Когда ее тело расслабилось, Вит осторожно сжал бедра и, наблюдая за ее реакцией, снова вошел в неё. Ее отклик превзошел все ожидания. Она стала двигаться вместе с ним, обхватив руками за плечи и сжав ногами его талию.

В мягком свете двух мерцающих свечей их тела слились воедино. Она стремилась к тому, чего не могла назвать. Он стремился сдержать себя и не получить это раньше нее.

Вит слушал, как ее дыхание ускоряется, крики становятся чаще и громче, и ждал, когда она достигнет пика.

И когда она достигла, когда содрогнулась и обмякла в его руках, он перестал себя сдерживать.

Тихой лунной ночью игра света и тени способна оживить даже самый унылый пейзаж. Мак-Алистер сидел, прислонившись спиной к дереву, у самого края лужайки, — откуда обычно открывался воистину печальный вид, — и угрюмо смотрел перед собой. Красиво, но опасно. Лучше бы ночь была темной, как смоль, чтоб он смог незаметно перейти поляну.

Что ж, ему не привыкать прятаться средь бела дня, невидимкой проходить по хорошо освещенным бальным залам и многолюдным базарам.

Он поднялся, потянулся, наметил путь и тенью двинулся вперед. Быстрыми, уверенными шагами пересек лужайку. Взглядом выхватил мерцание свечи на втором этаже и перевел его на конюшню.

Там его ждал человек. Наверное, слово «ждать» здесь неуместно, ведь оно предполагает некое радушие: человек притаился за дверцей стойла, направив на Мак-Алистера пистолет.

— Пришел, значит. Мак-Алистер кивнул.

— А я все гадал: пошлет ли он за тобой. Похоже, он в отчаянии.

Мак-Алистер вспомнил о записке, которую оставили в его лагере.

— Таков приказ, — сказал он. — Приказано наблюдать и защищать.

— Понимаю. Хотя могли бы и предупредить. Я чуть тебя не продырявил. Повезло тебе.

Он пожал плечами. Человек повторил его жест.

— Думаю, скоро все закончится. Давно пора. — Он кивнул головой на стойло в конце конюшни. — Нам остается только ждать. Я припрятал немного бренди, если хочешь.

Мак-Алистер задумался.

— Не откажусь.

Изумленная Мирабелла лежала под Витом. Так вот о чем дядя с приятелями так часто и так грубо болтали!

Она знала из их похабных разговоров, что происходит между мужчиной и женщиной за закрытой дверью, и знала, судя по их интонациям и шуточкам, что мужчина получает от этого большое удовольствие. Но она не подозревала, она даже не догадывалась…

Не в силах подобрать слова, Мирабелла сладко вздохнула.

Вит пошевелился и приподнялся на локтях.

— Я придавил тебя.

— Нет. Вообще-то, да, — призналась она и улыбнулась. — Но мне даже нравится.

Вышло не совсем романтично, но это было лучшее, что она смогла придумать. Вит улыбнулся, обнял ее и перевернулся с ней набок. Они долго лежали так и молча смотрели друг на друга. «Я могла бы, — подумала она, засыпая, — смотреть в его голубые глаза до конца своих дней».

Пронзительное завывание ветра и скрип веток быстро напомнили ей, что она лежит рядом с голым мужчиной в доме своего дяди. И неважно, что в своей комнате. Поэтому «до конца своих дней» придется отложить.

Мирабелла резко села на кровати и потянулась за сорочкой.

— Нам лучше одеться. Вдруг нас слышали? А если кто-нибудь придет? А может…

Она замолчала, когда поняла, что Вит не реагирует. Обернулась и увидела, что он лежит, устремив взгляд чуть ниже ее ключицы.

Мирабелла прищурилась.

— Что ты делаешь?

— Собираюсь в будущем как можно чаще пугать тебя, обнаженную.

Она схватила рубашку и бросила ему.

— Одевайся.

Смеясь, Вит поймал рубашку.

— Никто из гостей не мог нас услышать, чертовка. Ближайшую спальню отделяет от нас еще несколько комнат. Слуги не соизволят прийти и проверить, даже если они и слышали, в чем я сильно сомневаюсь. — Он распутно улыбнулся. — Ты тихо занимаешься любовью.

Мирабелла покраснела и стала натягивать сорочку.

