Вот, скажем, вы — довольно нескладная, застенчивая, стесняющаяся своего большого носа девушка из шикарной семьи, не слишком эффектная, с неочевидным чувством моды и со вкусом к романам Барбары Картленд; не исключено, что вы — одна из последних девственниц в своем возрасте во всей стране. (Если нет, кто-нибудь впоследствии раскопает этот факт и растрезвонит о нем в газете.) Вы встречаете такого же нескладного, лопоухого юношу, тоже из семьи голубых кровей; он старше вас, гораздо более серьезнее, не то что бы все девушки от него балдели, ну а еще ему посчастливилось родиться наследником трона. Поэтому — тут же — вы становитесь сказочной принцессой и иконой фэшн-индустрии; на пятьдесят процентов вы — Самая Романтическая История Нашего Века. Правда, есть некоторые затруднения, поскольку за вами пристально следят двадцать четыре часа в сутки, вас даже осматривает королевский гинеколог на предмет пригодности производить новых юных Виндзоров. И вот уж из незрелой девушки из Челси, которой нравилось возиться с маленькими детьми, вас превратили в ту, на чьи плечи возложено нести бремя эмоциональной перегрузки нации. Некоторые видят в вас безупречный пример потрясающей истории успеха, который, надеются они, придет и к ним; другие, у кого с любовью и браком не сложилось, а то прошло и былью поросло, на все лады утешаются тем, что хоть с вами-то все слава богу. Вы не вышли, а вошли в мир романов Барбары Картленд — которая, чисто для симметрии, оказывается второй женой вашего деда.

А ну как у вас начнутся какие-то неприятности? В сокровищнице сказок ничего подходящего для такого случая не сыщешь. Там ведь все сплошь истории типа Королевский Роман Века, Принц Женится на Простушке, Принцесса Отказывает Неподобающему Претенденту, Король Отрекается от Престола из Любви к Разведенной Иностранке и все такое. Триумф или Трагедия, а еще лучше Трагедия, перерастающая в Триумф, — это пожалуйста. Что возбраняется, так это банальность: мой муж меня не понимает, он по-прежнему якшается со своей старой подружкой, он скучный и не хочет развлекаться, в эмоциональном смысле мой брак такой же, как множество браков других людей. В сокровищнице сказок кое-что сказано о Принцессе в Золотой Клетке, но таких принцесс обычно освобождают прекрасные трубадуры, помогающие им упорхнуть из плена. Беда с Принцем и Принцессой в Золотой Клетке Вместе состоит в том, что это слишком напоминает сцены, разыгрывающиеся по адресу Лабур- нум-драйв, 24 [100]. Та еще сказочка.

Проблема современной монархии состоит в том, каким образом сохранить баланс между потребностью в мифе и обыденностью. Королева более не рассматривается как Божья помазанница; ее роль в качестве Заступницы за веру минимальна, ее должность Главы Содружества, пожалуй, менее влиятельна, чем у неиграющего капитана команды в Кубке Дэвиса. Однако большинство населения желает видеть ее и ее семью в этом статусе; их наличие и их преемственность воспринимаются как отличительная черта нации. Республиканские настроения в обществе растут постольку поскольку, а непочтительное отношение к политикам утверждает многих в том мнении, что глава государства не должен быть просто очередным выбранным чиновником. Так что основная опасность для монархии — саморазрушение: если она швыряет деньгами направо и налево, слишком откровенно использует свои привилегии, не в состоянии выглядеть полезной или кажется слишком заурядной в тех ошибках, которые совершает, то постепенно миф рассеивается.

