На юге Китая муравьёв и сейчас используют для истребления насекомых-вредителей. В горных садах охрана садов возложена на муравьёв, гнездящихся в кронах деревьев. Это крупные красные и мелкие зеленые муравьи Экофилла смарагдина, сооружающие на деревьях десятки, а то и свыше сотни довольно крупных, размером с большой мяч, гнезд. Экофилла собирают их из листьев и сшивают листья выделяемой личинками шелковой нитью. Семьи Экофилла, если их в нужное время подкормить (подкармливают их рыбьими потрохами и другими белковыми кормами, подешевле), становятся сильны, богаты насекомыми и — главное — ненасытно жадны. По шнуркам и бамбуковым тростям, протянутым между деревьями — были бы только окольцованы понизу стволы, — эти муравьи уходят в поисках корма далеко от гнезда, уничтожая гусениц и личинок разных бабочек, клопов, жуков, мух…

Если бы не дружественные отношения с кокцидами, которые сильно ослабляют деревья, Экофилла были бы безупречным сторожем тропического и субтропического сада. Кокцид же Экофилла не только не истребляет, но даже оберегает. Например, молодая самка Экофилла, улетая из старого гнезда, чтоб заложить новое, уносит с собой в жвалах одну кокциду в покоящемся состоянии. Значит, они их и размножают! По этой-то причине муравьи Экофилла полезны как средство защиты плодовых лишь там, где не водятся вредные кокциды. В Индонезии Экофилла охраняют насаждения какаового и мангового деревьев. В Восточной Африке Экофилла лонгинода патрулируют на кокосовых пальмах, которые в таком случае меньше болеют, приносят больше плодов и дают более крупные орехи.

В северных субтропиках Китая муравьёв Экофилла нет. Здесь садовники с весны подкармливают местных хищных муравьёв отходами из червоводен тутового шелкопряда. На этом корме муравьиные семьи растут, как на дрожжах, в них появляется столько энергичных и прожорливых фуражиров, что вредителям приходится круто.

В Италии садоводы пользуются услугами некоторых муравьёв для очистки садов и ягодников также от листоверток и плодожорок. В Америке завезенные в Техас гватемальские муравьи Эктотомма туберкулозум применялись уже не в садах, а на плантациях — против хлопкового долгоносика.

В средних широтах наиболее усердными защитниками растений от вредных насекомых показали себя лесные муравьи. Островки здоровых зеленых деревьев вокруг муравьиных гнезд, разбросанные в море умирающего после нашествия вредителей леса, давно привлекли внимание и лесников, и специалистов по борьбе с вредителями. Еще в 1838 году учёный лесничий Петр Перелыгин в книге «Лесоохранение или правила сбережения растущих лесов» писал, что первые истребители личинок насекомых — муравьи. Они неустанно преследуют всякого рода личинок. Личинка бьется, мечется, чтобы избежать своих неприятелей, но они держат её крепко… Она покрывается множеством своих неприятелей, которые наконец совершенно её умерщвляют. На дерево, у корня которого находится муравьиная куча, ни одна личинка влезать не посмеет. Далее лесовод разъяснял, что муравьи даже препятствуют вылуплению личинок из яиц. Оттого посреди поврежденного какого-либо места леса подобные (близко к муравейнику расположенные) деревья остаются свежими и зелёными.

Очень живо описал эпизод ликвидации большого очага пядениц в нескольких кварталах знаменитой Шиповой корабельной рощи энтомолог А. Циолковский. Это было в мае 1882 года. Гусеницы пядениц наполовину объели молодую листву дуба в лесу. Они уничтожили бы её полностью, если б не муравьи, которые двигались дышлом: один держал гусеницу за голову, другой за противоположную часть тела. По прибытии в муравейник добыча сдавалась подоспевшим подручным, а лихая пара порожняком стремилась опять на вершину дерева. Такое насилие происходило по крайней мере на площади 20–30 десятин. Через несколько дней лес был очищен от вредителя: пядениц как метлой вымело.

Но так ведут себя, конечно, не все лесные муравьи, а главным образом Формика руфа — рыжий или красно-бурый лесной муравей. Образ жизни этих муравьёв, их кормодобывательные повадки представляют немалый интерес для лесоводов, а может быть, даже и для растениеводов широкого профиля. Но сейчас речь идёт только о лесе.

