– Алло?

– С тобой сейчас кто-нибудь есть?

– Нет. Кто говорит?

– Можно к тебе зайти?

– Да, конечно. Я только хотел узнать, с кем разговариваю?

– Это я, Сара. Я зайду.

Крис очень удивлен и необычайно рад. Вчера ему казалось, что она даже не помнит, кто он такой. А теперь оказывается, что у нее есть номер его телефона и все такое. Или у нее есть все телефонные номера. Кто знает. Как бы то ни было, она идет к нему в гости.

Сара поднимается по ступеням особняка Криса и нажимает на кнопку переговорного устройства. Раздается голос Криса. Сара представляется. Крис говорит: «Минуточку», – и она заходит.

Сегодня суббота, поэтому в доме пусто, здесь только Крис и Клод. Сара думает, как хорошо было бы, если бы в отсутствие родителей (то есть почти всегда) у нее дома не торчали экономка и няня ее младшего брата. Надо бы спросить у Криса, как он этого добивается. Она понимает, что в этом доме трудится немало прислуги. Сара идет вслед за Крисом в его комнату на четвертом этаже. В углу гудит и ноет телевизор. На Крисе черные с белым баскетбольные шорты и кроссовки «Кевин Гарнетт» с молнией. Еще на нем майка без рукавов, но телосложение его не назовешь крепким, поэтому майка на нем висит, а на белокожей безволосой груди видны прыщи. Угри на груди называются грыщи, угри на спине – спрыщи.Крис надеется, что девушка не обратит на это внимания, садится, вытягивает руки и кладет их на спинку дивана. Под мышками у него растут жиденькие волосы. Сара садится напротив него, в кожаное кресло серо-черного цвета, купленное за тысячу долларов. Крис поднимается, идет к компьютеру и запускает первую песню из списка воспроизведения. Это «Калифорнийская любовь» Тупака Шакура.

Сара улыбается ему:

– Слушай, у меня есть одна классная мысль.

– О’кей.

– Твоих родителей несколько дней не будет, верно?

– Да.

– Нам нужно устроить вечеринку.

– А вчера вечером что было?

– Нет, я имею в виду настоящую вечеринку.

Крис не знает, что и ответить. Она так красива.

– Я могла бы пригласить всех, – говорит она. – Всех стоящих людей.

– Мне бы не хотелось, чтобы народу было слишком много.

Сара не в настроении делать это, но встает и садится на диван, рядом с Крисом. Он напрягается от того, что на плечи ему неожиданно легла ее рука.

«Самой не верится, что я этим занимаюсь, – насмешливо говорит себе Сара. – Чтобы добиться желаемого, я прибегла к женским уловкам. Ха-ха». Она запускает Крису в рот язычок. Он отвечает ей тем же, и она, удачно выбрав момент, отдергивает голову.

– Так ты не хочешь устроить большую вечеринку?

– Конечно хочу. – Под шортами «Джордан» заметна эрекция.

– Вечеринка пройдет с таким размахом, как никогда еще не бывало. Все будет великолепно. – Она понимает, что если новогодний праздник удастся, то за ней навсегда закрепится репутация девушки, которая умеет все как следует устроить. Все и так знают, что она на это способна, но такое мероприятие все равно было бы весьма кстати. Было бы просто замечательно. Для нее то есть.

– Только не надо приглашать слишком много народу.

– Но вечеринка должна быть огромной. Кроме того, нужно, чтобы людям было чем заняться, если мы решим развлечься каким-то особенным образом, то есть вдвоем, отдельно от всех. – Сара бросает многозначительный взгляд в сторону кровати.

– Я думал, у тебя есть парень.

– У меня много парней, – отвечает она, улыбаясь ему. – Вот так я и живу. Но я не потаскушка…

– Конечно нет.

– Разные парни интересны по разным причинам. А парней так много. Но у меня был совершенно особый повод заинтересоваться тобой.

– И какой же?

– Об этом тебе придется догадаться самому.