Во времена моего детства королевская семья по-прежнему оставалась нравственным и семейным эталоном для большинства подданных ее британского величества. Сейчас эта функция находится в нерабочем состоянии. Можно было бы сказать, что дети Елизаветы демонстрируют, насколько демократически близки они к обычным людям — в силу своей способности исковеркать свою же собственную жизнь; но это будет уже софистика. Один из пунктов негласного договора между членами августейшей фамилии и широкими массами — члены семьи в обмен на привилегии, благополучие и обожание должны иногда страдать ну или хотя бы прикидываться; и еще им нужно показывать, что на них висят обременительные обязанности, что они связаны долгосрочными условиями и ограничениями, которым мы, простые смертные, не завидуем. Нельзя, чтобы мы видели, как сначала они купаются в привилегиях, а затем, когда дело швах, сматывают удочки. Так что лучшим сценарием для королевской семьи — таким по крайней мере, который максимально увеличил бы ее долголетие — был бы следующий. Для Дианы — оставаться с мужем и демонстрировать, как мучительно ей это дается; для герцога и герцогини Хрякских — вернуться в лоно семьи и развить внезапный бурный интерес к благотворительной деятельности; для принца Эдуарда — вступить в тактический брак; а для принцессы Хабалки — постричься в монахини. В противном случае королевская семья быстро деградирует до банальной иллюстрации того, что на жаргоне рекламщиков называется «стимулирующий образ жизни»: то, как мы, чернь, могли бы и хотели бы жить, кабы нам везло, в предках у нас водились графья, а налоги платить было б не надо. Достаточно ли это убедительное философское оправдание для продления Королевского Дома Виндзоров — время покажет.

Июль 1992

История, пусть даже и на первый взгляд примитивная и несерьезная, часто доходит до нас в противоречащих друг другу версиях. Так, в последнюю неделю ноября британская публика, недовольно насупив брови, ссутулилась над следующей головоломкой. Заходил ли 16 ноября, в понедельник вечером, мужчина средних лет — невысокий, кругленький, носящий довольно нелепую седеющую челку — в Thresher's, виноводочный магазин на Прэд-стрит, в районе Паддингтон, и приобрел ли он там одну бутылку шампанского Bricout, а также пачку сигарет Raffles (общая стоимость £17,47), или — заходил ли тот же самый человек за день до того в другой филиал той же самой сети винных магазинов и купил ли он три бутылки вина (общая стоимость £ 17,47) там? Для большинства из нас все это не имело никакого значения, но, несомненно, значило очень многое для человека, о котором идет речь, — мистера Нормана Ламонта, Канцлера казначейства.

Дело заварилось 26 ноября, когда Sun опубликовал неопровержимый слив от своего агента в National Westminster Bank. Канцлер, сообщил информатор, к настоящему времени превысил лимит своей кредитной карты «Асеес» на £470; и ладно б только это — мистер Ламонт перерасходовал свой кредит за последние восемь лет двадцать два раза и получил не менее пяти письменных предупреждений после того, как не внес помесячных платежей, как то требовалось. Даунинг - стрит кряхтела и тужилась над новостью, упрекала газету в нарушении конфиденциальности, а затем заявила, что последний неоплаченный счет пропал из-за ремонтных работ в Одиннадцатом Номере [101], официальной лондонской резиденции Канцлера. Эти шаткие доводы мало кого впечатлили, а публика так и не пришла к единому мнению — одни увидели здесь чудовищный провал службы безопасности банка и жуткую назойливость прессы, другие открыто заявили о том, что не находят в этих финансовых откровениях решительно ничего удивительного, учитывая более широкий контекст, а именно состояние британской экономики под управлением мистера Ламонта.

Между тем, среди прочих сенсаций в заметке Sun затерялся маленький абзац о том, как мистер Ламонт воспользовался своей картой «Асесс» в районе Паддингтона в минувший понедельник. Evening Standard откомандировала туда корреспондента и откопала Джона Онануга, продавца в филиале Thresher's на Прэд-стрит, который живо припомнил, как он обслуживал Канцлера. Согласно версии мистера Онануга, мистер Ламонт сначала присматривался к бутылке шампанского Tescombes Brut, самого дешевого в магазине, за £11,99, а затем поднялся до среднего Bricout, за £ 15,49, которое рекламировалось под весьма уместным в данном случае слоганом «кризис побоку». Также Канцлер купил пачку Raffles 100, сигарет с низким содержанием смол, продававшихся всего за £1,98. Мистер Онануга сказал, что узнал мистера Ламонта, как и одна из покупательниц, а также заприметил в его бумажнике пропуск в Палату общин; еще он добавил, что Канцлер особенно настаивал, чтобы бутылка шампанского была охлажденной.