Судя по всему, она всерьез приняла мои слова. Я на секунду представил себе лицо Хетгеса, если мне действительно придется просить его арестовать женщину, против которой у меня не было никаких улик. Чтобы подбить его на такой шаг, надо придумать вескую причину.

— Давай пойдем куда-нибудь, где сможем остаться наедине и откуда можно наблюдать за входом в здание.

— Наблюдать за входом?

— Ну да, откуда можно видеть входную дверь.

Лейла указала вглубь темного коридора.

— Вон там — комната для гостей.

Комната для посетителей смахивала скорее на камеру, забитую рухлядью, которая была намертво прибита толстенными гвоздями и привинчена мощными шурупами к полу и стенам. Ржавые металлические стулья с торчащей из сиденья поролоновой набивкой, столы, служившие разве что для раздавливания окурков или метания ножей и испещренные надписями типа «старая жопа»… Еще здесь стояли торшер без лампочки и пустая полка, тоже привинченные к полу. Ничего нельзя было сдвинуть с места. Когда я попытался открыть окно, чтобы проветрить помещение от едкого запаха дезинфекции, Лейла меня остановила.

— Не надо.

— Почему?

— Так сказал директор.

— Но почему нельзя проветрить помещение, если здесь так воняет?

Лейла пожала плечами.

— Не знаю. Можно украсть окно.

— Украсть окно? — повторил я, рассматривая потрескавшуюся краску гнойно-желтого цвета на оконной раме. — Ладно, давай быстренько все обсудим.

Я внимательно посмотрел на Лейлу. Скрестив руки на груди и опершись о стену, она невозмутимо, как перед приходом Грегора, сидела в нескольких метрах от меня. Мы оба не знали, с чего начать. Собственно говоря, я выманил сюда девчонку, чтобы потом остаться наедине с фрау Шмитцбауэр и выспросить ее. Лейла же, по-видимому, согласилась пойти со мной только для того, чтобы быть уверенной, что я не буду звонить в полицию. Благодаря припадку ревности со стороны Шмитцбауэр я, кажется, догадался о том, какую роль играла Лейла во всей этой истории. Короткий доверительный разговор с девочкой, думал я, и она спокойно уйдет к себе.

— Твоя мать тоже работает на Аренса? Поэтому ты не хотела, чтобы я вызывал полицию, так?

Она кивнула.

— Но она не хочет работать на Аренса. Он ее принуждает, как и других, работать на него? Так?

Она снова кивнула.

— Хорошо. Чтобы между нами была полная ясность, хочу сказать тебе, что я вовсе не собирался звать полицию. Просто хотел припугнуть.

Я ждал, что она поймет меня, и мы расстанемся. Но вместо этого Лейла, сунув руки в карманы штанов, стала медленно расхаживать по комнате, косо поглядывая на меня, будто я сделал ей гнусное предложение. Только сейчас я понял, что она далеко не ребенок. Там, в секретариате, я видел лишь темные круги под ее глазами, коросту на подбородке, грязные нечесаные волосы и слышал ее дерзости. Сейчас я мог внимательнее рассмотреть лицо Лейлы. Оно было не слишком узким и не слишком широким. Огромные темные «базедовы» глаза, крупный нос с небольшой горбинкой, яркие губы, похожие на надувные резиновые подушки. Своими длинными ногами девочка вышагивала так, что невозможно было понять, сознательно она это делает, желая возбудить мужчину, или нет.

Мне вдруг стало ясно, что я не первый взрослый мужчина, который вызволяет ее из затруднительной ситуации или оказывает другую услугу, за что ей уже приходилось расплачиваться в столь же укромном месте.

— В чем дело, Лейла? — подчеркнуто громко спросил я ее. — Прекрати тут мелькать. Мы с тобой все обсудили. Иди в свою комнату и жди возвращения матери. Обещаю, что со следующей недели ее никто не посмеет принуждать работать на Аренса.

Она остановилась.

— Частный детектив?

— Я? Да, ты же слышала.

— Сколько?

— Что «сколько»?

— Сколько ты стоишь?

— Сколько я стою?

Надо отдать ей должное: затягивать разговор она умела.

— Да. Сколько тебе надо платить за день? Ты должен найти мою мать. Я могу заплатить.

