— Рада, что вы сумели прийти, — сказала Люси.

— Взял на всякий случай и то, и то, — произнес я, протягивая бутылки.

Люси мило улыбнулась и посмотрела на этикетки.

— О, просто замечательно. Благодарю вас.

Она проводила меня на кухню. В гостиной горел лишь один светильник, но кухня была ярко освещена. Люси поставила диск Дженис Иэн, а у меня появилось ощущение нереальности, словно я попал внутрь фотографии из журнала «Лучшие дома и сады». Мне даже захотелось спросить, что здесь настоящее, а что плод моего воображения.

— Пахнет потрясающе.

— Я поставила румаки [31]в духовку, а в качестве основного блюда у нас будет жаркое из утки с вишневым соусом. Надеюсь, получится удачно.

— Здорово!

— Хотите бокал вина?

На стойке стояли бутылка рислинга из Йоханнесбурга и полупустой бокал. Бутылка тоже практически опустела.

— Пожалуйста.

— Почему бы нам не оставить ваше вино на обед, а пока допьем рислинг?

— Звучит неплохо. — Мы оба старались вести себя максимально осторожно.

Я открыл мерло, чтобы оно успело подышать, Люси принесла еще один бокал и налила мне рислинга.

— Могу я чем-нибудь помочь? — спросил я.

— Все готово, кроме вишневого соуса. Садитесь возле стойки и расскажите мне последние новости о Джоди, пока я заканчиваю.

Люси открыла банку вишен без косточек, выложила их в кастрюлю, добавила лимонный сок, портвейн, большое количество сахара и поставила кастрюлю на медленный огонь. Я рассказал о том, как возил Джоди в Юнис и Вилль-Платт, как Джоди познакомилась с Эдит Будро и что произошло потом. Люси периодически кивала, а когда я описал, как Джоди ворвалась в магазин с покупателями, Люси нахмурилась, но в остальное время молча потягивала вино и присматривала за вишневым соусом. Похоже, нервничала. Наконец она допила свой бокал и снова наполнила — мне же досталось совсем немного. Интересно, как долго Люси оставалась один на один с рислингом.

— Кажется, румаки горят, — заметил я.

— Проклятье! — пробормотала Люси и вытащила румаки из духовки. Кусочки чилима [32]были завернуты в бекон, который Люси заколола зубочистками. Зубочистки почернели и дымились, румаки были слегка передержаны, но в целом получилось неплохо. Она поставила их на плиту.

— Мне нравятся именно такие, — сказал я.

Она неуверенно улыбнулась и вновь глотнула вина.

— Вы в порядке? — забеспокоился я.

Она поставила бокал и посмотрела на меня. Похоже, она действительно слегка перебрала.

— Вы мне действительно нравитесь, — сказала она.

Что-то сжалось у меня в животе.

— И вы мне, — ответил я.

Она кивнула и посмотрела на румаки. Затем начала снимать их с противня и раскладывать на блюде. Я попытался дышать ровно.

— Люси?

Она закончила возиться с румаки и поставила небольшое блюдо на стойку между нами.

— А можно, я попрошу вас попробовать одну штучку и сказать, что получилось замечательно?

Я съел.

— Замечательно.

Однако Люси не выглядела довольной.

— Очень вкусно. Правда.

Люси выпила еще вина. Я дышал так часто, что мне вдруг показалось: еще чуть-чуть — и моя голова наполнится кровью и взорвется. Я положил руку на стойку, и она накрыла мою руку своей ладонью.

— Все будет хорошо, — сказал я.

Она убрала руку, прошла через всю кухню, потом вернулась обратно, положила обе руки на стойку и сказала:

— Я напилась.

— Большой секрет.

— Не нужно надо мной смеяться, — нахмурилась она.

— Если я срочно не начну над чем-нибудь смеяться, то меня хватит удар.

— Когда вы уехали в Лос-Анджелес, я поняла, как сильно вы мне понравились, — начала Люси. — Но мне не нужен мужчина, который живет на расстоянии двух тысяч миль от меня. И я была возмущена вашим отъездом. А потом меня охватила ярость, когда вы вернулись. Зачем вы вернулись?

Кровь бросилась мне в голову, в ушах шумело.

— У меня есть одно правило, — продолжала она. — Я никогда не завожу служебных романов. Чтобы не чувствовать себя полной идиоткой.

