– Чёртовы юристы, – сказал Авель и вскрыл конверт.
Дорогой мистер Росновский!
Это письмо депонировано у моих юристов по причинам, которые вы поймёте, когда дочитаете его.
Когда в 1951 году вы закрыли все свои счета в банке «Континентал Траст», после того как более двадцати лет держали свои деньги там, я был расстроен и очень озабочен. Моя озабоченность была вызвана не столько тем, что я потерял самого ценного клиента банка, – хотя это тоже не повод для радости, – сколько тем, что вы посчитали, будто я совершил бесчестный поступок. Но вы в то время не знали, что у меня были особые указания от вашего кредитора не сообщать вам некоторые факты.
Когда вы впервые посетили меня в 1929 году, то попросили найти для вас источник финансовой помощи, чтобы заплатить по долгам мистера Дэвиса Лероя и вступить во владение группой «Ричмонд». Я тогда вошёл в контакт с рядом крупных финансистов, но не смог найти кредитора для вас, хотя и верил в то, что у вас большие способности к гостиничному бизнесу. Впоследствии я с огромным удовольствием убедился, что моя уверенность была оправданной… Но – к делу.
Я не смог найти для вас кредитора и потерял всякую надежду, когда вы пришли ко мне в назначенный день. За тридцать минут до вашего прихода мне позвонил финансист, готовый выдать вам требуемый кредит. Он, как и я, питал такую же уверенность в ваших талантах. Единственным условием, которое он поставил (я тогда говорил вам об этом), было то, что его имя останется в тайне из-за возможного конфликта между его личными интересами и профессиональным долгом. Условия, которые он предложил для того, чтобы вы могли взять под свой контроль группу «Ричмонд», я посчитал тогда весьма щедрыми, и вы совершенно правильно ими воспользовались. Ваш кредитор был очень рад, когда вы смогли своим упорным трудом вернуть первоначальные инвестиции.
Я потерял контакт с вами обоими после 1951 года, но, уже уйдя на пенсию, прочитал в газетах историю вашего кредитора, и она меня расстроила, поэтому я пишу данное письмо на тот случай, если умру раньше вас обоих.
Я пишу не для того, чтобы доказать свои добрые намерения, но чтобы вы больше не жили в плену иллюзии, что вашим кредитором и благодетелем был Дэвид Макстон из отеля «Стивенс». Он никогда не обращался в наш банк в таком качестве, хотя мистер Макстон тоже уважал ваши таланты. Джентльмена, который своим умением предвидеть и личной щедростью позволил появиться группе «Барон», зовут Уильям Лоуэлл Каин, и он является председателем совета директоров банка «Лестер» в Нью-Йорке.
Я умолял мистера Каина проинформировать вас о своём участии в вашем бизнесе, но он отказывался отменить положение устава своего фонда, которое запрещало заинтересованным лицам заниматься инвестициями фонда. Когда вы вернули кредит, ему стало известно о связи вашей группы с Генри Осборном, и он занял ещё более твёрдую позицию, что вы ничего не должны знать.
Я дал категорические распоряжения уничтожить это письмо, если вы умрёте раньше мистера Каина. Тогда он получит письмо, подтверждающее ваше полное незнание о его щедрости.
Кто бы из вас ни получил моё письмо, знайте: работа с вами была для меня честью.
Ваш верный слуга навеки,
Кертис Фентон.
Авель поднял трубку телефона, стоявшего рядом с кроватью.
– Найдите мне Джорджа, – сказал он.
43
Похороны Уильяма Лоуэлла Каина удостоились большого внимания. Ричард и Флорентина стояли по ту же сторону от гроба, что и Кэтрин, а Виргиния и Люси – по другую. Бабушка Каин одобрила бы такую расстановку. На церемонии присутствовали три сенатора, пять конгрессменов, три епископа, большинство председателей совета директоров ведущих банков, издатель «Уолл-стрит Джорнел». Джейк Томас и все члены совета директоров «Лестера» тоже стояли здесь, склонив голову в молитве Богу, в которого Уильям никогда в жизни не верил.
Никто не обратил внимания на двух стариков в задних рядах собравшихся. Они тоже склонили головы, хотя было заметно, что они не принадлежат к основной группе скорбящих. Они опоздали на несколько минут и ушли, как только служба закончилась. Флорентине показалась знакомой хромота того, что был пониже ростом, и она сообщила об этом Ричарду.
Через несколько дней тот старик, что повыше, пришёл в магазин Флорентины на Пятой авеню. Он слышал, что она возвращается в Сан-Франциско, и ему было необходимо встретиться с ней. Флорентина внимательно выслушала всё, что он сказал, и с радостью согласилась выполнить его просьбу.
Ричард и Флорентина Каины прибыли в отель «Барон» на следующий день. Джордж Новак уже ждал их и проводил на сорок второй этаж. После десяти лет разлуки Флорентина едва узнала своего отца. Они вспомнили о счастливых днях, немного посмеялись и много плакали.
– Ты должен простить нас, Ричард, – сказал Авель. – Поляки – сентиментальная нация.
– Я знаю, ведь мои дети – наполовину поляки, – ответил Ричард.
Позднее они поужинали вместе; подавали восхитительную телятину, достойную праздника возвращения блудной дочери, как сказал Авель.
Он говорил о том, каким ему видится будущее.
– Нам нужно открыть магазин Флорентины в каждом отеле, – заявил он.
Она засмеялась и согласилась.
Авель рассказал Ричарду о том, как его опечалила смерть его отца, а также о том, что ему и в голову не приходило, что Уильям может быть его благодетелем.
– А ведь мы встретились с ним! – сказал Авель. – В день его смерти.
Флорентина и Ричард удивлённо уставились на него.
– Да-да, – подтвердил Авель. – Мы столкнулись с ним на Пятой авеню, он приходил туда посмотреть на открытие магазина. Каин снял передо мною шляпу. Этого было вполне достаточно.
Авель попросил Флорентину только об одном: чтобы она и Ричард сопровождали его через девять месяцев в Варшаву на открытие нового «Барона».
– Вы можете себе представить, – взволнованно сказал он, – «Барон» в Варшаве! Такой может быть открыт только в присутствии президента группы «Барон».
Следующие несколько месяцев Каины регулярно навещали Авеля, и Флорентина снова очень сблизилась с отцом. Авель теперь восхищался Ричардом и его практическим умом, сдерживавшим амбиции его дочери. Он обожал внуков. А маленькую Аннабель считал неординарной личностью. Авель никогда не был так счастлив.
Варшавский «Барон» был открыт президентом группы на шесть месяцев позже, чем планировалось: строительные подряды в Варшаве выполнялись со значительной задержкой.
В своей первой речи в качестве президента Флорентина Каин сказала гостям, что её гордость за великолепный отель смешивается с чувством печали от того, что её покойный отец не смог участвовать в церемонии открытия лично.
В своём завещании Авель оставил всё Флорентине – с единственным исключением. Оно было сделано в отношении крупного серебряного браслета неизвестной стоимости с гравировкой «Барон Авель Росновский».
Он достался его внуку Уильяму Авелю Каину.
