Будучи слабым шахматистом, Наполеон, как и все вышедшие из Революции генералы, был убежденным сторонником наступательных действий. Однако Клаузевиц покажет, что «любое наступление захлебывается по мере своего развития». В доказательство он приводит поход на Россию: «Полмиллиона форсировали Неман, сто двадцать тысяч сражались у Бородино, еще меньше дошло до Москвы». И Клаузевиц приходит к выводу: «Оборонительная тактика эффективнее наступательной».

Стратегические взгляды Наполеона также нельзя считать новаторскими. Они восходят к доктрине Гибера де Ножана, предусматривавшей деление армии на автономные армейские корпуса, состоявшие из двух-трех пехотных дивизий, одной кавалерийской, артиллерии и службы обеспечения. Главная причина его побед заключалась в том, что он ввел разграничение между растянутым походным и концентрированным боевым порядком. Растягивая походный порядок на марше, он вольготно чувствовал себя на местности, поскольку его армия представляла собою как бы сеть, в которой мог запутаться маневрирующий в боевом порядке неприятель. Мак надеется выждать время в Ульме и оказывается в окружении. В 1806 году пруссаки мечутся с места на место, Наполеон обходит их с фланга, и они вынуждены принять бой в расстроенном боевом порядке. Результат? Разгром при Йене. Война становится мобильной, стремительной. Если противник рассредоточивается на марше, Наполеон маневрирует «на внутренних рубежах»: останавливает колонну отрядами, в задачу которых входит замедлить ее продвижение, уничтожает ее ударом главных сил, а затем переходит к следующей. Наполеон мог совершать все эти маневры благодаря растянутому походному порядку, позволявшему в любой момент, дернув за силок, поймать добычу. Во время сражения он способен умело воспользоваться чужой оплошностью, а то и вынудить неприятеля совершить непоправимую ошибку, как это произошло во время битвы при Аустерлице. Наконец, внезапной атакой отдельного корпуса во фланг или в тыл противника он подготавливает «развязку», решающую участь всего сражения.

Однако Европа довольно быстро усвоит правила этой новой игры и перестанет попадать в расставляемые ей императором сети. Наполеон столкнется уже не с армиями на равнине, а с глубоко эшелонированной обороной в Португалии, при Бородине, при Ватерлоо. К тому же нерасторопность войск, растянутость коммуникаций, языковые барьеры, постепенно превращающие Великую Армию в интернациональную, парализуют высокую мобильность, продемонстрированную Наполеоном в ходе первой итальянской кампании. Он все реже маневрирует, ища преимуществ в огневой мощи артиллерии или сокрушительном натиске кавалерии, решившей исход битвы при Эйлау. В таких случаях сражение превращается в бойню.

Начиная с 1806 года, после кампании в Восточной Пруссии, успехи становятся все менее убедительными. И это при том, что в 1806–1807 годах Наполеону благоприятствовала политическая обстановка: поляки связывали с ним надежды на возрождение Польши, Вена и Берлин открыли ворота победителю Аустерлица и Йены. Однако гражданская война вылилась в такую форму сопротивления, против которой Наполеон оказался бессилен. Высокая боеспособность революционных армий, так же как и Великой Армии, заключалась в том, что они были народными армиями, воевавшими с бандами наемников. Однако по мере того, как Великая Армия утрачивала свой национальный характер, превращаясь в разношерстную толпу, ее победы уходили в прошлое.

