Владек выбрал самый большой апельсин и горсть орехов. Лоточник что-то сказал ему, но мальчик его не понял. Владек подумал, что самый простой способ преодолеть языковой барьер – это отдать торговцу пятидесятирублёвую бумажку. Лоточник посмотрел на неё, засмеялся и всплеснул руками.
– О Аллах! – закричал он, отнимая у Владека апельсин и орехи и грозя ему пальцем.
Владек в отчаянии пошёл прочь: он понял, что чужой язык означает и чужие деньги. В России он был беден, здесь – просто нищ. Ему придётся украсть апельсин; если его поймают, он швырнёт апельсин лоточнику. Владек ушёл на противоположный конец рыночной площади точно так же, как делал Степан, но ему не хватало задора и уверенности бывшего напарника. Владек выбрал последний лоток в ряду, и, когда убедился, что его никто не видит, схватил апельсин и побежал. Внезапно сзади раздался рёв толпы. Казалось, весь город гонится за ним.
Какой-то мужчина обрушился на Владека и сбил его на землю. Шесть или семь человек держали его за руки и за ноги и в присутствии собравшейся толпы волокли назад к лотку. Там их уже ждал полицейский. Был составлен протокол, а между полицейским и лоточником возникла оживлённая перепалка, причём её тон всё время повышался. Затем полицейский повернулся к Владеку и стал кричать на него, но Владек не мог понять ни слова. Полицейский пожал плечами и, схватив Владека за ухо, повёл его с рынка. Толпа орала на Владека. Кто-то плевал в него. В полицейском участке его посадили в подземелье в небольшую камеру, где уже сидело двадцать или тридцать преступников: бандиты, воры и прочие. Владек не стал говорить с ними, и они также не изъявили желания вступать в беседу. Владек сел, вжавшись спиной в стену, напуганный и тихий. Ему придётся провести здесь по крайней мере день и ночь без света и еды. От запаха испражнений его едва не стошнило, – этого не случилось, поскольку желудок его был совершенно пуст. Он и не думал, что настанет день, когда подвал в Слониме покажется ему малонаселённым и спокойным.
На следующий день Владека вытащили из подземелья, и два охранника привели его в комнату, где поставили в ряд с несколькими другими заключёнными. Их всех связали одной верёвкой, которая обхватывала их за талии, и вывели на улицу. Здесь собралась очередная толпа зевак, и по их громким радостным крикам Владек понял, что они ждали появления заключённых. Толпа сопровождала их до рыночной площади – крича, испуская вопли и хлопая в ладоши, – а повод для этой радости Владек боялся даже представить себе. На рыночной площади колонна остановилась. Первого заключённого освободили от верёвки и вывели в центр площади, которая уже была запружена народом.
Владек не верил своим глазам. Когда первый заключённый вышел на середину, охранник сбил его с ног и поставил на колени, а затем огромного роста мужчина с мечом зажал его правую руку в деревянную колодку. Палач поднял меч и с огромной силой обрушил его на запястье заключённого. Ему удалось отхватить только кончики пальцев. Заключённый закричал от боли, а меч поднялся снова. На этот раз меч попал по запястью, но работа была выполнена не полностью, кисть заключённого болталась в воздухе, а песок окрасился кровью. Меч был поднят в третий раз и в третий раз опустился. Наконец кисть отлетела от руки и упала на землю. Толпа радостно заревела. Теперь заключённого освободили, и он свалился без сознания. Безразличный ко всему охранник оттащил его в сторону и бросил на землю. Рыдающая женщина – видимо, жена, подумал Владек, – быстро перетянула обрубок руки жгутом из грязной тряпки. Второй заключённый умер от боли перед тем, как меч опустился в четвёртый раз. Но смерть не интересовала палача, деньги ему платили за отрубленные руки, поэтому он продолжил свою работу.
