Чем кончился необыкновенный сон, утром вспомнить не удалось.
Однако небольшое чудо, а точнее, даже два произошли в тот день и наяву!
Собравшись к первому уроку, Вероника у самой двери обнаружила, что с каблука туфли отлетела набойка.
Отправиться на урок в одиннадцатый в таком виде было немыслимо.
Что же, разыскивать белые туфли с бантиками, которые на первое сентября и последний звонок? Но они идут только к бело-голубому костюму. Или взять к ним белую сумку? Но попробуй найди ее на ходу…
— Мам, нам сказали по сто сорок рублей сдать на каток! — невинным голоском сообщила Маришка.
— Что-о? Это ты сейчас вспомнила?!
— Просто я вчера не успела…
— Ничего себе! Сто сорок рублей! Да ты себе представляешь…
— Ладно, не заводитесь! Я дам, — сказал муж.
…Или надеть босоножки? В октябре-то месяце?
Или розовые лжезамшевые лодочки, ни к чему не идущие и купленные будто специально в подтверждение пословицы «Дешевая рыбка…»? Надетые за два года ОДИН РАЗ?
— У меня пуговица оторвалась, — известила младшая дочь.
— Где?!
— На куртке, вот!
— Очень радостно! А я сколько раз просила…
— Так, ну вы тут сами… А я пошел! — объявил муж, одним шагом перемещаясь за порог.
— Ну подожди! Туся, иди так… Один раз можно! Коля, отведи ее!
— Па-ап, ну куда ты?! У тебя же ноги большие!
…На решение дилеммы оставалось тридцать секунд. Вероника решительно полезла в шкаф, нащупала коробку с босоножками…
Тут-то и начались чудеса!
Блокнот вдруг выпал из сумки и раскрылся на том самом месте, где синим по белому красовалось: «3 — л11», что означало: «Третий урок — литература в одиннадцатом»! Она закрыла глаза, снова открыла и перечитала, не веря себе: «третий»!
И тут со всей ясностью всплыло в памяти вчерашнее совещание на перемене:
— Кол-ле-ги-и! Все меня слышат? Я спрашиваю — все слышат или нет?! Дружно смотрим на расписание… Открыли блокноты… Блокноты, я сказала, а не листки! Когда я сказала — завести приличные блокноты?! Так, пишем: завтра — изменения в расписании. Восьмые и десятые — после второго урока в парк Горького убирать листья! Выдача инвентаря на месте. В остальных классах уроки сдвигаются. Диктую…
…Ее уроки начинались через ДВА ЧАСА!
Вероника прижала блокнот к сердцу.
За эти два часа она успела:
перемыть посуду, оставшуюся с завтрака;
найти белую сумку и уложить в нее туфли, приготовленные к ремонту;
вспомнить, что собиралась прочитать детям отрывок из «Божественной комедии», и захватить с собой тяжелый желтый томик.
Тем временем чудо номер два поджидало ее за порогом.
Едва переступив его, она заметила: что-то непривычно поблескивает на тротуаре у самых ступенек. Оказалось, то была коротенькая нитка бус! Вероника наклонилась, взяла в руки холодную тяжеленькую змейку. Таких бус ей сроду не случалось видеть — удлиненных, как индийский рис, только покрупнее, кирпичного цвета с золотистыми искорками. Бусы выглядели совершенно целыми, даже новыми, с застежкой из светлого металла!
Но как умудрились они попасть В ЕЕ ПОДВОРОТНЮ?!
Вероника держала их в руке, ощущая забытое детское чувство. Кажется, с таким чувством она бросалась к новогодней елке, заметив под ветвями белый сверток с бантиком.
— Авантюрин вроде?.. Точно, авантюрин! — определила в школе Светлана. — Не хило! Но учти, подруга, это значит — несет тебя в какую-то авантюру! — И она предостерегающе покачала головой.
Но подруга в ответ только расхохоталась — чуть-чуть истерично.
Бусы не шли ни к блузке, ни к свитеру, но понравились безумно, прямо-таки заворожили Веронику. «А-ван-тю-рин!» — повторяла она, то и дело доставая тяжеленькую нить из сумки и разглядывая прищуренными глазами. Искорки так и играли, мгновенно загораясь и тут же исчезая.
— Слушай, Свет, — вспомнила она на перемене. — Ты в снах разбираешься?.. Мне сегодня море снилось, и вроде как кто-то учит плавать!