Наполеоновские маршалы и генералы были не столько полководцами, сколько рубаками (Ней, Мюрат, Делор, Лазаль, Сент-Илер, Пактод, Пажоль, Компан, Кюрели, Клапаред). Иные — учтивыми дипломатами (Лористон, Коленкур, Андреосси). Попадались и «трусы» (Моне, но не Барагэ д'Илье Мареско и де Дюпон, несмотря на постигшие их несчастья), и прохвосты (Дютертр), и развратники (Шабран), и дезертиры (Сарразен, Бурмон). Были и «потомственные» генералы (Аббатуччи, Абовилли). Одни сгинули в нечеловеческих условиях плена (Лефран), других отстранили от должности за излиш-нюю приверженность республиканизму (Амбер, Делмас, Монье) или по подозрению в симпатиях к Моро (Дюрют). Но куда больше было тех, кого пуля сразила прежде, чем они успели по-настоящему заявить о себе (Дезе, Валюбер). Наполеон на всю жизнь сохранил память о своем адъютанте Мюироне. Наконец постепенно иссякает людской резерв. Рекрутские наборы уже не в состоянии удовлетворить растущие аппетиты прожорливого Молоха. Окончательно утратив численное превосходство над сплотившейся против него Европой, Наполеон будет обречен, тем более что соотношение потерь, до поры до времени благоприятное для французов, постепенно выравнивается. После Эйлау армия производит уже впечатление плохо оснащенной, недоукомплектованной командирами, часто недисциплинированной людской массы. Многие из тех, кто был с Наполеоном в Булонской ставке, получили повышение или перешли в гвардию. Четыре пятых всей армии составляли наспех обученные рекруты 1806–1807 годов. Моральный дух также оставлял желать лучшего. Война велась за пределами Франции, и, казалось, ничто не ущемляло жизненных интересов страны. Но буржуазию тревожило безмерное расширение естественных границ, ей было достаточно увеличения рынков сбыта. 5 прериаля XI года торговая палата Парижа, «принимая во внимание состояние войны, в которую вновь ввергла Республику злая воля врага», поднесла Первому Консулу в подарок стодвадцатипушечный корабль под названием «Парижская торговля». Но все это делалось не от чистого сердца. Впрочем, не считая, разумеется, человеческих жертв, война почти не отражалась на жизни страны, так как велась на чужой территории. Более того, она приносила доход. По отчетам Дарю был подведен финансовый итог военной кампании с 1 октября 1806 года по 15 октября 1808 года: чрезвычайные контрибуции составили 311 662 ООО франков, налоги с вассальных территорий — 79 667 ООО, кассовые аресты — 16 172 ООО. Помимо многочисленных налогов, взимаемых с поверженных государств, Франция, только по официальным данным, получила от Пруссии 40 тысяч лошадей и прочих товаров на сумму в 600 миллионов франков, и это не считая награбленного. Расходы на Великую Армию составили, по сведениям Дарю, 212 879 335 франков, в то время как главный казначей оприходовал наличными 248 478 691 франк. Словом, прусская и польская кампании ничего не стоили французским налогоплательщикам. Общественное мнение, давным-давно обработанное армейскими сводками, выражало полное одобрение всему происходящему. Тем более что победы 1805 и 1806 годов ввергли Европу в состояние шока и после двух итальянских кампаний обеспечили Наполеону репутацию непобедимого полководца. Революция не ошиблась в выборе своего «спасителя».

После Тильзита Наполеону оставалось покорить лишь Англию. Побеждая на суше, он не рассчитывал победить на море. Катастрофа у мыса Трафальгар и слишком медленное возрождение французского флота препятствовали прямому нападению на Британские острова. Отсюда — замысел торговой войны. Намереваясь сокрушить промышленность и торговлю Англии, составлявшие основу ее могущества, Наполеон призывал, а то и вынуждал европейские страны не принимать британские торговые суда и доставляемые ими грузы. После расторжения Амьенского соглашения Бонапарт попытался посредством «coast system» (системы берегового контроля) закрыть английским судам доступ к берегам, находящимся в сфере его влияния. Он руководствовался охранительными мотивами, стремясь оградить французскую промышленность от наплыва конкурентоспособных английских товаров. Берлинский и миланский декреты, распространив блокаду на весь европейский континент, превратили ее в краеугольный камень всей внешней политики Наполеона. Отныне любое государство, не участвующее в континентальной блокаде, превращалось во врага: невозможно было сохранять нейтралитет в том противостоянии, которое Наполеон навязал «океанократам».