— Ты только посмотри, куда он пополз!

— Наш какашка настоящий Джеймс Бонд.

— Джеймс Бонд не оставляет за собой следов. Эй, какашка, не замарай нашу тачку.

— Эй, ты! Вылезай оттуда, спокойно потолкуем!

Из-за колеса машины я видел, как в проеме разбитого окна скалятся два типа. Их правые руки скрывал подоконник. Что они в них держали, было нетрудно догадаться.

Мне надо было выяснить, возможен ли мирный вариант. Не исключено, что Аренс послал их, чтобы договориться и купить меня. Стрельба была ему ни к чему. Стянув с себя измазанный грязью пиджак, я высунул его из-за колеса. Нет, мирный вариант исключался. То, что еще недавно служило мне одеждой, оказалось за считанные секунды продырявленной насквозь тряпкой, которая валялась на земле, наглядно демонстрируя, что именно бандиты понимали под «спокойно потолкуем».

Я поднял голову и понял, что из-за машины мне уже не выйти. Из окна открывался хороший обзор всей площадки перед домом. «Мерседес» был единственным укрытием, а после того, как я в панике расстрелял всю обойму в Грегора, в пистолете не осталось ни одной пули. Но парни этого не знали и явно не желали портить выстрелами свою новехонькую машину.

Я прополз вдоль защищенной стороны машины к дверце, которая была слегка приоткрыта, надеясь, что ключи там. Ползя на животе, я успел крикнуть:

— Вы же сказали, что хотите спокойно потолковать! Что-то не похоже на спокойный разговор! А мой пиджак! Пропал любимый пиджак, если вы вообще знаете, что такое пиджак.

— Эй ты, какашка, кончай болтать!

Я добрался до дверцы и увидел заламинированный портрет хорватского президента на болтающемся брелоке ключа зажигания.

Машина стояла примерно в трех метрах от входа в здание. Распашная дверь и коридор, ведущий от нее внутрь, казались мне чуть шире габаритов капота.

— В гробу мы видели твое поганое тряпье.

Входную дверь от комнаты для посетителей отделяли около десяти метров. Чтобы добежать до входа, им понадобятся три-четыре секунды, если не меньше. Правда, они могут выпрыгнуть из окна — тогда мне останется только отбиваться комьями грязи.

— Эй, парни, что дальше?

— Я же сказал, спокойно потолкуем.

— О чем?

Я осторожно дополз до водительского сиденья. Автоматическое управление.

— О том, что дальше делать.

Мне показалось, что кто-то из них тихо прыснул. Эти типы вели себя чертовски высокомерно, чувствуя свое превосходство. Если бы я начал пресмыкаться перед ними, клянчить, это бы лишний раз подтвердило их превосходство. Это был мой шанс.

— Вы серьезно?

— Серьезнее не бывает.

— Я хочу спокойно поговорить с Аренсом.

— С Аренсом? Почему нет? Можем к нему съездить.

Снова хихиканье.

— Но с одним условием.

— С каким еще условием?

— Что с этой минуты все будет тихо-мирно.

— Так и будет. Честное слово.

— О’кей. Тогда предлагаю встретиться у входа, без оружия.

Наступила пауза, один откашлялся, потом раздался голос того, кто только что говорил со мной.

— А почему бы тебе просто не вылезти из-за машины? Мы же договорились, что с этой минуты все будет тихо-мирно.

— Хочу убедиться в ваших мирных намерениях. Тогда мы будем на равных, и я буду видеть, где ваши пушки.

Я на секунду смолк, а потом продолжил в более примирительном тоне:

— Послушайте, парни, мне порядком надоела вся эта стрельба. Вообще-то моя работа — искать пропавших собачек и сбежавших мужей. Если честно, хочется поскорее покончить с этим делом. Предлагаю сесть вместе с Аренсом за стол и обсудить наши дела. У меня, кстати, есть информация, которая его заинтересует: об албанце и о планах полиции. У нас в Турции есть поговорка: «Если ты испачкал чей-то ковер, то должен настричь шерсти со своих баранов, чтобы хватило на новый». Понятно?

— Хорошая поговорка. А где твоя пушка?

— Я же сказал, что хочу говорить с вами.

— Ясно, стричь шерсть собираешься, а…

— Если принимаете мое предложение, бросаю пистолет к дверям — в знак доброй воли. А без пушки мне остается только бежать. Согласны?

