нашем маленьком отеле во время нашего проживания там как раз велись строительные работы: гостиница расширялась, потому что с каждым годом увеличивалось количество приезжих европейцев, желающих путешествовать по горам. С утра до вечера на стройку женщины носили кирпичи, укладывая их высокими штабелями на головах, а обратно несли корзины со строительным мусором. Мужчины же лишь выполняли функции надзирателей и распорядителей. Походка женщин, несущих метровые башни кирпичей на своих головах, была прямой и красивой, но насколько ужасными должны были быть последствия этого для их позвоночников и всей костной системы?!

В одной небольшой деревне, расположенной рядом с индийской границей, мне довелось присутствовать на общем собрании всех жителей, на котором они должны были принять решение по поводу денег, собранных в качестве пожертвований. Староста деревни нарисовал палкой на песчаной пыльной почве очертания деревни и каждый дом в отдельности. Каждый житель должен был выйти вперед и подтвердить свое присутствие, поставив крестик перед своим нарисованным домом.

Напротив меня сидела молодая женщина. Ее самый старший сын, лет десяти на вид, стоял позади нее. На нем была чистая и опрятная одежда. Его младший брат, приблизительно трехлетнего возраста, хорошо упитанный и одетый, бегал вокруг, но все время возвращался к матери и прислонялся головой к ее плечу. К груди женщина прижимала младенца. И еще там была маленькая девочка. Красивая девочка, тоже ребенок этой женщины. Волосы девочки были в пыли, она была одета в рваную футболку. На ней ничего больше не было, даже трусиков. И никакой обуви. Мать постоянно посылала ее догонять младшего брата и приводить поближе к ней. Периодически мать совала ей в руки орущего младенца, чтобы та успокоила его. Этой маленькой девочке не доставалось никакого, даже самого маленького подтверждения любви к ней, никто не гладил ее по грязным волосам, никто не держал ее за ручку, никто не обнимал ее. Ничего такого.

Эту картину я не забыла.

Затем деревенская община приняла решение, что над речкой, которая зимой превращается в бурный поток, нужно построить подвесной мост, чтобы дети зимой тоже могли ходить в школу.

Но эту маленькую девочку никто ни в какую школу, разумеется, не отпустит.

Конечно, у меня возникло много, очень много вопросов во время этой незабываемой поездки по Непалу. Прежде всего меня интересовало, почему получается так, что матери сознательно халатно относятся к своим дочерям, дают им меньше шансов в жизни, чем мальчикам, и нагружают их сверх меры работой и ответственностью?

Ответ поразительно прост: потому что так было всегда. Потому что их судьба была также судьбой их матерей и они воспринимали это как нечто само собой разумеющееся, а теперь, в знак женской солидарности, они ожидают того же от своих дочерей. И дочери лишь в редчайших случаях восстают против уклада жизни матерей. Они видят, что живут в патриархальном обществе, пусть даже не могут это так сформулировать. Они видят, что отец бьет мать, если она возражает ему. Они видят, что мать ничего не делает против этого и ничего не может сделать. Они видят, что общество хочет сохранить эту систему двух классов, причем любой ценой. Даже ценой унижения их собственных дочерей.