Светка отбросила челку назад и изучила лицо Вероники на сей раз обоими глазами. Удостоверившись, что все в нем по-прежнему, снова свесила челку на лицо и сосредоточенно нахмурилась.
— Вода мутная или прозрачная? — деловито уточнила она.
— Не помню… синяя.
Светлана досадливо фыркнула и объяснила:
— Мутная — начальство будет ругать, прозрачная — какой-то приятный разговор. А синяя… да вроде ни к чему плохому. Забудь, короче!
— Почему это «забудь»? — вступилась за свой сон Вероника. — Я вот, между прочим, недавно прочитала: когда Данте умер, все, оказывается, думали, что «Комедию» он так и не дописал! Окончание никак не могли найти. А он явился во сне своему старшему сыну и говорит: так и так, сынок, последние три песни вмурованы в стену в доме друга, у которого я жил! Сын проснулся, быстренько записал сон — и к тому дому! И представь себе — там, точно в указанном месте, тайничок. А в том тайничке и лежат все тетради! Некоторые даже портиться уже начали… да, да! Документальный факт, между прочим! Зафиксирован свидетелями! А ты говоришь — «забудь»…
— Сдаюсь, синьора! — покорно приподняла Светка ладони с роскошными наращенными ногтями. — Пишите свою комедию, сделайте милость! Или наоборот, свою трагедию. Осчастливьте человечество, будьте так добреньки…
А еще через два дня Вероника нашла сто рублей — на сей раз на дороге, прямо на проезжей части. Смятую купюру отнесло к самым кустам на краю тротуара.
Почему-то она удивилась теперь меньше. Просто дошла до угла и купила в магазине торт и гроздь бананов.
— Шикуем?! Нет чтобы — мяса! — возмутился муж. Но торт похвалил: — Сама когда такие будешь печь?
И в этот момент, посмотрев на перемазанную кремом детвору, она вдруг догадалась: в ее жизни наступила полоса везения! Ей ПОШЛА МАСТЬ — так это, кажется, называется?!
И верно: вскоре судьба, расщедрившись не на шутку, преподнесла ей еще несколько подарков!
Через три дня ее седьмой «Б» занял второе место в параллели на конкурсе стенгазет.
Через неделю в школу завезли наконец плафоны для светильников, которые обещали второй год. И вскоре можно было не бояться, что длинная белая лампа рухнет на кого-нибудь посреди урока.
А в довершение ко всему ее супруг наконец-то выбрал свободный вечер и собрался починить в ее кабинете стулья — в общем-то почти новые, завезенные в прошлом году, но уже наполовину с отвинченными сиденьями.
— Чего им — руки некуда девать? — негодовал он, вставляя на место болты и прикручивая гайки. — Чем они у вас вообще на уроках занимаются?
— Всем они у нас занимаются, — невозмутимо объясняла Вероника. — Дети исключительно разносторонние.
— А вот я им резьбу посбиваю, разносторонним этим! — злорадно обещал Николай и свирепо колотил молотком по хвостам болтов. — Бездельники здоровые!
Под грохот ударов и супружеское ворчание Вероника расставляла готовые стулья по местам и, улыбаясь, прохаживалась по классу.
Похорошевший кабинет ласкал ее взгляд. Одинаковые прямоугольные плафоны светильников сверкали первозданной белизной. Все до единой лампы сияли, отражаясь в чисто-начисто вымытой доске. На панелях нельзя было отыскать даже крохотного пятнышка. Обновленные стулья, казалось, приглашали опуститься на сиденья и, не шелохнувшись, просидеть до самого звонка.
Пожалуй, в таком кабинете и она. Вероника, могла бы давать НАСТОЯЩИЕ УРОКИ… А почему бы, собственно, и нет? Чем она, в конце концов, так уж хуже других?
Вероника повернулась к окну, окинула беглым взглядом свое отражение. Его линии показались ей на этот раз менее смутными и более строгими, чем обычно. Движения тоже изменились: они выглядели как будто увереннее и убедительнее. И было еще что-то такое в этой призрачной отраженной женщине… Вероника не успела разглядеть, что именно.
— Шабаш! Одеваемся, — объявил Николай, швыряя молоток и плоскогубцы в сумку. — Домой!
Она быстро задвинула на место два оставшихся стула, громыхнула оконной створкой, поворачивая тугой шпингалет, и, прихватив пальто, по дороге к двери щелкнула тремя выключателями.