— И все-таки мне будет спокойнее, если мы… уйдем отсюда. Можем пойти на конюшню.

Вит удобнее устроился на кровати.

— Ну уж нет. Не хочу, чтобы Кристиан проткнул меня вилами.

— С какой стати? Он же не может знать о нас. Вит склонил голову и улыбнулся.

— Милая, посмотри в зеркало.

— В зеркало?

Мирабелла пригнулась и отыскала свое отражение в зеркале на туалетном столике. О боже, эта женщина, которая уставилась на нее оттуда, и вправду она? Сорочка ужасно измята, волосы взъерошены и спутаны, губы опухли, веки налились тяжестью, кожа практически горит. Неудивительно, что Вит не хотел, чтобы Кристиан увидел ее. Она казалась распущенной, совращенной.

И явно довольной и тем, и другим.

«Почти так же, как Вит», — подумала она, поймав его отражение в зеркале. Он откинулся на подушках и завел руки за голову. Лежал, до пояса накрывшись одеялом, и самодовольно улыбался. Он не надел рубашку, и теперь ее взгляд скользил по гладким мускулам его груди и рук. Мирабелла с трепетом вспоминала, как прикасалась к ним. Водила пальцами, сжимала… Прищурившись, она посмотрела на его плечо.

Царапины? Мирабелла обернулась, чтобы лучше рассмотреть. Да, царапины — целый ряд красных полос на его плече.

Вит проследил за ее взглядом и с ухмылкой посмотрел на нее.

— Тихая, — повторил он, — но страстная.

— Это я сделала? — Она заметила довольное выражение его лица. — И ты не против?

— Ничуть, — сказал он так убедительно, что Мирабелла поверила ему на слово. Вит приподнялся и протянул ей руку. — Иди ко мне, чертовка. Если бы кто-то решил постучаться в дверь, он бы давно это сделал.

— Я… — Он прав, подумала она, слегка смутившись из-за своего страха, возникшего при мысли, что их могут застать вдвоем. Ее оправдывало только то, что она была немного… сбита с толку.

— А как же обыск?

— Твой дядя спит у себя в комнате, и я думаю, мы попросту потратим время, если еще раз обыщем чердак. — Он повернул руку ладонью вверх. — Иди ко мне.

Мирабелла поняла, что он не хочет обыскивать дом ночью вместе с ней, но взяла его за руку и легла рядом. Обыск подождет до утра. Он все равно ее с собой не возьмет.

Она прижалась к Виту, положив голову ему на плечо, а руку — на грудь, чтобы чувствовать успокаивающее биение его сердца.

И впервые с тех пор, как стала сиротой, она уснула в дядином доме с улыбкой на лице.

Утром Мирабелла проснулась одна — уставшая, изможденная, напуганная и бесконечно счастливая. Она и Вит… Словом, они были близки. И этим все сказано.

Она умылась холодной водой, которая осталась в миске со вчерашнего дня, и надела одно из светло-коричневых платьев, привезенных из Хэлдона. Жаль, что не догадалась взять лиловое. Ей так хотелось чувствовать себя сегодня красивой, что совсем непросто в коричневом платье. Женщина должна чувствовать себя красивой, после того как провела ночь в объятиях любимого мужчины, ведь так?

Мирабелла застыла, пытаясь застегнуть пуговицы на спине.

В объятиях любимого мужчины? Она и вправду об этом подумала? Мирабелла уронила руки.

Подумала. И до сих пор думает.

Она любит его.

Конечно, она любит его. Иначе она бы и в мыслях не стала прикасаться к нему… целовать… ласкать… Да, она бы и в мыслях такого не допустила. Если бы не любила его.

Почему она раньше этого не поняла? Почему, когда она влюбилась, в голове не грянул гром, не сверкнула молния или не заиграла музыка? В книжках Кейт написано, что именно так и начинается любовь.

Она без причины нахмурилась и постаралась вспомнить, не пропустила ли на днях грозу или симфонию. Ничего не приходило на ум.

Сейчас она чувствовала к нему то же, что и вчера, а вчера — то же, что и неделю назад, а неделю назад… то же, что и всегда.

Она всегда любила его.

Понимание этого не пришло под звуки музыки, но тяжелым грузом осело внутри. Ей стало трудно дышать. Все это время она любила его. Когда они ругались, и дрались, и всячески отравляли друг другу жизнь, она любила его.