Авель поднялся и предложил ей стул у камина.

– Я так рад, что ты смогла прийти, – ответил он по-английски.

Она на секунду замешкалась и затем по-английски произнесла:

– Извини, я опоздала.

– Да я и не заметил. Выпьешь чего-нибудь?

– Нет, спасибо.

Они немного помолчали, а затем попытались заговорить одновременно.

– Я и забыл, какая ты красивая…

– А как дела…

Софья стыдливо улыбнулась, и Авелю захотелось прикоснуться к ней. Он сразу же вспомнил то желание, которое возникло в нём, когда он впервые увидел её более восьми лет назад.

– А как Джордж? – спросила она.

– Я не видел его уже более двух лет, – ответил Авель, которому вдруг стало стыдно. – Я был по горло занят в отеле здесь, в Чикаго, а потом…

– Я знаю, – сказала Софья, – кто-то поджёг его.

– Что же ты не заглянула, чтобы сказать «привет»?

– Я думала, что ты всё забыл, Владек, и, как видишь, оказалась права.

– А как ты меня узнала? – спросил Авель. – Я же так растолстел.

– Ну, не настолько… К тому же, твой серебряный браслет… – сказала она.

Авель посмотрел на запястье и рассмеялся.

– Я должен быть благодарен своему браслету за очень многое, а теперь он ещё и свёл нас вместе.

Она отвела глаза.

– А чем ты теперь занимаешься, оставшись без дел?

– Ищу работу, – ответил Авель, не желая открывать ей тот факт, что ему предложено место в «Стивенсе».

– Скоро в «Стивенсе» откроются хорошие вакансии. Мне сказал об этом мой приятель.

– Тебе сказал об этом твой приятель? – с болью повторил Авель каждое слово.

– Да. Отелю скоро потребуется новый помощник управляющего. Почему бы тебе не подать заявление? Уверена, у тебя хорошие шансы получить место, Владек. Я всегда знала, что ты добьёшься успеха в Америке.

– Да, можно и подать, – согласился Авель. – Как мило, что ты подумала про меня. А почему заявление не подаёт твой приятель?

– О, нет, он слишком молод, чтобы его приняли во внимание. Он всего-навсего официант в ресторане, как и я.

Авелю захотелось поменяться с ним местами.

– Ну что, закажем ужин? – предложил он.

– Я не привыкла ужинать не дома, – сказала Софья. Она уставилась в меню и замолчала в нерешительности. Внезапно Авель понял, что Софья так и не научилась читать по-английски, и заказал и себе, и ей.

Она ела с удовольствием, нахваливая непритязательную пищу. Её безоглядное счастье понравилось ему куда больше, чем утончённая изысканность Мелани. Они поведали друг другу, как прожили это время в Америке. Софья последние шесть лет проработала в «Стивенсе»: начав горничной, она была повышена до официантки. Авель рассказывал ей о своих приключениях, пока она не взглянула на его часы.

– Посмотри на время, Владек! – воскликнула она. – Уже четверть двенадцатого, а мне завтра в шесть утра надо подавать первые завтраки.

Авель и не заметил, как пролетели четыре часа. Он мог бы проговорить с ней всю оставшуюся ночь, радуясь её бесхитростному счастью.

– Могу я видеть тебя ещё, Софья? – спросил он, когда они возвращались в «Стивенс», идя под руку.

– Если хочешь, Владек.

Они остановились у служебного входа в отель.

– Здесь я захожу в отель, – сказала она. – А если ты станешь помощником управляющего, тебе будет разрешено заходить через парадную дверь.

– Тебе не трудно будет называть меня Авелем? – спросил он.

– Авель? – повторила она, будто пробуя это имя на вкус. – Но ведь тебя зовут Владек.

– Раньше звали так, теперь зовут по-другому. Меня зовут Авель Росновский.

– Авель… Странное имя, но тебе идёт, – сказала она. – Спасибо за ужин, Авель. Было здорово увидеть тебя снова. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Софья.

Она прошла через служебный вход. Он посмотрел ей вслед и медленно двинулся за угол, чтобы войти через главный подъезд. Внезапно – и уже не в первый раз в своей жизни – он почувствовал себя очень одиноким.

