— Ты не понимаешь, — говорит Рен и плачет еще сильнее. — Их трое, они из больбола — они настоящие нелюди. Я должна ее найти.

— Ну, мы ее поищем, — говорит Тоби, чтобы успокоить Рен. — Но мы не знаем, куда они… куда она могла деться.

— А куда бы ты пошла? — спрашивает Рен. — На их месте?

— Может быть, на восток, — говорит Тоби. — К морю. Где можно ловить рыбу.

— Мы можем туда пойти.

— Когда ты окрепнешь, — говорит Тоби. Им все равно придется отсюда уйти: запас еды тает на глазах.

— Я уже достаточно окрепла, — говорит Рен.

Тоби прочесывает огород и находит еще одну одинокую луковицу. На ближнем конце луга она выкапывает три корня лопуха и немного корней сныти — длинных белых корневищ, прародителей морковки.

— Как ты думаешь, ты сможешь есть кролика? — спрашивает она у Рен. — Если я его очень мелко нарежу и сварю суп?

— Наверное, — отвечает Рен. — Я постараюсь.

Сама Тоби уже почти готова переквалифицироваться в плотоядное. Конечно, звук винтовки может привлечь врагов, но если больболисты еще бродят где-то в этом лесу, они уже знают, что у нее есть ружье. Нелишне им об этом напомнить.

У бассейна часто бегают зеленые кролики. Тоби стреляет в одного с крыши, но, кажется, не попадает. Может, совесть сбивает ей прицел? Может, нужна цель покрупнее — олень или собака? Свиней Тоби давно не видела и овец тоже. Стоило собраться их есть, как они исчезли.

Тоби обнаруживает рюкзаки на полке в бывшей прачечной. Она не бывала здесь с тех пор, как перестали работать насосы, и в помещении стоит густой запах плесени. Хорошо, что рюкзаки не из хлопка, а из непроницаемой синтетики. Тоби несет их на крышу, протирает губкой и оставляет сушиться на жарком солнце. Она раскладывает все припасы на кухонном столе. Не следует брать с собой слишком тяжелый груз, иначе все, что съешь, уйдет на его переноску, говорит голос Зеба. Инструменты важнее еды. А главный инструмент — твой мозг.

Конечно, карабин. Патроны. Лопата — выкапывать корни. Спички. Зажигалка для барбекю, ее надолго не хватит, но раз уж есть, можно ею и воспользоваться. Перочинный нож с ножницами и пинцетом. Веревка. Две полиэтиленовые накидки на случай дождя. Заводной фонарик. Марлевые бинты. Изолента. Пластиковые контейнеры с закрывающимися крышками. Матерчатый мешок для съедобных диких растений. Котелок — готовить. Чайник Келли. Туалетная бумага — роскошь, но Тоби не в силах устоять. Две средние бутылки «зиззи-фрут» из мини-бара салона красоты: пустые калории, но все же калории. А бутылки потом можно будет использовать для воды. Ложки, металлические, две. Кружки, пластмассовые, две. Остаток крема от солнца. Последний репеллент от насекомых. Бинокль: тяжелый, но незаменимый. Ручка от щетки. Сахар. Соль. Последний мед. Последние энергетические батончики. Последние соевые гранулы. Маковый сироп. Сушеные грибы. Ангелы Смерти.

За день до ухода Тоби коротко стрижется. Теперь у нее ободранный вид — какая-то Жанна д’Арк в неудачный день, — но в рукопашной схватке за волосы очень удобно хватать, чтобы перерезать глотку, а Тоби не хочет предоставлять гипотетическому противнику лишний шанс. Она и Рен подстригает. Объясняет, что так будет прохладнее в жару.

— Нужно похоронить волосы, — говорит Рен. Почему-то ей неприятно на них смотреть.

— Может, оставим их на крыше? — предлагает Тоби. — Тогда птицы смогут вить из них гнезда.

Тоби не собирается тратить драгоценные калории на копание могилы для волос.

— А, ну хорошо, — говорит Рен. Эта идея ей вроде бы нравится.

