— Надеюсь, вы не будете возражать, — сказала Бриджет, щелкая затвором, пока Джош выводил фыркающую и взбрыкивающую лошадь из фургона.

— Очень даже буду, — прорычал он, набрасывая на лошадь уздечку. — Для лошади это тяжелое время. Если она вас лягнет, я не отвечаю.

— Конечно, — сказала Бриджет, отступив лишь на полшага. — Но все это так интересно и так важно для всей последующей жизни мустанга. Я права?

Джош ничего не ответил. Он старался не замечать ее, но она была повсюду — в конюшне, в загоне — со своей болтающейся на шее камерой. Вдруг он услышал, как подъехала машина матери и остановилась напротив дома. И отдаленный голос Макса. Только тогда она исчезла. Джош мог себе представить, как будет рад Макс увидеть Бриджет. Ему же остается надеяться, что к тому времени, как он управится в конюшне, она уже вернется в город.

Немного погодя мать обнаружила его сидящим верхом на изгороди, жующим соломинку и наблюдающим, как его новая лошадь кружит по загону.

— Так вот ты где, — сказала она, — я оставила тебе на обед картофельную запеканку с мясом, салат и жареный ревень.

— Звучит заманчиво.

— Хватит и на твою подругу, если она захочет остаться.

Он посмотрел на мать. Ее взгляд был открытым, не таил никакой задней мысли. По крайней мере хотелось на это надеяться.

— Она мне не подруга, — пояснил он.

— Ну, тогда подруга Макса.

— Только не говори мне, — сказал он, горестно качая головой, — что мальчишка уже успел пригласить ее на обед.

Мать улыбнулась.

— Я подумала, мне стоит предупредить тебя.

— Звучит так, словно все уже потеряно.

— Она тебя чем-то не устраивает?

— Да нет же, устраивает. Очень даже устраивает. Она намеревается провести здесь Бог знает сколько времени, суетясь, вмешиваясь в мою работу и фотографируя меня и лошадей для рекламы каких-то чертовых духов.

— Правда? Как интересно.

— Ты находишь? А тебе бы понравилось, если бы кто-нибудь не давал тебе покоя день и ночь, докучал и мешал заниматься делом?

— Ну, не знаю, — ответила мать, — возможно, тебе пойдет на пользу общество взрослого человека.

— Человека? Да тут скоро будет вся съемочная группа. И почему это мне нужно взрослое общество? По-твоему, я становлюсь похож на отшельника? — спросил он.

— Нет, конечно. Дело просто в том, что твой отец и я…

— Знаю, знаю, он уже сказал мне. Вы хотите, чтобы я устроил свою жизнь. Нашел кого-нибудь на замену Молли. Я не собираюсь этого делать. У меня уже была любовь. И я не намерен снова влюбляться. Тем более в залетную пташку.

— Я не говорю о том, что ты должен снова влюбиться, — мягко объяснила она. — Я говорю только, что было бы неплохо пригласить кого-нибудь на обед.

— Чудесно. Приглашай ее на обед. Приглашай хоть все рекламное агентство, если тебе так хочется.

— Это не мне так хочется, а Максу. Я хочу как лучше. И не могу отделаться от мысли, что тебе следовало бы расширить круг общения; не все с одними лошадьми общаться.

— Хорошо, хорошо. Она может остаться на обед. Теперь ты довольна? — спросил он.

— Ты точно чокнутый, — сказала мать, нежно улыбнувшись. — Дай мне знать, как все пойдет. Я имею в виду запеканку.

Вовсе не это она имела в виду, подумал он, глядя ей вслед. Его мать — неисправимый романтик. Не успокоится, пока он не найдет кого-нибудь — маму для Макса, подругу для него самого. До этого года она не трогала его, а тут начала намекать, что в городе есть много незамужних и разведенных женщин. До сих пор ему удавалось не обращать на это внимания. Но сегодня в ее глазах появилось выражение, какого он никогда раньше не видел, — выражение спокойной решимости.

Заведя наконец лошадь в стойло, Джош неохотно поплелся к дому, где наткнулся на Мисс Лучшая Реклама Года.

— Я как раз собиралась уезжать, — сказала гостья, держась за ручку двери.

— Я думал, вы останетесь обедать.

