Оставались еще Англия и Россия. У Бонапарта имелись основания многого ожидать от России. В самом деле, Павел I был от него в восхищении, а при уставшем от требовательных эмигрантов русском дворе образовалась своего рода партия франкофилов. Желая упрочить наметившиеся благоприятные тенденции, Бонапарт отпустил домой семь тысяч русских солдат, взятых в плен в Швейцарии, а 21 декабря 1800 года направил царю письмо, в котором предложил заключить союз между «двумя могущественнейшими мировыми державами». В нем, в частности, шла речь о таком разделе Турецкой империи, при котором Константинополь отходил бы к России, а Египет — к Франции. Правда, этот вариант не устраивал Англию, покровительствовавшую султану для того, чтобы обезопасить подступы к Индии. Уже Россия стала отдаляться от Англии, уже в декабре 1800 года образовалась Лига нейтральных государств (Швеция, Дания и Пруссия), блокировавшая главные пути британской торговле, когда в марте 1801 года подкупленные партией англофилов офицеры задушили царя в его спальне. Бомбардировка 2 апреля Копенгагена, предпринятая английской эскадрой, ускорила распад Лиги нейтральных государств. Новый царь, Александр I, едва взойдя на престол, повел дело к сближению с Англией.

Париж с прискорбием воспринял весть о смерти русского императора. «Павел I умер в ночь с 24-го на 25 марта, — сообщала «Монитор». — 31 марта английская эскадра прошла через Эресуннский пролив. Когда-нибудь история приподнимет завесу над возможной связью между этими событиями». И все же Бонапарт не отказался от демаршей в отношениях с Россией, направив в апреле 1801 года Дюрока в Санкт-Петербург.

Он прекрасно понимал, что не справится с Англией, не добившись превосходства на море, и делал все, чтобы преуспеть в этом. 1 октября в Сент-Ильдефонсе было подписано секретное соглашение с Испанией. В обмен на данное в Люневиле обещание подарить герцогу Пармскому итальянское королевство Бонапарт получил Луизиану, которая могла бы стать опорным пунктом на случай войны с Англией, и шесть военных кораблей. Аранхуэсский договор, подписанный 21 марта 1801 года, подтвердил ключевые пункты соглашения, оговоренные в Сент-Ильдефонсе. На основании Флорентийского договора 29 марта неаполитанский король уступал Франции остров Эльба и закрывал свои порты для английских кораблей. Были подписаны также договоры с Алжиром, Тунисом и Триполи. Договор, заключенный 3 октября 1800 года в Монтфонтене, восстанавливал между Францией и Соединенными Штатами «прочный, нерушимый и всеобъемлющий мир», основанный на признании основополагающих принципов морского права.

Все это грозило Англии серьезными осложнениями. Разумеется, война дала ей очень много: французские и голландские колонии, Мальту, захваченную ею в сентябре 1800 года, выгодную контрабандную торговлю с испанскими колониями в Америке, усиление влияния в Индии, отпадение от Франции Египта, ставшее неизбежным после убийства Клебера (14 июня 1800 года), которого сменил недалекий Мену, подписавший в августе 1801 года капитуляцию.

Однако явный рост престижа Франции, возраставшие в английском обществе симпатии, приведшие к возникновению среди элиты партии франкофилов, беспокоили Англию. К тому же экономика этого островного государства начала испытывать негативные последствия кризиса, явившегося результатом инфляции и недорода 1799 и 1800 годов. Армии приходилось подавлять вызванные ростом цен народные волнения. Нерешенность ирландской проблемы, а также безумие короля лишь осложняли положение. В начале февраля Питта сменил Аддингтон. Возглавивший внешнеполитическое ведомство лорд Хауксбери предложил Парижу начать мирные переговоры. В ответ Бонапарт направил в Лондон баденца Луи Отто. Переговоры едва не провалились, споткнувшись о египетскую проблему. В результате, по предварительному соглашению (1 октября 1801 года), было решено, что Египет отойдет Турции, а Мальта возвратится к своим прежним хозяевам — рыцарям ордена Святого Иоанна. Вопрос об эвакуации англичан ставился в зависимость от ухода французов из всех неаполитанских портов. Англия оставляла за собой свои колонии за исключением островов Тринидад и Цейлон.

