Харри просто не мог вспомнить другого такого случая, когда бы Роджер Брескин произносил речи, да еще такие длинные. Ну, что ж, красноречие помогло.
— Ладно, давай.
* * *
Кок корабельного камбуза был самым драгоценным сокровищем подлодки «Илья Погодин». Его отец работал шеф-поваром в ресторане гостиницы «Националь», и от своего отца здешний кок перенял колдовское искусство кулинарии, творя с пищей такие чудеса, что новозаветный рассказ о насыщении многих тысяч людей пятью хлебцами и несколькими рыбками казался повестью о заурядном и ничем не примечательном трюке. Стол «Ильи Погодина» славился на весь подводный флот.
Кок как раз принялся готовить рыбную селянку[14] — такова, решил он, будет первая перемена вечернего стола. Белая рыба. Лук. Лавровый лист. Яичные белки. Аромат, шедший из камбуза, уже заполнил центр дальней связи, а теперь дошел и до рубки управления.
На пороге Горова повстречал чуть ли не бросившийся к нему Сергей Беляев, вахтенный офицер, руководивший погружением.
— Капитан, помогите вразумить Леонида. — Тут он показал на молодого матроса, того самого, что следил за световыми индикаторами аварийной сигнализации на борту.
Горову некогда было разговаривать, но и дать знать Беляеву, что его капитан встревожен, тоже было нельзя.
— Что стряслось-то?
Беляев скорчил уморительную рожу.
— Леонид пойдет за стол в первую смену, а я буду есть — только в пятую.
— Ясно.
— Я посулил ему, если он только согласится поменяться со мной очередями, познакомить его с роскошной белокурой женщиной, как только мы придем в Калининград. Баба, доложу я вам, совершенно замечательная. Клянусь. Груди, что твои арбузы. Хоть на пьедестал ее ставь, вместо гранитной статуи. А вот Леонид, несчастный дурак, не хочет махнуться со мной.
Горов сказал и улыбнулся:
— Ну, а кто захочет? Какая женщина сравнится с обедом, который готовят для нас? Да и надо еще поискать простака, который поверит, что женщина, если она и в самом деле роскошная и белокурая и груди, как арбузы, может иметь что-то общее с Сергеем Беляевым!
В кубрике раздался громкий хохот, отозвавшийся раскатами эха под низкими сводами помещения. Широко улыбаясь, Беляев сказал:
— Лучше бы я ему рублишек рваных посулил.
— Это куда больше по делу, — согласился Горов. — А еще лучше американские доллары, если есть. — Он пошел к диаграммному столику, сел за него, устроившись на свободном стуле, и потянул за сложенную перед Эмилем Жуковым распечатку. Это была радиограмма, лишь пару минут назад доставленная, после обработки в кодере и компьютере дальней связи.
— Вот и опять есть что почитать, — негромко сказал Горов.
Жуков отодвинул в сторону свои обновляемые данные и поправил очки в тонкой оправе, сползшие было на его длинный нос. Потом развернул лист:
РАДИОГРАММА
МИНИСТЕРСТВО ВОЕННО-МОРСКОГО ФЛОТА
ВРЕМЯ: 19 4 00 МИН МСК
ОТПРАВИТЕЛЬ: ДЕЖУРНЫЙ ОФИЦЕР
ПОЛУЧАТЕЛЬ: КАПИТАН Н. ГОРОВ
ПРЕДМЕТ: ВАШЕ ПОСЛЕДНЕЕ СООБЩЕНИЕ ЗА НОМЕРОМ 34-Д
СЛЕДУЕТ ТЕКСТ:
ВАШ ЗАПРОС РАССМАТРИВАЕТСЯ АДМИРАЛТЕЙСТВЕ ТЧК ПРЕДОСТАВЛЯЕТСЯ УСЛОВНОЕ РАЗРЕШЕНИЕ ТЧК ПРОИЗВЕДИТЕ НАДЛЕЖАЩИЕ ИЗМЕНЕНИЯ КУРСЕ ТЧК ПОДТВЕРЖДЕНИЕ РАЗРЕШЕНИЯ ЛИБО ЕГО ОТМЕНА БУДЕТ ПЕРЕДАНА ВАМ 17 Ч 00 МИН ВАШЕГО ЧАСОВОГО ПОЯСА ТЧК Жуков устремил на Горова напряженный взгляд.
— Что это? — спросил он.
Горов понизил голос, но попытался не подавать виду, что беседа у них тайная. Незачем было команде или мимо проходящему матросу догадываться, что начальство секретничает.
— Как что? По-моему, вы прочитали текст. И все поняли. Это — подлог, Эмиль, фальшивка.