— Вы в самом деле так думали? — (Огонек в ее глазах не оставлял никаких сомнений: она приятно удивлена, что он не выставил ее за дверь. Может быть, ему и в самом деле нужно взрослое общество.) — Нет, — сказала она, — мне бы не хотелось вас стеснять.

Джош вытер платком лоб.

— В чем дело? Вы не любите «пастушью запеканку»?

— Я люблю «пастушью запеканку». То есть… думаю, она мне понравилась бы. На вид она восхитительна.

— Раз уж вы здесь, вполне могли бы остаться.

— Если вы уверены…

— Пойду умоюсь, — сказал он и направился через коридор в ванную.

Бриджет присела на краешек грубого соснового стула. Неужели ее пригласили на обед в тот самый дом, из которого только вчера выставили? Разумеется, не он ее пригласил, а его сын. Но он не стал возражать. Она была благодарна ему и за это.

За столом почти не говорили, но угощение было чудесным. Мать Джоша замечательно умела готовить. Об этом Бриджет ему и сказала.

— Это и сравнивать нельзя с тем, чем кормят в городской закусочной, — и она принялась за добавку.

Отрезая себе второй внушительный кусок, он метнул на нее такой взгляд, словно она заявила, что намерена впредь питаться здесь, вместе с ним.

— Зато в закусочной можно получше познакомиться с местными жителями. Люди здесь такие дружелюбные и разговорчивые, — добавила Бриджет. Хозяин промолчал. Возможно, подумал, что она сравнивает его с болтунами в кафе и сравнение не в его пользу. — Именно там я услышала про ярмарку диких лошадей. За завтраком сегодня утром.

— А-а.

Завтрак, как давно это было. После этого Бриджет уже успела заполучить самого восхитительного Дикого Мустанга, многое узнала о настоящих мустангах, хотя мало что узнала об этом мужчине. Да и зачем? Достаточно того, что она познакомилась с его сыном и матерью, видела его ванную комнату изнутри, а теперь вот сидит напротив него за обеденным столом. Чего еще ей желать?

— Прошу прощения, — сказал Макс, спрыгивая со стула.

Отец удивленно взглянул на него, вдруг обнаружившего хорошие манеры.

— Да, конечно.

— Мне нужно испробовать новую рогатку. Я обещал Бриджет, что научу, как ею пользоваться. А потом научу ее ездить на велосипеде.

Когда он выбежал через заднюю дверь, она улыбнулась.

— Кажется, я была многого лишена из-за того, что мое детство прошло в городе.

— У вас не было рогатки? — спросил Джош, подняв брови.

— Ни рогатки, ни велосипеда, ни лошади.

— Чем же вы развлекались?

— Ммм… не помню точно. Но уверена, у меня не было столько развлечений, сколько у Макса.

— И не было столько ссадин, — добавил он.

— О, нет, я никогда не падала. Моя мама не допустила бы этого. Мамы могут быть чрезмерно заботливыми. Моя была как раз такой.

— Я беспокоюсь о Максе. Может быть, я недостаточно заботлив.

— Кажется, он славный мальчик. У него веселое детство.

Она стояла и смотрела в окно кухни, как он бегает по траве, падает и снова поднимается в погоне за камешками, которые выпустил из своей рогатки.

— Я вам завидую, — прошептала Бриджет. Эти слова удивили Джоша. Не она ли говорила ему сегодня семья и дети ничего не значат для нее и она не променяет на них свою карьеру? Она и себе так часто повторяла это, что почти поверила. В комнате царила тишина, которую нарушало лишь тиканье дедушкиных часов в гостиной. Длинные тени протянулись по полям, простиравшимся насколько хватал глаз. Его земля. Его сын. Его жизнь. Почему это вызывало у нее такую грусть? Словно у него было все, а у нее ничего? У нее замечательная работа и замечательные друзья там, в Сан-Франциско; к тому же она чудесно провела день.

— Спасибо за обед, — поблагодарила Бриджет. — Пойду на лужайку за обещанным уроком стрельбы из рогатки; а потом мне действительно нужно возвращаться, — она открыла заднюю дверь.

— Кстати, — сказал он, — надеюсь, вы сделали достаточно фотографий, потому что завтра я буду очень занят. — В его голосе, без сомнения, звучала твердая решимость. Он не хотел видеть ее завтра. И она не осмелилась спросить насчет послезавтра.