Подписание предварительного соглашения было с энтузиазмом встречено британской общественностью, уставшей от войны и растерявшейся перед угрозой растущей нищеты: 15 процентов англичан оказались за чертой бедности. Раздавались даже голоса, выражавшие сожаление в связи с отсутствием торгового договора. Франция была признательна Первому Консулу за то, что он сдержал данное в Брюмере обещание положить конец конфликту.

Дело дошло наконец до выработки итогового документа, подписанного 27 марта 1802 года в Амьене Жозефом Бонапартом и Корнуоллом. Перед этим 8 октября 1801 года был заключен мирный договор с Россией, а 9 октября — с Турцией.

Опустошаемая на протяжении десяти лет войной Европа обрела наконец мир. Впрочем, на деле речь шла скорее о передышке. Наполеон отнюдь не склонен был отрекаться от своей восточной грезы, да и Англия не собиралась мириться с гегемонией Франции на континенте. Ссылаясь на Берка, которому в 1790 году на месте нашей родины виделась бескрайняя пустыня, Шеридан воскликнул в палате общин: «Взгляните на эту карту, на ней повсюду Франция».

И все же Амьенский мир получил всеобщее одобрение: «Рабочие говорят о мире и о Первом Консуле с неподдельным энтузиазмом. Их вера в правительство не знает границ. Иначе — в светских кругах, где это счастливое событие почти не обсуждается. Похоже, там оно, напротив, вызывает скорее разочарование. Поговаривают, не без иронии, что народу мнится, будто на него снизойдет манна небесная, и удивляются удаче, которая неизменно сопутствует всем начинаниям Первого Консула».

В провинции и особенно в портовых городах, пострадавших из-за войны на море, новость была воспринята с большей радостью, чем в Париже. В Бордо дома будто бы даже были иллюминированы. По сообщениям префектов, юг, за исключением средиземноморского побережья, проявил большую сдержанность, чем север. Так или иначе, но благодаря прекращению военных действий престиж Бонапарта значительно вырос. После Кампоформио и Люневиля — Амьен. Бонапарт представал миротворцем. До образа корсиканского людоеда было еще далеко.

В 1801 году еще можно было сомневаться в прочности режима. Да, якобинцы и роялисты потерпели серьезное поражение. Весть о победе при Маренго уничтожила в зародыше заговоры, которые плели некоторые неуверенные в завтрашнем дне брюмерианцы. Армия, несмотря на происки кучки генералов, сохраняла спокойствие. Парижские предместья, по заверениям Фуше, не вызывали опасений. И все же стоило какому-нибудь уличному восстанию объединить оппозиционные силы, и оно смело бы консульское правительство. Больше всего на свете Бонапарт боялся голодного бунта. Ни Людовик XVI, ни монтаньяры так и не смогли найти от него действенного средства. Насилие? «Солдаты не любят стрелять в женщин, которые кричат у хлебных лавок с детьми на руках», — заметил Наполеон в одном из писем. Урожай 1799 года оказался скудным, и цена на мешок муки резко подскочила. Однако в июне все возвратилось на круги своя. Известие об очередной победе (при Маренго) совпало со снижением цен на хлеб. От прошлогодней дороговизны остались лишь воспоминания.

Однако к весне 1801 года хлеб вновь вздорожал по всей территории Франции. К концу года его цена достигла в столице 18 су за 4 фунта, что было рабочим явно не по карману. Жители парижских окраин, где хлеб стоил еще дороже, ездили за покупками в город, что способствовало углублению продовольственного кризиса. С четырех утра у булочных выстраивались огромные очереди. На улице Сент-Оноре нападению подвергся обоз с продовольствием. В провинции грабежи стали реальностью повседневной жизни. В Марселе, Лилле и Амьене магазины охранялись армейскими подразделениями. На перекрестках и на рынках появлялись велеречивые ораторы, возлагавшие ответственность за сложившееся положение на правительство. В воздухе запахло грозой, когда к голоду добавилось общее обострение экономической ситуации, выразившееся в росте безработицы в Лионе, Руане и Седане. В докладах префектов говорилось о неустойчивости в настроениях масс. Казалось, возвращаются худшие времена террора. Общественное сознание воспринимало свертывание торговли между Францией и Англией как результат не только спада производства, но и страха перед тотальной нищетой. Надо было принимать срочные меры.