Они покидают салон красоты незадолго до рассвета. На них розовые хлопковые тренировочные костюмы: свободные брюки и футболки с губками, сложенными для поцелуя, и подмигивающим глазом. Розовые холщовые спортивные тапочки, в которых дамы когда-то прыгали через веревочку и занимались на тренажерах. Широкополые розовые шляпы. От них пахнет «СуперД» и прогорклым кремом «СолнцуНет». В рюкзаках лежат розовые накидки с капюшонами — прикрываться от солнца, когда оно станет в зенит. Если б только все это не было такое розовое, думает Тоби. Словно младенческие распашонки или наряды для детских праздников. Совсем неподходящий цвет для искателей приключений. А уж для камуфляжа — хуже не придумаешь.

Тоби знает, что положение серьезное, как когда-то выражались в новостях. Конечно, это так. Но она все равно бодра, ей даже хочется хихикать. Будто навеселе. Будто они отправляются всего лишь на пикник. Должно быть, это выброс адреналина.

Небо на востоке светлеет; от деревьев поднимается туман. Роса блестит на кустах люмироз, отражая слабое зловещее свечение лепестков. Аромат цветущего луга пропитывает все кругом. Птицы начинают шевелиться и петь; грифы на голых ветвях расправляют крылья для просушки. Журавлин, хлопая крыльями, летит к ним с юга, парит над лужайкой, пикирует и приводняется в зацветшем бассейне.

Тоби приходит в голову, что она, может быть, никогда больше не увидит этот пейзаж. Удивительно, как душа цепляется за все знакомое с криком: «Мое! Мое!» Была ли Тоби счастлива во время заточения в «НоваТы»? Нет. Но теперь это ее территория; она пометила ее всю чешуйками отмершей кожи. Мышь поняла бы: это ее гнездо. «Время поет „Прощай“», как любил повторять Адам Первый.

Где-то лают собаки. В прошедшие месяцы Тоби иногда слышала их, но сейчас лай, кажется, приблизился. Тоби это не очень нравится. Собак сейчас некому кормить, и они, без сомнения, одичали.

До ухода она залезла на крышу, осмотрела поля. Ни свиней, ни париковец, ни львагнцев. Во всяком случае, не видно. Как мало я отсюда видела, думает Тоби. Луг, подъездная дорожка, бассейн, огород. Опушка леса. Ей не хочется туда идти, входить под деревья. Зеб в свое время говорил: может, природа и тупа, как мешок молотков, но она точно умнее вас.

Тоби мысленно обращается к лесу, ко всем свиньям и львагнцам, что в нем скрываются. Смотрите у меня, думает она. Не доводите меня до крайности. Да, я вся в розовеньком, но у меня есть карабин. И пули. Дальнобойность у него лучше, чем у пистолета-распылителя. Так что прочь с дороги, сволочи.

Территория салона и лес, который к ней относится, отделены от окружающего парка изгородью из металлической сетки и колючей проволоки под током. Хотя электричество сейчас не работает. Четыре въезда — восточный, западный, северный и южный, их соединяют извилистые дороги. Тоби планирует провести ночь в восточной сторожке. До нее не слишком далеко, и Рен сможет отдохнуть: она еще недостаточно окрепла для героических переходов. А на следующее утро они начнут постепенно пробираться к морю.

Рен все еще верит, что они найдут Аманду. Найдут, Тоби застрелит «золотых» больболистов из карабина, а потом Шеклтон, Крозье и Оутс появятся оттуда, где они все это время прятались. Рен еще не полностью оправилась. Она ждет, чтобы Тоби все исправила и вылечила, словно она сама еще ребенок, а Тоби — до сих пор Ева Шестая, наделенная магическими силами взрослой.

Они проходят мимо разбитого розового фургончика и за поворотом дороги натыкаются на две другие машины — солнцекар и джип, пожиратель мусорнефти. Судя по тому, что останки обуглены, обе машины сгорели. К запаху гари примешивается другой, ржавый и сладковатый.

— Не заглядывай внутрь, — говорит Тоби, когда они проходят мимо.

— Ничего, — говорит Рен. — Я видела много такого в плебсвиллях, когда мы пробирались сюда из «Чешуек».

Дальше на дороге лежит спаниель, он умер недавно. Кто-то вспорол ему живот: разбросанные загогулины кишок, вокруг жужжат мухи, грифов пока не видно. Кто бы это ни был, он наверняка сюда вернется: хищники не бросают добычу просто так. Тоби вглядывается в придорожные кусты: лианы растут почти на глазах, закрывая обзор. Какая огромная масса кудзу.