На сентябрь был запланирован концерт, посвященный памяти Брэма. Он должен был состояться буквально через несколько дней после свадьбы Аллегры и Джеффа. Некоторое время они даже обсуждали вопрос о переносе медового месяца. Однако при том, что Аллегра очень сочувствовала вдове и детям Брэма и всей душой старалась помочь, настал момент, когда она поняла, что пора провести грань между работой и личной жизнью. Она позвонила Джинни и сказала, что во время концерта ее и Джеффа не будет в городе, они уедут в свадебное путешествие. И Джинни ее поняла — Аллегра и так уже очень много для них сделала и всегда хорошо относилась к Брэму.
Сынишка Сэм, Мэттью Саймон Маццолери, был предметом всеобщей радости и гордости. Сэм кормила его грудью, и малыш рос и креп с каждым днем. Джимми чуть ли не ежеминутно фотографировал их обоих или снимал видеокамерой: Мэттью принимает ванну, Мэттью спит, Мэт- тью купается в бассейне, Мэттью на руках у мамы, Мэттью на лужайке. Джимми и Сэм повсюду носили малыша с собой. Сэм очень быстро восстановила прежнюю форму и вскоре стала такой же стройной, как раньше.
Уитмены продолжали продавать в газеты выдуманные истории про Сэм, выступили с очередным интервью по телевидению. Интервью показали после того, как было объявлено, что четвертого августа у миссис Джеймс Маццолери (урожденной Саманты Стейнберг) в больнице Сидарз-Синай родился сын Мэттью весом восемь фунтов и одна унция. Газеты, публиковавшие это объявление, в следующих строчках обычно уточняли, что миссис Маццолери является дочерью Саймона Стейнберга и Блэр Скотт. В одной лос-анджелесской газете под объявлением была помещена фотография Сэм, Джимми и их очаровательного младенца. О молодой семье также упомянул Джордж Кристи в своей колонке «Хорошая жизнь» в газете «Голливуд рипортер».
Стейнберги встретились с матерью Джимми и имели с ней долгую беседу. Поступок сына, тайком женившегося на Сэм, потряс его мать, но она сказала, что пытаться решать проблемы самостоятельно — вполне в характере Джимми. С тех пор как умер ее муж, Джимми стал для нее незаменимым помощником, правда, мать Джимми немного беспокоило, чего ждут от ее сына Стейнберги и оправдает ли он их ожидания. Она хотела, чтобы юноша, как было запланировано раньше, поступил на учебу в ЛАКУ, но и Стейнберги хотели того же. Блэр и Саймон выделили молодым коттедж для гостей, который оказался идеальным жилищем для молодой семьи. Молодожены оба собирались приступить осенью к учебе, и Саймон уже пообещал поддерживать их материально до окончания университета. После этого они, как и другие дети, начнут жить самостоятельно. Блэр договорилась со своей экономкой, что та будет помогать им с ребенком в дневное время, когда Сэм и Джимми будут в университете, но в остальное время молодым предстоит управляться самим. Миссис Маццолери не знала, как благодарить Стейнбергов за помощь. В свою очередь, Саймон сказал, что ее сын очень помог Сэм и вел себя как образцовый папаша. Он надеялся, что, несмотря на молодость супругов, у них в конце концов все получится.
Отношения между Саймоном и Блэр неизмеримо улучшились. Теперь, когда Сэм переселилась с Джимми и маленьким Мэттом в гостевой коттедж, ее родители остались в доме одни, у них началось нечто вроде второго медового месяца, и это оказалось настолько приятно, что оба были удивлены и даже немного смущены. Они успели забыть, что такое жить отдельно от детей. В новых условиях Саймон и Блэр быстро установили и новое правило: прежде чем приходить в большой дом, дети сначала звонят. С появлением ребенка в доме с поразительной быстротой воцарился хаос: многочисленные принадлежности, необходимые Мэтту, — детские сиденья, высокие стульчики, переносные колыбельки, памперсы и прочее — казалось, заполонили все комнаты. Сэм могла кормить ребенка где угодно и в любое время, а Джимми, похожий на неуклюжего долговязого подростка, носился по всему дому. Саймон повесил Для него на заднем дворе новую баскетбольную корзину, и иногда они вдвоем выходили поразмяться с мячом, сделать небольшую передышку и поговорить. Саймон был приятно удивлен, обнаружив, что Джимми обладает живым умом, во что бы то ни стало стремится окончить университет и чего- то достичь в жизни. Ему очень хотелось пойти по стопам отца и учиться на юридическом факультете, и он пытался уговорить Сэм последовать его примеру. Джимми с первых шагов своей супружеской жизни показал себя преданным мужем, и Стейнберги были не просто им довольны, они были от него в восторге.
