Надя с удивлением рассматривала портрет, совсем не похожий на те, что висели по стенам. Юная индианка, сидящая у ручья, была необыкновенно свежа и прекрасна. На ней была кожаная накидка, украшенная разноцветными узорами из шариков. Волосы, черные и блестящие, напоминали по цвету вороново крыло, а подбородок был гордо приподнят. Но больше всего Надю поразили глаза — голубые, как утреннее небо.

— Твоя прапрабабушка — американка?

— Только наполовину. Ее мать была из племени чероки, а неизвестный отец — белым. Когда девочке исполнилось пять лет, ее мать умерла, оставив дочь на попечение незамужней женщины — школьной учительницы, которая воспитала Морнинг Айс как родную. Джереми Прескотт влюбился в нее с первого взгляда. Через три недели после знакомства они поженились.

— Какая чудесная история. — Надя улыбнулась, глядя на портрет. — О судьбе Морнинг Айс мечтает любая женщина: полюбить человека, который в ней души не чает.

— Но начало их совместной жизни как раз не было безоблачным. Весь город воспротивился этому браку. Как так, герой Гражданской войны и безродная индианка?! Морнинг Айс так записала в своем дневнике: «Жители Кроу Хеда едва ли не все без исключения считали, что генерал Джереми Прескотт поступает, как безмозглый самодур».

— Ужасно! — воскликнула Надя.

— Согласен, — подтвердил Оуэн, прислонившись к стене и внимательно глядя на живую, прелестную женщину, стоявшую перед ним. — Морнинг Айс претил снобизм обитателей нашего города, хотя в ее доме было множество слуг.

— И как же она поступила?

— Во-первых, попыталась уговорить Джереми отказаться от половины слуг, но он не отказался.

— Почему? Мне кажется, она была права.

— Вовсе нет. После Гражданской войны люди обнищали, ни денег, ни работы. В доме же Прескотта у них была крыша над головой, еда, хоть и небольшие, но честно заработанные деньги.

— А что произошло дальше?

— К этому времени Морнинг Айс родила седьмого ребенка, чем удвоила штат домочадцев. — Оуэн усмехнулся и посмотрел на портрет. — Спустя несколько лет она приглашала к себе каждого страждущего, кто стучался к ней в дверь. По округе тогда пронесся слух, что у Прескоттов плата за труд самая высокая во всем штате.

Надя тоже взглянула на портрет и улыбнулась.

— Среди твоих предков, оказывается, была очень душевная женщина.

— Вне всякого сомнения. Она также очень любила детей. — Оуэн приблизился к Наде и погладил ее щеку, потом коснулся локона. — Ты очень напоминаешь мне мою прапрабабушку.

— Я? — немножко нервно засмеялась Надя и покачала головой.

— У Прескоттов тоже есть традиция — брать в жены прекрасных женщин. Если я уволю Себастьяна и Милли, ты выйдешь за меня замуж?

Она впилась взглядом в Оуэна. Серьезно ли он говорит? О Боже! Что ей делать?!

— Я… Я. — Она с усилием справилась с комком, застрявшим в горле, и стала судорожно подыскивать нужные слова. — Я…

Оуэн улыбнулся.

— Ты захлебнулась, любовь моя.

— Я… — Надя опустила руки, не представляя, как ей вести себя дальше. Она должна ответить — нет, должна рассказать Оуэну все и дать ему шанс забрать свои слова обратно. Но не могла открыть рта и мысленно молилась, чтобы он никогда не узнал о ее прошлом. После долгого молчания Надя еле слышно выдавила: — Я не знаю, что сказать.

— Скажи — да. — Он привлек ее к себе и быстро поцеловал. — Как теперь с головной болью?

Она сконфуженно заморгала.

— Какая головная боль?

Оуэн засмеялся и только-только собрался обнять Надю, как раздался телефонный звонок.

— Если Себастьян еще не ушел, он возьмет трубку.

Надя посмотрела вниз, когда телефон вновь задребезжал.

— Должно быть, что-то важное.

— Наверное, это тот, кто намеревается продать кладбищенские участки. — Оуэн легонько щелкнул пальцем по ее носу. — Не двигайся. — Он сбежал вниз к одному из телефонных аппаратов. — Мы продолжим наш разговор сразу же, как вернусь. — Он сделал еще несколько шагов и посмотрел на нее через плечо. — И я жду ответа.

