…кто вы и что вы хо…

Я быстро соорудил из бельевого шнура удавку, стремительным движением накинул петлю на голову мистеру Бойлу, туго затянул и рывком стащил его со стула на пол. Потянув один раз, я поставил его на колени, потянув еще два, заставил подползти к блокноту и карандашам.

Первой картинкой, которую он нарисовал, был спичечный человечек, подписанный «Дерек Бойл», стоящий рядом со вторым человечком, безымянным. Над ним он нарисовал знак вопроса.

Меня зовут Грегори Линн, сказал я. Сирота, холостяк, с четырех с половиной лет – единственный ребенок в семье. У меня один карий глаз и один зеленый. Скажите, сэр, имеется этому какое-нибудь научное объяснение? Что-нибудь из области пигментации? Или генетики?

Линн. Из-за затянутой на горле петли он хрипел. Я велел ему написать над спичечным анонимом мое имя.

Два Н. Л – И – два Н.

Он, насколько позволила удавка, поднял голову и вгляделся мне в лицо.

Ты, прохрипел он.

(Я улыбнулся.)Я.

В дверь забарабанили, принялись дергать за ручку. Разумеется, безрезультатно. Громкий голос:

Откройте, охрана!

Я привязал мистера Бойла за поводок к ножке стола и подошел к двери. Объяснил обладателю громкого голоса, что располагаю возможностями и желаниемпрекратить физическое существование мистера Бойла и сделаю это без малейших колебаний в случае первой же попытки ворваться в кабинет силой. В принципе все это я мог бы объяснить с помощью куда меньшего количества слов – меньшего количества букв. Голос, первоначально грозный и требовательный, сразу стал намного спокойнее. Сказал: понимаю, но, что бы вы ни делали, не принимайте поспешных решений. Я заверил его, что ни за что не стану совершать необдуманных действий. Через короткий промежуток времени раздался другой голос: отрекомендовавшийся директором, более мягкий, успокаивающий, заботливый. Голос взрослого, разговаривающего с маленьким ребенком. Ему я велел проваливать.

В ту последнюю ночь, когда голова у нее болела сильнее всего, Дженис проснулась с плачем. Мама принесла аспирин, растворенный в стакане воды, и сидела возле нее, поглаживая ей лоб влажной тряпочкой и шепотом уговаривая успокоиться, потому что папе рано на работу. Дженис жаловалась, что все вокруг какое-то мутное, странное; все тело у нее горело. Мама сказала: если к утру лучше не станет, позвоню доктору – пусть скажет, как это лечить. Когда мама ушла, я тихонько выскользнул из своей кроватки и перебрался к Дженис. От нее пахло тряпочкой и горячими простынями, ее волосы щекотали меня по лицу. Она сказала, что у меня холодные ноги, а локти и коленки острые, как у шкилетика,и пусть я ее не щекочу и не смешу, потому что у нее голова раскалывается.

Утром Дженис стало лучше, она даже захотела поиграть в раскраски. Именно в тот день я нарисовал ей кошачью мордочку.

Бойлеанский факт:

Химические соединения отличаются друг от друга не только составом, но и пропорциональным соотношением элементов. Так, например, в двуокисиуглерода кислорода содержится в два раза больше, чем в одноокисиуглерода. При этом соотношение элементов всегда одинаково – это называется законом постоянства состава.

Эту фразу мы записали в тетради, рядом с рисунками, изображающими состав наиболее известных химических соединений. Из нее я вывел собственную теорию – теорию фатальных диспропорции,согласно которой обычно безобидные или даже жизненно важные химические элементы могут становиться опасными для жизни. Вот, скажем, кислород. Он нам нужен: мы его вдыхаем, кровь переносит его из легких в мозг, и тогда мы живем. Но в соединении с углеродом – в определенной пропорции – кислород образует одноокись углерода, которая для нас вредна: если ее вдохнуть, кровь перенесет ее из легких в мозг, и мы умрем. Или, например, вода. Мы ее пьем – но можем в ней и утонуть. Мне тогда было тринадцать лет. Я поднял руку, дождался от мистера Бойла разрешения говорить и сформулировал свою теорию. Когда я закончил, он уставился на меня сквозь очки.

