Автор здесь перепутал — дистанция до цели, определенная в перископ, не совпадает и не может совпадать с расчетным путем, который должна пройти торпеда до цели, что известно из теории стрельбы (так называемый «торпедный треугольник»).

Дальше автор пишет, что, во-первых, несмотря на наличие в перископе дальномера, дистанция до цели всегда определялась на глаз, то есть с большими погрешностями. Во-вторых, районы атак наших ПЛ очень часто (?) изобиловали всевозможными скалами, отмелями или вообще находились непосредственно у уреза воды, поэтому торпеды не доходили до цели и взрывались на этих препятствиях. В-третьих, имели место преждевременные срабатывания взрывателей торпед (плохие взрыватели?). Ну и, наконец, утверждает автор, за взрывы собственных торпед иногда принимались другие, случайные взрывы, например глубинных бомб, сбрасываемых противником для профилактики или по ложной цели. Таким образом зачастую, не наблюдая визуально результата атаки, услышав какие-то (??) взрывы, с учетом последующей контратаки сил охранения конвоя (или отсутствия таковой, что могло истолковываться, как то, что кораб-

[348]

ли охранения занимаются спасением людей с торпедированного судна), командир был волен считать атаку успешной.

Вот так автор объясняет нам, что взрываться может что угодно и где угодно, но только не торпеда в борту атакуемого корабля.

Но и это еще не все. Автор начинает уговаривать нас не искать элементов нечестности в желании командира лодки считать атаку успешной и не видеть ничего плохого в том, что командир в ограниченное время при невыгодном ракурсе в условиях плохой видимости может несколько завысить (но только не занизить!) тоннаж атакуемых судов и класс боевых кораблей. И как только мы имеем неосторожность согласиться с ним, он тут же подбрасывает фразу: «Хотя не следует сбрасывать со счетов и существовавшую тогда систему вознаграждения. Так, за потопление линкора командиру полагалось 25000 рублей, за потопление крейсера — 20000 рублей. Краснофлотцы должны были получать в первом и втором случае по 500 рублей, за шхуну — по 100 рублей». Вот, оказывается, где собака зарыта! Вот как искусно владеет слогом автор! Как он незаметно подвел нас к мысли о «невинном и понятном» шкурничестве командиров!

И все-таки нужно разочаровать автора. Мы не пойдем ему навстречу и не согласимся с его доводами. Многие события в бригаде ПЛ СФ во время войны происходили на наших глазах, а некоторые с нашим участием, и мы не хотим и не можем смотреть на эти события глазами автора.

Что касается намеков на недостаточную профессиональную подготовку комсостава, нужно согласиться с автором в том, что потребовалось некоторое время, чтобы научиться действовать в реальных условиях войны, но это неизбежный процесс, избежать которого невозможно никому и никогда. Но в дальнейшем науку войны постигали упорно, настойчиво и подгонять не надо было никого. Каждый понимал, что значит плохо учиться войне. Вот небольшой, но характерный штрих: в конце 1944 года орденом Красной Звезды был

[349]

награжден мичман Александр Круль, начальник кабинета торпедной стрельбы бригады, за обеспечение проведения 500 занятий командиров лодок с выполнением на этих занятиях 2700 атак.

Что касается торпед, которые взрываются где угодно, но только не в борту цели, то вспоминаются два эпизода. В самом начале войны, когда командиры лодок еще вели стрельбу одиночными торпедами и промахивались, сложилось убеждение, что наши торпеды не взрываются. Командующий флотом приказал командиру ПЛ выстрелить торпедой по скале и торпеда, конечно, взорвалась. Дело было не в торпедах, а в методе стрельбы одиночными торпедами и в малом опыте командиров. После перехода к стрельбе с несколькими торпедами в залпе и приобретения командирами опыта успешность стрельбы сразу повысилась до 79,2% за первый год войны.

И второй эпизод, В свое время я служил в Москве в ГУК ВМФ. По службе мне довелось встречаться с Героем Советского Союза вице-адмиралом Г. Н. Холостяковым. Вспоминаю, как он рассказывал мне о том, что во время войны он был командиром десанта в Новороссийске. Для обеспечения высадки десанта было решено подавить фашистские доты в порту с помощью торпед с торпедных катеров. Эти торпеды нужно было выпустить на песчаный пляж так, чтобы они по пляжу проскочили до огневых точек в 10-15 м от воды и тогда только взорвались. Пришлось переделывать инерционные ударники, ослабив их пружину. Опыт прошел удачно, но несколько торпед все-таки не сработало — недостаточно ослабили пружины ударников.

О чем это говорит? О том, что преждевременное срабатывание взрывателей торпед ни с того ни с сего — не более чем легенда. Взрывы на отмелях — также ложная версия, как и версия о скалах, переполняющих районы атак, то есть трассы хода караванов. Караваны просто не ходили бы этими трассами, особенно в ночное время без работающих средств навигационного обеспечения.

[350]

Остались только непонятные взрывы, которые, как нарочно, случаются в моменты атак конвоев, но отнюдь, как утверждает автор, не по причине попадания торпеды в борт цели. Конечно, это могут быть глубинные бомбы, которыми конвойные корабли атакуют стрелявшую лодку. Но опытный акустик лодки может отличить взрыв торпеды от мины, мины от глубинной бомбы, глубинной бомбы от торпеды. А если раздается продолжительный раскатистый взрыв, который повторяется не раз, — это пошел ко дну корабль и на нем рвутся глубинные бомбы в той последовательности, которую определяет установка их глубины.

Ну, а как обстоит дело с порядком определения боевых успехов ПЛ в мировой практике? Автор знакомит нас с этим порядком. Им предусмотрены три этапа. На первом этапе производится анализ доклада командира лодки и после этого — первичный вывод о полноте и качестве выполнения боевой задачи, в том числе о результативности применения оружия. Но ведь и у нас делается то же самое! В чем разница? Какие «средства объективного контроля» применялись в иностранных флотах? Что это такое, непонятно. Автор о них только упоминает, но никаких уточнений

[351]

не дает. Есть ли они? Если есть, неужели мы об этом не знали бы?

На втором этапе, еще в ходе военных действий, первичные данные уточнялись всеми возможными способами (интересно, какими!) и, прежде всего, на основании разведывательных данных как ВМФ, так и других видов вооруженных сил. Уже на этом этапе, как правило, вырисовывалась довольно стройная картина происшедших событий, хотя и не исключались ошибки, говорит автор. И мы с этим согласны, у самих использовалась такая же процедура.

Наконец, третий этап наступил после окончания войны, когда были опубликованы документы противоборствующих сторон, а также воспоминания очевидцев событий с другой стороны. Автор с облегчением пишет: сейчас практически не составляет труда проследить судьбу любого из иностранных кораблей или судов, участвовавших в боевых действиях, за редким исключением. Но буквально через пару строк автор уже огорчен: к сожалению, в доступной иностранной литературе не найдено описаний целого ряда боевых эпизодов, а значит, нельзя точно оценить результаты некоторых торпедных атак. Такие атаки, не нашедшие пока подтверждения в зарубежных источниках, но по отечественным материалам успешные, в книге автора в таблицах торпедных атак помечены значком «?». То есть автор не склонен верить даже собственному анализу отечественных материалов, хотя и видит, что атака была успешной.