Пока я размышлял, как мне реагировать на ее смехотворную браваду, где-то хлопнули двери. Я повернулся к окну. Директор, подумал я сначала (не воровать окна, столы и двери). Но потом понял, что это был стук открывшейся дверцы машины. Прямо перед входом стоял черный «мерседес». Надежда, что приехал посланный Аренсом врач, не оправдалась. От машины к двери шли два человека, широко расставляя ноги и предвкушая скорую расправу. Это были мои старые знакомые: один — специалист по битью по коленным чашечкам, другой — тот самый, который потерял счет замоченным им туркам. Что делать? Первая мысль была отскочить от окна, схватить Лейлу и потащить к выходу.

— Быстро беги отсюда, — зашипел я. — С такими типами шутки плохи…

— Я в этом доме не останусь.

— Что?!

— Я не могу остаться в этом доме. Грегор знает, что мы… — Она показала рукой между нами. — …Что мы говорили. Он меня убьет!

— Слушай меня, Лейла…

— Нечего мне тебя слушать. Найди мою мать. Я помогу. Ты частный детектив. Я могу заплатить!

Мы впились друг в друга глазами, полными ненависти. Еще немного, и громилам нечего будет делать: мы сами испепелим друг друга взглядами. Шаги по коридору становились все слышнее. Я отдернул Лейлу от двери и дал ей знак, чтобы она затихла. Когда шаги стали удаляться, я прошептал:

— Ладно, я возьму тебя с собой, но только на первое время. Сейчас спокойно идем к моей машине. Спокойно, не бегом, понятно, а потом…

— А деньги? Я же сказала, что у меня есть чем платить.

— О господи, да замолчишь ты, наконец? Сколько можно талдычить про деньги? — прикрикнул я на нее. — Ты не в состоянии заплатить столько, сколько я беру с клиентов. Я же не фантик от конфеты, понятно? Забудь про деньги.

Наступила неловкая пауза. Я вдруг подумал, что вряд ли девочка знает, что такое «фантик», однако по ее взгляду понял, что она догадывалась, что это такое. Удивление же Лейлы, видимо, объяснялось тем, что ее сверстницы занимались всем, чем угодно, только не коллекционированием фантиков.

— Но я, — она ударила себя по груди, — могу. — Она настаивала, повторяла одно и то же. — Я могу заплатить. У меня есть деньги. Много денег! — Лейла снова хлопнула по груди, и мне показалось, что я говорю с албанцем или каким-то другим главарем средиземноморской банды. — Я хочу, чтобы ты нашел мою мать.

Она ждала моего ответа, и я кивнул.

— Ладно, — вздохнул я. — Где деньги?

— В моей комнате. Я сбегаю за ними и принесу видео.

— Видео?

— Покажу тебе мать, — нетерпеливо пояснила она. — Ты кто, частный детектив или…

По ее губам я понял, что она произнесла слово «говно». Еще немного, и я бы влепил ей пощечину.

— Все, беги скорее. Жду пять минут. Придешь, вместе уходим, а не придешь, уйду один.

— Что?! Что значит — приду или не приду? — заорала она. — Я там сижу и говорю со Шмитцбауэр о матери. Потом приходишь ты и устраиваешь скандал с Грегором. Чтобы никаких «придешь, не придешь»! Думаешь, я потаскушка какая-нибудь?

Боже, кто научил ее таким словечкам? От удивления я только раскрыл рот. Пришлось выдержать еще один взгляд этой негодницы, который означал: «Ты втравил меня в эту историю, вот и вытаскивай из нее». Потом она исчезла.

Я закурил сигарету, отплевываясь от дыма. Ну и клиентку я приобрел!

В следующий момент началось то, чего я больше всего боялся: захлопали двери, в коридоре загремели шаги, послышались дикие выкрики: «Они не могли далеко уйти», «Эта свинья от меня не уйдет», «Эй, какашка, мы здесь».

Они действительно были совсем рядом. Путь в коридор отрезан, а другого способа выйти из этого помещения нет. После тщетной попытки оторвать один из стульев от пола, чтобы разбить им окно, я оставил его в покое. Высота подоконника была не больше метра. Я натянул на голову пиджак, рукавами обмотал руки и, еще раз прислушавшись к приближающимся в коридоре шагам, взял разбег, выдвинул вперед плечо и ринулся на стекло.

Все продолжалось не более трех секунд: грохот, стук разбитого стекла, приземление на живот — лицом в грязь. Где-то рядом я услышал крики: «Быстрее сюда, он здесь» — и отполз на животе за багажник «мерседеса».