Владек в ужасе посмотрел по сторонам, его стошнило бы, если бы не пустой желудок. Он оглядывался вокруг, высматривая возможность побега, – никто не сказал ему, что, по исламским законам, побег карается отсечением ступни. Владек рыскал глазами по лицам вокруг, пока не увидел в толпе мужчину, одетого по-европейски – в тёмный костюм. Мужчина стоял примерно в двадцати метрах от Владека и наблюдал за сценой с явным отвращением. Но он ни разу не посмотрел в сторону Владека, а слышать его призывы о помощи не мог из-за рёва толпы. Кто он – француз, немец, англичанин? А может быть, поляк? Владек не мог определить, кто он и по каким причинам наблюдает за этим кровавым ритуалом. Владек уставился на мужчину, страстно желая, чтобы тот посмотрел в его сторону, но мужчина не поворачивал головы. Владек помахал свободной рукой, но и это не привлекло внимания европейца. Тем временем меч поднялся в очередной раз, толпа радостно закричала, а человек в тёмном костюме с отвращением отвёл взгляд; в этот момент Владек снова начал отчаянно махать ему рукой.
Мужчина внимательно посмотрел на Владека и повернул голову к приятелю, которого Владек поначалу не заметил. Охранник уже тащил заключённого, стоявшего перед Владеком. Он защемил руку заключённого, меч поднялся, и рука была отсечена одним ударом. Владек опять посмотрел на европейцев. Теперь они оба не сводили с него глаз. Мальчик хотел, чтобы они действовали, но они просто смотрели.
Подошёл охранник, сбросил на землю его пальто, расстегнул рубашку и закатал рукав. Владек сделал слабую попытку сопротивляться, когда его тащили по площади, но справиться с охранником было ему не по силам. Его подвели к колодке, пнули сзади под колени, и он рухнул на землю. Ему защемили правое запястье, он в агонии ждал ужасного удара, и ему ничего не оставалось, как закрыть глаза, а палач уже занёс меч. Вдруг по толпе пронёсся странный шум: люди увидели, как браслет барона съехал с локтя Владека и стукнулся о колодку. Толпа от удивления затихла, увидев блестящую драгоценность. Палач опустил меч и нагнулся над браслетом, изучая его. Владек открыл глаза. Палач попытался снять браслет с руки, но колодка не давала ему это сделать. К нему быстрым шагом подошёл человек в мундире. Он тоже внимательно рассмотрел браслет и надписи на нём, а затем подбежал к другому офицеру, видимо, более важному, поскольку тот подошёл к Владеку неторопливой походкой. Меч остался лежать на земле, а толпа начала свистеть и гудеть. Второй офицер также попытался снять браслет, но и ему помешала колодка, а открывать её он не хотел. Он прокричал Владеку какие-то слова, которых Владек не понял и на которые ответил по-польски:
– Я не понимаю вашего языка.
Офицер удивился и всплеснул руками, закричав:
– О Аллах!
Владек подумал, что это, должно быть, что-то вроде христианского «Боже правый!».
Офицер медленно подошёл к двум мужчинам в европейском платье, жестикулируя и размахивая руками, как ветряная мельница крыльями. Владек начал молиться, – в такой ситуации любой стал бы молиться первому попавшемуся богу, будь то Аллах или Пресвятая Дева Мария. Европейцы всё ещё смотрели на Владека. Один из них вместе с офицером подошёл к колодке, опустился на колени перед Владеком и пристально осмотрел браслет, а затем – и его владельца. Владек ждал. Он мог говорить на пяти языках и молился сейчас, чтобы незнакомец говорил хотя бы на одном из них. У него душа ушла в пятки, когда европеец повернулся к офицеру и обратился к нему на местном языке. Толпа выражала недовольство и кидала в колодку гнилые фрукты. Офицер кивнул в знак согласия, а джентльмен обратился к Владеку:
– Ты говоришь по-английски?
– Да, сэр! – Владек вздохнул с облегчением. – Я – польский гражданин.
– А откуда у тебя этот серебряный браслет?
– Он принадлежал моему отцу, сэр, который умер в тюрьме, когда в Польше были немцы, а меня схватили и отправили в лагерь в России. Я бежал и добрался сюда на корабле. Я не ел несколько дней. Когда лоточник отказался принять у меня мои рубли в оплату за апельсин, я украл его, поскольку был очень-очень голоден.
Англичанин медленно поднялся с колен, обернулся к офицеру и что-то сказал ему тоном, не терпящим возражений. Тот, в свою очередь, обратился к палачу, который не торопился выполнять приказание, но вынужден был послушаться, когда офицер повторил свой приказ уже громче. Палач нагнулся к колодке и с неохотой развязал её ремень. На этот раз Владека стошнило.