Каков же вывод?

В этом вашем законе, как его там?

Постоянства состава.

В нем нет постоянства. Правда же, сэр?

(Улыбка.)Н ₂0 есть Н ₂0, Грегори, уверяю тебя – хоть пей ее, хоть тони в ней.

(Общий хохот.)

Нет, вы не понимаете…

Извините, я всего лишь скромный учитель, но я стараюсь изо всех сил.

Я имею в виду не сам состав, а то, как…

Продолжайте, продолжайте.

То, как вещества – одно вещество, я имею в виду – может быть одно и то же, но в то же время другое.

Снова улыбка, и возня с накрахмаленной белой манжетой, ровно на сантиметр высовывающейся из рукава костюма. Средним суставом указательного пальца правой руки мистер Бойл поправил очки на переносице. Понимаю, сказал он, одно и то же – идругое. (Пауза, чтобы переждать смешки.)А имеет ли эта, э-э, одинаковость и одновременное различие химическое выражение? Согласно твоей теории?

Я промолчал.

Или, может быть, все-таки химические элементы, входящие в состав воды, остаются неизменными, а вся разница заключается в том, что в случае – скажем так – питья вода попадает в человека, в то время как в случае утопания, наоборот, человек попадает в воду? А?

(Глаза в пол, невнятно.)Да, сэр.

Что же, Грегори, как только министерство образования введет экзамены по прописным истинам, я внесу тебя в список первым.

Химией занимаются ученые, специалисты по строению и поведению органических и неорганических веществ, люди, изобретающие синтетические материалы, воспроизводящие материалы натуральные, алхимики, превращающие нечто обыкновенное в нечто драгоценное.

Химией занимаются также фармацевты, аптекари, люди, которые готовят и выдают лекарства, выписанные доктором. Работники учреждения, торгующего зубной пастой, прокладками и туалетной бумагой.

Снаружи, по ту сторону запертой и забаррикадированной двери, находились директор, школьная охрана, полиция (надо думать, вооруженная), работники «скорой помощи». Взрослые, занятые люди. Люди определенного социального статуса. Все они были снаружи из-за меня. За закрытыми окнами, внизу, звучали беспокойные голоса, суетливые шаги, эхом отдававшиеся от асфальтового покрытия спортплощадки. Я представлял себе, как эвакуируют школу, спешно прекращают занятия и отсылают учеников по домам – или как минимум отводят за наскоро повешенную бело-синюю ленту оцепления. К этому времени они, скорее всего, уже уведомили прессу, газеты, радио, телевидение, и на школу отовсюду, со всех удобных точек нацеливаются теле– и фотокамеры. После часа бесплодных попыток вовлечь меня в беседу вещавший из-за двери полицейский уступил место другому, судя по голосу, более пожилому сотруднику. Мужчине. Опять вежливость, сочувствие, сердечность; вразумительный, спокойный голос, наводящий на мысли об автомобиле, медленно едущем по мокрому гравию. Его я полностью проигнорировал.

Мистер Бойл, с кляпом из собственного галстука во рту, почти уже выучился вести себя прилично. Короткая стрижка – из тех волос, что у него еще остались – шла ему гораздо больше, хотя, безусловно, столовый нож не лучший инструмент для парикмахера. Впрочем, если на голове мистера Бойла и появились ссадины с проплешинами, то в этом ему следовало винить собственную несговорчивость и неусидчивость, а не отсутствие у меня соответствующих навыков. К несчастью, в процессе стрижки мистер Бойл лишился очков: они упали на пол и были раздавлены ногой (его, не моей).

Моя мама была парикмахером, сообщил я. Стилистом.

Мистер Бойл, крепко привязанный к стулу, тяжело дышал через нос. Он сидел босой, в закатанных брюках. И. куда бы я ни пошел, не сводил с меня глаз, лаже если для этого ему приходилось вертеть головой – точнее, всей верхней частью туловища.