И внезапно Лаура осознала: ее дочь прямо сейчас забьют до смерти у нее на глазах. В панике она начала подниматься, дрожа всем телом, при каждом выдохе мельчайшие капельки воды мгновенно превращались в кристаллики льда. Но она еще не успела откинуть одеяло, как воздух согрелся, а дочь успокоилась. Лаура замерла, не отрывая глаз от девочки, потом оглядела комнату, но опасность, если она и была, исчезла.

Она более не чувствовала присутствия в номере мотеля чего-то враждебного.

И куда оно ушло?

Зачем приходило и почему ушло по прошествии нескольких секунд?

Лаура, укрывшись одеялом, легла набок, лицом к Мелани. Девочка ужасно осунулась, маленькая, хрупкая.

«Я ее потеряю, — с тоской подумала Лаура. — Оно рано или поздно доберется до нее. Оно собирается ее убить, как до этого убило остальных, и я ничего не смогу сделать, чтобы остановить Оно, потому что не понимаю, откуда это Неведомое приходит, почему хочет погубить мою девочку, что собой представляет».

Какое-то время она лежала, укутанная не столько одеялом, сколько отчаянием. Однако сдаваться она не привыкла, тем более вот так сразу, и постепенно убедила себя, что миром и всем, в нем происходящим, правят причинно-следственные связи, а потому, каким бы загадочным ни казалось то или иное явление, понять его можно лишь с помощью интеллекта и логики.

Она решила, что утром вновь погрузит Мелани в гипнотическое состояние, и на этот раз надавит на дочь чуть сильнее, чем в первый раз. Существовала, конечно, опасность, что Мелани может «сломаться», если заставлять ее вспоминать травмирующие события, но приходилось идти на риск, потому что речь шла о спасении жизни ребенка.

Что это за дверь в декабрь? Что находится по другую ее сторону? И что за чудовище приходило через эту дверь?

Лаура снова и снова задавалась этими вопросами, пока они не превратились в бесконечно повторяющиеся строки колыбельной, которая и увлекла ее в темноту.

Когда наступил рассвет, Лаура крепко спала и видела сон. Она стояла перед огромной железной дверью, над которой висели часы, отсчитывающие последние перед полуночью секунды. Как только все три стрелки (секундная, минутная, часовая) совместились бы в одну, направленную вверх вертикальную полоску, дверь открылась бы и на нее бросилось бы что-то ужасное, жаждущее крови. Она не могла найти что-нибудь тяжелое, чтобы подпереть дверь, помешать ей открыться, не могла отойти от двери, ей оставалось только ждать, и тут она услышала, как чьи-то острые когти скребут пол с другой стороны двери. От одного этого звука внутри все похолодело. А время истекало.

Лаура сидела за маленьким столиком у окна, за которым провела часть ночи с Дэном. Только теперь напротив нее сидела Мелани. Лаура уже загипнотизировала дочь и увела ее в прошлое. И в данный момент, во всех смыслах, кроме физического, девочка вновь находилась в доме в Студио-Сити.

Дождь перестал, но этот зимний день выдался облачным и мрачным. Ночной туман так и остался висеть над городом. Поэтому улица, которая лежала за автомобильной стоянкой, едва просматривалась сквозь серую мглу.

Лаура искоса глянула на Холдейна, который устроился на краешке одной из кроватей.

Он кивнул. Лаура вновь повернулась к Мелани.

— Где ты, сладенькая? Девочка содрогнулась.

— В подземной темнице, — тихо ответила она.

— Так ты называешь серую комнату?

— В подземной темнице.

— Оглядись.

С закрытыми глазами, в трансе, Мелани медленно повернула голову сначала налево, потом направо, словно изучала другое место, в котором, по ее убеждению, находилась.

— Что ты видишь? — спросила Лаура.

— Стул.

— С электрическими проводами и электродами?

— Да.

— Они заставляли тебя садиться на этот стул?

Девочка содрогнулась.

— Успокойся. Расслабься. Никто больше не причинит тебе вреда, Мелани.

Девочка успокоилась.