Все выходные Авель думал о Софье, и перед его глазами вставали картины, с нею связанные: вонючая каюта третьего класса, очереди растерянных иммигрантов на Эллис-Айленд и – самое главное – их короткая, но страстная близость в спасательной шлюпке. Он завтракал, обедал и ужинал только в ресторане гостиницы, чтобы быть ближе к ней и чтобы поглядеть на её приятеля. Авель заранее составил мнение, что тот окажется молодым и прыщавым. Авель считал, что соперник будет прыщавым, он надеялся на это, и соперник действительно оказался прыщавым. Но, к сожалению, он оказался самым красивым мальчиком среди официантов, и прыщики не могли испортить впечатление.

Авель хотел пригласить Софью куда-нибудь в субботу, но она весь день работала. Однако ему удалось сопроводить её в церковь в воскресенье утром, где он со смешанным чувством ностальгии и досады слушал польского священника, распевавшего незабываемые слова мессы. Авель впервые за долгое время, отделяющее его от жизни в замке барона, оказался в церкви. С тех пор ему пришлось пережить жестокие испытания, которые делали невозможной его веру в любой Божий промысел. Однако он дождался и награды: когда они вместе возвращались из церкви, Софья опять позволила ему взять её под руку.

– И что ты надумал насчёт «Стивенса»? – осведомилась она.

– Завтра утром я узнаю, каково их окончательное решение.

– О, я так рада, Авель! Я уверена, что из тебя выйдет отличный помощник управляющего.

– Спасибо, – сказал Авель, вдруг осознавший, что они говорят о разных вещах.

– Не поужинаешь вечером со мной и моими кузинами? – спросила Софья. – Я все воскресные вечера провожу с ними.

– Конечно, буду только рад.

Кузины Софьи жили рядом с той самой сосисочной в центре города и были крайне удивлены, когда она приехала к ним с польским другом, который управлял собственным «Бьюиком». Семья – так называла их Софья – состояла из двух сестёр – Кати и Янины и Катиного мужа Янека. Авель подарил сёстрам по охапке роз, а затем на отличном польском языке ответил на все их вопросы относительно своего будущего. Софья была явно сконфужена, но Авель понимал, что подобные вопросы были бы заданы любому новичку в американско-польской семье. Он постарался не выпячивать свои успехи, достигнутые с тех пор, когда он перестал работать в мясной лавке, и видел, что Янек не сводит с него ревнивого взгляда. Катя подала на стол блюда польской кухни: пироги и бигос, которые Авель с таким удовольствием ел пятнадцать лет назад. Он перестал обращать внимание на Янека – это было бесполезно – и постарался понравиться сёстрам. Похоже, ему это удалось. Но им, наверное, и тот прыщавый юнец понравился. Нет, не мог он им понравиться, ведь он даже не поляк. А может быть, поляк: ведь Авель не знал его имени и не слышал, как он говорит.

На пути назад в «Стивенс» Софья, слегка кокетничая, спросила его, считается ли безопасным вождение автомобиля одной рукой, держа во второй руку девушки. Авель засмеялся и весь путь до гостиницы держал обе руки на руле.

– У тебя будет время увидеться со мной завтра? – спросил он.

– Надеюсь, что да, Авель, – сказала она. – Возможно, к тому времени ты уже будешь моим начальником. В любом случае, желаю удачи.

Он улыбнулся своим мыслям, наблюдая, как она исчезает в служебном входе. Он задумался над тем, как она отреагирует, когда узнает, какие последствия будут иметь завтрашние решения.

– Помощник управляющего, – сказал он вслух, ложась в кровать, и рассмеялся. Он сбросил, как всегда, подушку на пол и попытался забыть о Софье, размышляя о том, какие новости сообщит ему завтра Кертис Фентон.

На следующее утро он проснулся за несколько минут до пяти. В комнате было ещё темно, он попросил принести утренний выпуск «Трибьюн» и отправился на прогулку по газетным заголовкам финансового отдела. К открытию ресторана в семь часов утра он был одет и готов к завтраку. Софьи не было видно в ресторане в то утро, зато прыщавый юнец был на месте, и Авель счёл это плохой приметой. После завтрака он вернулся в номер, так и не узнав, что Софья появилась в зале спустя всего пять минут после его ухода. Глядя в зеркало, он в двадцатый раз поправил галстук и вновь посмотрел на часы. Он подсчитал, что если пойдёт не спеша, то доберётся до банка как раз к тому моменту, когда его двери откроются. На самом же деле он явился за пять минут до открытия и ещё раз обошёл квартал, бесцельно рассматривая в витринах магазинов ювелирные украшения, новые радиоприёмники и нарядную одежду. Сможет ли он когда-нибудь позволить себе такую?! Он снова подошёл ко входу в банк в четыре минуты десятого.