— Согласны. Бросай пушку.

Тон его был настолько издевательским, что нетрудно было догадаться, как они там потешались надо мной. Но самым важным было то, что они не выпрыгнули из окна.

— О’кей. — Я поднял руку с пистолетом над крышей, и по нему не выстрелили. — Я верю вам.

— Всегда верь нам, какашка! Самое главное в жизни — доверие.

Я выпрямился, направив дуло разряженного пистолета в их сторону, и мы сквозь автомобиль поймали взгляд друг друга. Мои противники еле сдерживали смех.

Я показал пистолетом на дверь и сдержанно улыбнулся.

— Ну, до скорого. Значит, все тихо-мирно, да?

Они кивнули, и даже на этом расстоянии я видел, как их глаза сияли от предвкушения скорой расправы. Оставалось ждать, когда они выйдут к двери…

Я немного выждал, потом швырнул пушку в лужу грязи между «мерседесом» и входом. Глядя на окно, слышал, как у меня в ушах стучали молоточки. Они остановились и оглянулись назад. Конец, подумал я. Парни были молоды, сильны, явно неплохо экипированы, чтобы изрешетить меня, как мой пиджак. На их фоне я был стариком, к тому же лишенным оружия.

Две-три секунды мы стояли, вперившись взглядами друг в друга. Приди им сейчас в голову вспрыгнуть на подоконник и сигануть из окна, я даже не пытался бы бежать. Шанса спастись не было бы никакого. Вдруг один из них коротко кивнул в мою сторону, снова ухмыльнулся, дескать, как можно быть таким дураком, и в следующее мгновение оба исчезли из оконного проема.

Десять метров до двери. Это, как я подсчитал, займет у них три или четыре секунды. Я ринулся к рулю, повернул ключ зажигания и врубил рычаг автоматики на полный ход. Вместе с двигателем включилась и стереомагнитола, и из шести или восьми динамиков грянул хит в исполнении Джэннет Джексон. Увидев через стеклянную дверь бегущих через коридор двух бритоголовых, я до упора выжал педаль газа. Машина сделала резкий рывок, и у парней отвисли челюсти. Разумеется, у них и в мыслях не было расставаться со своими пушками, но, прежде чем они вскинули пистолеты, «мерседес» уже врезался в дверь. Им оставалось только бежать назад. Пока все шло по задуманному мной плану. Единственную проблему составляла ширина коридора. Примерно через три метра после двери он сужался, и машина уже не могла вписаться в этот проем. Однако стены были из гипса, а «мерседес» — везде «мерседес», так что других вариантов у меня не было. Когда я мчался через коридор, тесня бандитов впереди машины, за мной справа и слева сыпались обломки стенных панелей и куски пластмассовой обшивки. Все происходило под звуки песни Джэннет Джексон «Whoops now», и лучшего аккомпанемента я бы не мог пожелать. Пару раз бандиты отскакивали к дверям, но в этом доме с прикрученными к полу стульями и столами все двери были плотно заперты. В процессе гонки, хватаясь за ручки дверей, они потеряли свое оружие, что было для меня еще одной наградой.

Коридор бывшего молодежного лагеря тянулся через все здание на расстояние семидесяти — восьмидесяти метров и заканчивался стеной. Последняя возможность покинуть здание — дверь секретариата. Парни не знали, где кончается коридор, а из-за темноты не могли сориентироваться. Когда они, наконец, поняли, что их ждет впереди, искать дверь секретариата было слишком поздно. Оставалось еще около десяти метров смертельного коридора, когда они в прямом смысле слова начали лезть на стены. Они впивались ногтями в гипсовые стены, пытаясь вскарабкаться вверх. Миновав дверь секретариата, я нажал на тормоза, так что бампер остановился в двух миллиметрах от их ног. Я видел, что они оказались плотно прижатыми к стене и были не в состоянии шевельнуться. И тут нас всех накрыла груда гипса. Я выключил мотор, откинулся на спинку сиденья и включил дворники. Через несколько секунд, когда осела пыль, я, стоя на капоте, среди обломков бывшей стены секретариата увидел фрау Шмитцбауэр.

— Хэлло, — весело крикнул я и помахал ей рукой. — Я же говорил, не надо звать подкрепления.