Мне удалось совладать с дыханием, но с ушами возникли проблемы. Я посмотрел на обеденный стол. Свечи. Элегантные приборы для двоих.

— А где Бен? — спросил я.

— Я отправила его на ночь к подруге.

Я удивленно уставился на нее, но она выдержала мой взгляд.

— Тоже мне детектив. Вам что, карту нарисовать?

Я посмотрел на стол, на вино, потом перевел взгляд на румаки. Мне пришлось обойти стойку — и я оказался на кухне.

— Помогите мне найти кофе. — И я начал открывать ящики.

— Я только что предложила себя, а вы хотите кофе? — отмахнулась Люси.

Я нашел банку «Фолджерс маунтин краун» и занялся поиском чашек.

— Выпьем кофе, потом поедим. — Наконец мне удалось найти чашки, и я попытался отыскать ложечки, чтобы приготовить чертов кофе. — Мне не нравится, что для того, чтобы лечь со мной в постель, вам нужно напиться! — Я прекратил возиться с ящиками и повернулся к Люси: — Неужели так трудно понять?

Люси открыла рот, но ничего не сказала. Потом немного подумала и недоуменно покачала головой:

— Это что, демонстрация мужского шовинизма или типа того?

— Конечно. Мужчины всегда так делают. — Я уже почти кричал.

Люси сразу успокоилась.

— Не кричите, пожалуйста, — попросила она.

Я почувствовал себя так, как тогда, когда обманул библиотекаря в Вилль-Платте.

Она подошла ко мне и обхватила мою голову ладонями.

— Наверное, кофе — это хорошая мысль. Спасибо.

Я кивнул.

— Вы невероятно красивы.

Она закрыла глаза и положила голову мне на грудь.

Мы выпили кофе, а потом принялись за утку. Мы сидели в затемненной гостиной, слушали Дженис Иэн и держались за руки. Без четверти десять Люси позвонила подруге, чтобы узнать, как там Бен, и пожелать ему спокойной ночи. Повесив трубку, она вернулась в гостиную и сказала:

— Посмотри сюда.

Люси встала, поставила ноги вместе, вытянула вперед руки, закрыла глаза и коснулась кончика носа указательным пальцем правой руки. Странно, но ей это удалось. Тогда она открыла глаза и, хихикнув, спросила:

— Я прошла тест, офицер?

Я поднял ее на руки и отнес в спальню.

— Задай тот же вопрос утром, — ответил я.

— Боюсь, до утра ты не продержишься.

На следующее утро я проснулся расслабленным и в ладу с самим собой. Мне было тепло, рядом посапывала Люси, совсем маленькая на своей роскошной кровати под светло-серой простыней и стеганым одеялом. Ее дыхание было ровным, а когда я забрался под простыню и поцеловал ее в спину, она довольно замурлыкала.

Я коснулся языком ее кожи, и она сказала:

— Сплю.

Кожа ее спины была солоноватой от высохшего пота. Постель и комната пропахли нашими телами и ароматами любви, к которым примешивались сладкие запахи шампуня и мыла. Я немного понежился в постели, наслаждаясь воспоминаниями и теплом Люси, потом почувствовал пьянящий аромат растущего вокруг дома жасмина. Кровать в просторной спальне Люси стояла как раз напротив французского окна, выходящего на задний дворик. Портьеры не были задернуты, и мне были прекрасно видны и сам дворик, и жаровня, на которой мы готовили гамбургеры. Несколько кардиналов и полдюжины ласточек теснились вокруг кормушки, чирикали и клевали зернышки. В Лос-Анджелесе кардиналы тоже водятся, но их не часто увидишь. Двор заливал яркий солнечный свет, издалека доносился рев работающей газонокосилки. Похоже, в Луизиане газонокосилки работают непрерывно. Может быть, земля здесь такая плодородная, что тем, кто на ней живет, постоянно приходится следить за ее плодами, иначе для них просто не останется места. У меня даже промелькнула мысль, что здесь и с любовью может происходить нечто похожее.

Я вылез из постели, постаравшись не разбудить Люси, взял свои вещи и направился в ванную комнату. Почистив зубы пальцем, я перешел на кухню. Ночью мы сожгли никак не меньше двадцати тысяч калорий, так что у меня был небольшой выбор: приготовить завтрак или наброситься на Люси — но тогда меня арестовали бы за каннибализм.