Единственным крупным неудобством в доме был все еще продолжающийся ремонт. Задний двор каждый день подвергался нашествию десятков садовников, в кухне при желании можно было изловчиться что-то приготовить, однако работы шли полным ходом: строители отдирали старую кафельную плитку и заменяли проводку на потолке. Самое ужасное было то, что день свадьбы неумолимо приближался. Работы в саду были далеки от завершения, платья подружек невесты еще не подогнали по фигурам, а платье Аллегры до сих пор не доставили. Аллегра страшно нервничала, что может остаться вообще без подвенечного платья, кроме того, ей хватало и других поводов для беспокойства. Она несколько раз перед сном пыталась поговорить об этом с Джеффом, но он слишком сильно уставал к вечеру. Он пытался закончить съемки в ближайшие десять дней, обстановка на съемочной площадке все больше накалялась, и от усталости и нервотрепки он стал раздражительным, часто срывался.
— Послушай, Аллегра, я все понимаю, но давай поговорим об этом в другое время, ладно? — говорил он обычно.
Аллегре даже казалось, что он постоянно цедит слова сквозь зубы. Но еще больше, чем спешка с фильмом, его нервировали постоянные звонки Делии Уильямс. Она звонила им домой в любое время дня и ночи. Аллегре лишь через полгода удалось приучить к порядку Алана и Кармен, однако ночные звонки не прекратились: теперь Делия могла позвонить им в одиннадцать вечера только для того, чтобы обсудить новый «штрих» в оформлении свадебного пирога или поделиться очередной «гениальной идеей» насчет цветов на столах или букетов в руках подружек невесты. В такие моменты и Аллегра, и Джефф готовы были ее убить.
Для каждого из них эти две адские недели, оставшиеся до свадьбы, превратились в сплошной стресс. Как-то ночью опять зазвонил телефон. Аллегра решила, что это, как обычно, Делия Уильямс с очередной своей «блестящей идеей» или, к примеру, с жалобой на Кармен, которая все еще не удосужилась примерить платье. Она уже приготовила в ответ фразу, что Кармен приедет на примерку, как только закончатся съемки, но, сняв трубку, услышала мужской голос. Голос был знакомый, но Аллегра не сразу вспомнила, чей именно. Это был Чарлз Стэнтон, ее отец. Он позвонил в ответ на письмо с приглашением на свадьбу, которое Аллегра послала ему давным- давно и на которое он так и не ответил. С тех пор как они виделись и разговаривали в последний раз, прошло семь лет. После сухого приветствия Чарлз поинтересовался, как дела, и осторожно спросил:
— Ты по-прежнему собираешься замуж?
— Конечно.
Аллегра вся сжалась от одного лишь звука его голоса. Джефф только что вошел в комнату и, увидев выражение ее лица, не мог не задаться вопросом, с кем она разговаривает. На какое-то мгновение у него мелькнула мысль, что позвонил Брэндон. Несколько недель назад он прислал ей коротенькую записку, в которой сообщал, что наконец развелся с Джоанной, и намекал, что если бы она набралась терпения, он бы в конце концов на ней женился. У него хватило наглости даже предложить ей как-нибудь встретиться в обеденный перерыв и вместе посидеть в кафе. Аллегра показала записку Джеффу и выбросила в мусорное ведро.
— Что-то случилось? — спросил он участливо.
Аллегра замотала головой, и Джефф вернулся к себе в кабинет доделывать какую-то работу.
— Ты все еще хочешь, чтобы я приехал на свадьбу? — спросил отец.
Аллегра не писала, что хочет его видеть, она просто сообщила о дне своей свадьбы.
— Разве это имеет для тебя какое-то значение? — удивилась она. — Мы ведь практически не общаемся друг с другом. — Это был отчасти упрек, отчасти просто констатация факта.