Пока этот сеанс гипноза проходил гораздо успешнее, чем первый, который Лаура провела днем раньше. Мелани отвечала на конкретные вопросы, практически без задержки. Впервые после их воссоединения в больнице Лаура точно знала, что девочка ее слушает, реагирует на нее, и радовалась достигнутому прогрессу.

— Они заставляли тебя садиться на этот стул? — повторила Лаура.

Не открывая глаз, девочка сжала пальцы в кулачки, прикусила губу.

— Мелани?

— Я их ненавижу.

— Они заставляли тебя садиться на этот стул?

— Я их ненавижу!

— Они заставляли тебя садиться на этот стул?

Слезы выступили из-под сжатых век, пусть девочка и старалась их сдержать.

— Д-да… заставляли меня… сидеть… больно… так больно…

— И они подсоединяли тебя к вот этой установке контроля за деятельностью мозга.

— Да.

— Зачем?

— Чтобы учить меня, — прошептала девочка.

— Учить чему?

Мелани дернулась и заплакала.

— Больно! Жалится!

— Ты сейчас не на том стуле, Мелани! Ты всего лишь стоишь рядом с ним. Через тебя не будут пропускать электроток. Он не будет жалиться. Сейчас с тобой все в порядке. Ты меня слышишь?

От муки на лице девочки не осталось и следа.

Лаура жалела дочь, но понимала, что должна продолжать сеанс, какими бы болезненными ни были эти воспоминания для Мелани, потому что только из этих воспоминаний они могли извлечь ответы, объяснения, узнать правду.

— Когда они сажали тебя на стул, когда они… причиняли тебе боль, чему они старались научить тебя, Мелани? Чему ты должна была научиться?

— Контролю.

— … Контролю над чем?

— Моими мыслями.

— И о чем тебе следовало думать?

— О пустоте.

— Как это?

— Ни о чем.

— Они хотели, чтобы ты очистила свой рассудок от мыслей. Так?

— И они не хотели, чтобы я чувствовала.

— Чувствовала что?

— Что угодно.

Лаура посмотрела на Дэна. Тот хмурился и, похоже, тоже ничего не понимал.

Лаура вновь повернулась к дочери.

— Что еще ты видишь в серой комнате?

— Резервуар.

— Они заставляли тебя забираться в резервуар?

— Голой.

В одном этом слове, «голой», слышались не только стыд и страх, но и полная беспомощность и уязвимость. У Лауры защемило сердце. Она готова была закончить сеанс, обойти стол, обнять дочь, крепко прижать ее к себе. Но, если они хотели спасти Мелани, им требовалось узнать, что вынесла девочка и почему. И пока узнать что-либо они могли лишь с помощью гипноза.

— Сладенькая, я хочу, чтобы ты поднялась по серым ступеням и влезла в резервуар.

Девочка захныкала, отчаянно замотала головой, но не открыла глаза и не вырвалась из транса, в который ввела ее мать.

— Поднимись по ступенькам, Мелани.

— Нет.

— Поднимись по ступенькам.

— Пожалуйста…

Ребенок побледнел. Капельки пота выступили на лбу Мелани, черные мешки под глазами стали больше и темнее. Лауре пришлось пересиливать себя, заставляя дочь вновь пережить пытку.

Но другого пути не было.

— Поднимись по ступенькам, Мелани.

Душевная боль перекосила лицо девочки. Лаура услышала, как на кровати заерзал Дэн, но не посмотрела на него, не отрывала глаз от дочери.

— Открой крышку люка резервуара, Мелани.

— Я… боюсь.

— Не бойся. На этот раз ты не будешь там одна. Я буду с тобой. И не позволю случиться ничему плохому.

— Я боюсь, — повторила Мелани.

Эти два слова прозвучали как обвинение. Ты не смогла защитить меня раньше, мама, так почему я должна поверить, что сможешь защитить теперь?

— Открой крышку люка, Мелани.

— Это там, — у девочки дрожал голос.

— Что там?

— Выход.

— Выход из чего?

— Выход из всего.

— Я не понимаю.

— Выход… из меня.

— Что это означает?

— Выход из меня, — повторила девочка очень печально.

Лаура решила, что она еще слишком мало знает, чтобы правильно интерпретировать ответы девочки.