Надя следила за Оуэном до тех пор, пока он не скрылся в одной из комнат. Она повернулась к портрету Морнинг Айс и вгляделась в лицо молодой женщины, спокойно сидевшей под деревом около ручья. Была ли любовь между тобой и Джереми столь сильна, подумала Надя, чтобы не замечать неприязнь горожан Кроу Хеда, а кроме того, разницу в вашем положении? Ах да, ведь Морнинг Айс родила семерых детей. Глупый вопрос.

Надя стояла посреди зала и чувствовала, как в ней отзываются эхом отголоски счастья, которое наполняло этот дом много-много лет назад. Дети взбегали по этой лестнице, а мальчик, может быть, два мальчика бесстрашно съезжали вниз по дубовым перилам, заставляя мать трепетать от волнения или радости.

Морнинг Айс, чья вина заключалась лишь в том, что она родилась не на том одеяле, поняла бы Надино состояние. Должна ли она, желая спасти Оуэну будущее, нанести ему удар в сердце, сказав, что не сможет выйти за него замуж? Или ей следует мужественно встретить то, что предопределено?

Надя пожала плечами и с уважением посмотрела на Морнинг Айс. Она все же соберется с духом и, отбросив все сомнения, поведает Оуэну о своем прошлом.

— Надя!

Она быстро обернулась, и улыбка мгновенно сошла с лица. Оуэн был чем-то крайне озабочен.

— Что случилось?

— Звонит твоя мама.

Надя побледнела.

— Кажется, у нас возникла серьезная проблема. — Он взъерошил волосы и провел пальцем по воротнику. — Очень, очень серьезная проблема.

— Скажи же наконец!

— Весь город стоит на ушах!

Надя закрыла глаза и с тревогой спросила:

— Что натворили мои родственники на этот раз?

— Твой братец Никита сбежал с дочкой мэра.

— Но, офицер, мои родители уже сказали вам, что Никиты здесь нет, — взволнованно говорила Надя.

Сквозь неумолчный шум можно было лишь с трудом расслышать друг друга. Не только шериф и два его помощника шарили по всему табору, сюда примчалась добрая половина жителей города, включая разъяренного мэра и его причитавшую жену. Все разыскивали исчезнувшую Анну Лей, двадцатидвухлетнюю дочь мэра. Вполне взрослая девица, она наверняка самостоятельно приняла решение бежать, однако ее отец вопил так, будто увели младенца из колыбели.

— Если бы Никита и Анна были здесь, то никто не собирался бы их скрывать. Оба уже давно не дети, — пыталась внушить шерифу вконец расстроенная Надя.

Оуэн хихикнул, взглянув на рыдающую жену мэра, которая желала немедленно видеть свою дочь живой и невредимой. Оуэн подошел к Наде.

— Слушай, попроси маму проверить, взял ли Никита свои пожитки, — прошептал он.

Надя что-то быстро сказала матери по-русски. Оленка поспешила в автовагончику, где обитал Никита. Покачивая головой от смущения, она пробиралась сквозь толпу. Кое-кто из горожан принялся расспрашивать родственников Нади, но те делали вид, будто ни слова не понимают по-английски. Однако стоило провести несколько часов в таборе, и становилось ясно, что почти все Кондратовичи так или иначе говорят на этом языке.

— Какая глупость, Оуэн. Никита с Анной сейчас за сотню миль от города, если не дальше.

— Знаю, любовь моя. — Он притянул Надю к себе, стараясь успокоить. — Жаль, что нам не придется провести этот вечер так, как я намеревался.

Она нахмурилась.

— И ты еще можешь…

— Я не рассчитывал на то, что нас будет окружать такая компания. — Он потрепал ее темный вьющийся локон. — Между прочим, я все еще не получил ответа.

Появление Оленки на какое-то время спасло Надю от объяснений. Оленка быстро-быстро заговорила по-русски, сопровождая свои слова жестами. Надя закивала и посмотрела на шерифа, который в ожидании стоял рядом.

— Моя мать говорит, что вещи Никиты исчезли.

— В этом я не сомневался, тем не менее спасибо за помощь, — сказал шериф.

Мэр ткнул толстым пальцем в грудь шерифа.

— Делайте что-нибудь, Эван, — проквакал мэр. — Не тяните.