Однажды бабушка Сары отправилась на вечеринку для тех, кто впервые выходит в свет. Предполагалось, что это развлечение должно стать важнейшим событием для того поколения. Вечеринку устроили на Лонг-Айленде. Не в Хамптонсе, а на северном побережье, где были огромные усадьбы, окруженные невероятными садами. Вечеринка вышла бурная, молодежь прямо с люстр свисала, а особняк, где все происходило, был просто разгромлен. Приехали копы из двух округов, было арестовано человек восемь-десять ребят из Йельского и Колумбийского университетов. Эта история попала на обложку журнала «Лайф», а через девять месяцев родилась мать Сары.

Белый Майк идет по Лексингтон-авеню в сторону Девяносто первой улицы, чтобы встретиться с Джессикой. Он сейчас вместе с Лайонелом, потому что после ее звонка ему нужно было достать этот новый товар, «двенадцать». Девочка отлично описала наркотик, хотя и называла его «двенадцатым номером». Он понял, о чем она говорит. Казалось, что она до сих пор испытывает те ощущения, которые описывает.

Вся эта история начинает Белого Майка беспокоить. Новый наркотик его напрягает. Кроме того, из-за него приходится постоянно иметь дело с Лайонелом, а Лайонел – мерзкий тип. Глаза у Лайонела карие, с налитыми кровью желтоватыми белками. Белый Майк знает, что Лайонел носит с собой пистолет, и это очень опасно, когда зарабатываешь много денег. Когда все начиналось, Белый Майк не видел никакого оружия, но весьма скоро речь пошла уже о больших деньгах. Как только начинают совершаться сделки на тысячу долларов и больше, дилеры всегда хотят как-то себя защитить. Слишком большие это суммы, чтобы обращаться с ними как попало. Конечно, подростки об этом не имеют ни малейшего представления.

Чисто интеллектуально Белый Майк знает все. Знает, что Лайонел родом из тех мест, где делали крэк, хотя теперь там много не достать. Он знает, что в районе, где обитает Лайонел, случаются настоящие беспорядки, что старый район города живет такой жизнью, о которой друзья Белого Майка слышали только на уроках истории и которую только он видел своими глазами. Белого Майка можно считать знатоком «другого Нью-Йорка», более того, он сам участвует в том, что там творится. И от этого ему кажется странным и в то же время совсем не удивляет, например, что у Лайонела есть дети. Лайонел, представьте себе, однажды рассказывал, как его сына, Джереми, в третьем классе учительница наказала за то, что он писал на парте, а ребенок заявил ей: «Мой папа тебя пристрелит». Учительница прекратила его ругать, а потом, в том же году, уволилась. Лайонел этим гордился: «И я, конечно, застрелил бы эту сучку. Застрелил бы всякую жопу, которая мне досаждает. Училка, коп, юный хулиган – для меня это без разницы. Все одинаковые». Эти слова не выходят у Белого Майка из головы. Белый Майк и Лайонел на ходу друг с другом не разговаривают.

Дойдя до Девяносто первой улицы, они замечают Джессику, которая ожидает их на углу, прохаживаясь вокруг телефонной будки. Она то и дело оглядывается, но двух наркодилеров замечает только тогда, когда они оказываются почти рядом с ней. Она старается вести себя как крутая, но раньше ей такого явно делать не случалось. Белому Майку становится ее жаль.

Лайонел пристально разглядывает девочку, но она все внимание сосредоточила на Белом Майке. Из этих двоих ей проще иметь дело с ним. Они представляются друг другу, и Белый Майк спрашивает, сколько ей нужно. Но Джессика хочет сначала узнать, точное название порошка, хотя и не боится показаться неосведомленной. Обхватив себя руками и отведя взгляд от Белого Майка, она задает свой вопрос. Лайонел ухмыляется и похрюкивает от хохота.

– «Двенадцать», – отвечает Белый Майк. Он пытается смотреть ей прямо в глаза, но встретиться с девочкой взглядом не удается.

– Как-как?

– «Двенадцать».

– А-а.

Из-под капюшона Лайонела внезапно раздается его баритон, неожиданно мягкий, почти мелодичный.

– Сколько, – произносит он, как будто не задавая вопроса.

Только тогда Джессика впервые смотрит на него. Чернокожий, лицо скрывает капюшон нестираной фуфайки, а глаза уставились прямо на нее. Лайонел по-своему красив. У него сильная челюсть, и он не кажется толстым, хотя габариты его весьма внушительны. Джессика впитывает то, что видит, запоминает.