Фуражиры красного лесного муравья с весны до осени волокут в гнездо мертвых жучков, мушек, бабочек, гусениц разных видов. И если в среднее по силе гнездо ежеминутно сносится всего два-три десятка насекомых, то за час их поступает уже тысячи полторы, за день — около двадцати тысяч, а за пять-шесть месяцев, пока муравьи в средних широтах активны, пусть за это время будет даже только сто нехолодных дней, муравейник очистит лес от двух миллионов насекомых.

Здесь нет никакой приписки. Скорее, наоборот: по данным многих натуралистов, в сильное гнездо лесных муравьёв сносится иной раз и свыше ста насекомых за минуту. Можно сослаться на целый ряд расчетов, согласно которым в муравейник доставляется за сезон 3–5–8 миллионов насекомых!

Но всё ли, что поступает, доставляется, сносится в гнездо, это насекомые, пойманные и уничтоженные самими муравьями?.. Ведь фуражиры могут просто подбирать трупы насекомых, погибших, как говорится, своей смертью или от причин, к которым муравьи не имеют никакого касательства. Именно это и представлялось более всего вероятным: трудно было ожидать, чтобы хрупкие и сухонькие крошки муравьи одолевали огромных по сравнению с ними личинок, гусениц, бабочек.

Отряды хорошо проинструктированных наблюдателей вышли на посты, прихватив с собой мерные линейки и шнуры, термометры и секундомеры, крохотные лупы и достаточный запас рассчитанного на долгие часы терпения, совершенно необходимого в описываемых исследованиях.

Теперь наблюдатели не просто регистрировали количество насекомых, доставляемых муравьями, но учитывали также разные подробности, на которые прежде не обращали внимания.

Так, между прочим, выяснилось, что всюду существует связь между радиусом действия и активностью фуражиров, причем на оба показателя заметно влияет погода. В Эберсвальде (ГДР) во время дождя и при похолоданиях ниже 4° муравьи вообще не покидают своих подземелий; требуется не меньше 9°, чтобы началась охота на насекомых, но лишь на поверхности почвы; только при 18° начинают муравьиные фуражиры взбираться на деревья.

В тёплую пору и на ровном месте нагруженные добычей муравьи движутся со средней скоростью один метр в минуту. При двухсотпятидесятиметровом радиусе действия вокруг муравейника площадь, на которой ведется охота, превышает двести тысяч квадратных метров, а при пятиметровой высоте подъема на деревья пастбищное пространство составляет — это непросто себе представить и ещё труднее этому поверить! — миллион кубометров. К тому же следует учесть, что миллионы насекомых с этого миллиона кубометров лесного пастбища в основном убиты самими муравьями.

Никаких сомнений в этом не оставили наблюдения и прямые опыты с положенными на разных расстояниях от муравейников мертвыми и живыми гусеницами, личинками, куколками.

В научных протоколах подробнейшим образом описаны секунда за секундой прослеженные судьбы жертв муравейника. Здесь идёт речь не только о десятках беспомощных и недвижимых куколок или ничем не защищенных кладках яиц, но также и о личинках, чаще всего застигнутых при линьке, о гусеницах, даже очень крупных, и, наконец, о взрослых насекомых, обычно молодых, только что вышедших из кокона и ещё не окрепших или не успевших отогреться после ночной прохлады, следовательно, подвергающихся нападению в состоянии, когда ни оказать сопротивления, ни уклониться от схватки они не могут.

Рыщущие в поисках добычи Формика, когда требуется, нападают на жертву сообща, мешают ей уходить от преследования, грызут своими острыми жвалами, обрызгивают кислотой, а если дело происходит на дереве, сбрасывают на землю, и здесь за нее принимаются другие охотники. Отогнанные судорожно извивающимися крупными гусеницами, муравьи отступают, но позже, когда жертва, обрызганная кислотой, слабеет, возвращаются и возобновляют нападение. Первыми подвергаются атаке наиболее заметные — особо подвижные насекомые, позже очередь доходит до менее заметных — вялых, совсем неподвижные часто остаются незамеченными.