Первый помощник не знал, что и думать. И слов для ответа тоже не было.
Горов склонился к нему.
— Это — ваша защита.
— А зачем мне защищаться?
Горов перехватил распечатку из рук своего первого помощника и аккуратно расправил листок. Затем спрятал его в нагрудный карман.
— Мы изменим курс и сразу же пойдем к айсбергу. — Потом постучал пальцем по карте на столе: — Мы идем на айсберг, спасать ученых с Эджуэй и Брайана Дохерти.
— У вас нет разрешения Министерства. Фальшивая шифрограмма не годится для...
— Какие еще разрешения? Спасать людей надо.
— Не надо, капитан, прошу вас. Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду.
— Когда мы начнем это дело, я вручу вам поддельное коммюнике, вот эту бумажку. И вы будете ее хранить, чтобы показать ее в свое оправдание в случае расследования.
— Но я ведь читал настоящую шифрограмму.
— Скажете, что не читали.
— Это не так-то просто.
Горов сказал:
— Кроме меня, на судне нет ни единого человека, который знает, что вам известно подлинное сообщение. Любому трибуналу я скажу, что показывал вам фальшивку, и ничего больше.
— Но если будут допрашивать, там же и наркотики в ход пойти могут, и вообще они знают методы. Впрочем, я не собираюсь действовать вопреки приказу и...
— Так или иначе, но приказу вы не подчиняетесь. Или моему, или министерскому. Теперь, прошу вас, послушайте меня, Эмиль. Это верное дело. И правильное. Поступать нам иначе просто нельзя. И я буду всячески выгораживать вас. В мое-то слово вы, надеюсь, верите?
— Как своему. Нимало в нем не сомневаюсь, — незамедлительно и не задумываясь ответил Жуков, отводя наконец глаза, как бы в смущении, что вот, его капитан подумал, пусть на миг, что он, Жуков, может усомниться в верности капитанского слова.
— Что ж, Эмиль, тогда я не понимаю. — Первый помощник молчал, и тогда Горов продолжил уговоры. Речь его была тихой, но убеждающей и напористой. — Не будем зря терять время, лейтенант. Коль уж мы собрались спасать этих бедолаг Христа ради, совершенно ни к чему ожидать, пока они погибнут, так и не дождавшись помощи.
Жуков снял очки. Потом закрыл глаза и кончиками пальцев постучал по векам.
— Мы с вами ведь уже давно служим вместе?
— Семь лет.
— Бывали трудные моменты, правда? — сказал Жуков.
Вроде вот этого, подумал про себя Горов.
Жуков убрал ладонь с лица, но глаза пока не открыл.
— Тогда норвежский сторожевик сбросил на нас глубинные бомбы — помните? Когда нас в Осло-фьорде засекли.
— Да, момент был напряженный.
— А те игры в кошки-мышки с американской субмариной у побережья штата Массачусетс?
— Как мы их тогда накололи, а? Они остались в дураках, — вспомнил и Горов. — Да, команда у нас славная была.
— И я не помню, чтобы вы перепугались или отдали приказ, представляющийся мне неуместным.
— Благодарю, Эмиль.
— До нынешнего момента.
— Да и теперь тоже.
Жуков открыл глаза.
— При всем моем к вам уважении, все это на вас не похоже. Это безрассудство.
— Не соглашусь. Никакой безответственности в своих действиях я не усматриваю. Вообще. И, как я о том уже говорил вам, я уверен, что Штаб даст добро на спасение терпящих бедствие.
— Так почему бы не подождать до передачи в семнадцать ноль ноль?
— Нельзя терять время. Знаю я эти чиновничьи темпы в министерстве. Они там все заволокитят. А мы должны добраться до айсберга, прежде чем не будет слишком поздно. Коль уж мы установили их местонахождение, нам не понадобится бездна времени, чтобы забрать этих людей со льдины к нам на подлодку.
Жуков поглядел на часы.
— Сейчас двадцать минут пятого. Через сорок минут у нас на руках будет решение министерства.
— Но речь идет о спасении терпящих бедствие.
Часто сорок минут, и даже меньше, это — вопрос об успехе или провале. То есть о жизни и смерти.
— Вас не переубедить.
— Так точно.
Жуков вздохнул.
— Вы можете отстранить меня от командования кораблем, — сказал Горов. — Немедленно. На то у вас есть серьезные причины. У меня не будет основания обижаться на вас, Эмиль.
Разглядывая руки, которые у него слегка дрожали, Жуков ответил."
— А если они не дадут столь чаемого вами разрешения, что тогда? Вы вернетесь на прежнее место, к исполнению задания по радионаблюдению?