— Что касается меня, — сказал он, — то я отвечу: не согласен.

Надина реакция на его слова была быстрой и гневной. Она топнула ногой, погрозила кулачком и что-то произнесла по-русски. Затем резко повернулась, подняв облачко пыли, и зашагала прочь под удивленными взглядами близких. Оуэн хотел последовать за ней, но Милош его остановил.

— Если тебе дорога жизнь, не трогай ее, пусть сначала остынет. Так-то, мой лучший друг в Америке.

Оуэн крепко пожал Милошу руку и посмотрел в ту сторону, куда направлялась Надя. Она шла не домой, а к тому самому ручью.

— Объясни мне, Милош, почему Надя так разозлилась не на шутку. И кроме того, ты действительно шутил?

— Да, да. Это была шутка, — ответил Милош. — Я давно говорил Наде, что выходить замуж надо по любви. — Он посмотрел на жену и улыбнулся. — Мы хотим, чтобы наши дети имели то, что мы имеем.

— А что так расстроило ее?

— Она очень многое помнит. — Милош грустно покачал головой. — Она помнит подруг, выходивших замуж за нелюбимых или за тех, кого совсем не знали. Такая традиция еще существует у цыган.

Оуэн взъерошил волосы.

— Тогда какого черта ты шутишь по этому поводу?

Милош с гордостью улыбнулся.

— Чтобы она прекратила учить меня, как не попадать в тюрьму. — Оуэн опустил голову. — Брось грустить, мой друг, — сказал Милош и хлопнул Оуэна по спине. — Все прекрасно.

— Как ты можешь так говорить?

— А ты не заметил, как горячо выступала моя дочь?

— Разумеется, заметил. Она была зла, как разгневанная кошка.

— Да, да. Это-то и хорошо. Вот если бы рассмеялась, было бы плохо. Это означало бы, что у нее нет к тебе чувства. Но раз она взвилась, у нее много чувства к тебе, мой американский друг.

Оуэн поскреб подбородок.

— То, что ты сказал, мне неясно.

— Что значит неясно?

— Это… неважно, Милош. — Он двинулся туда, где, по его предположению, находилась Надя. — Дорогой мой цыганский друг, можешь сделать мне одолжение?

— Только скажи какое, и я все сделаю.

— В следующий раз, когда тебя посадят в каталажку, пожалуйста, не звони мне!

Надя сидела под деревом и бросала камешки в ручей. Оуэн осторожно раздвинул ветви кустарника и сел рядом.

— Можно?

— Это же свободная страна, — сказала она, даже не взглянув на него, и продолжала меланхолично кидать камешки в журчащий поток.

— Страна, конечно, свободная, однако ты хозяйка этого ранчо.

— Мне принадлежат только две трети земли, остальной владеет компания Прескотт. — Она взялась за новый камешек. — Кто определит, что ты сидишь именно на территории Прескоттов?

— В прошлый раз, Надя, я уже сказал тебе, что не имею никакого отношения к этому банку.

— Но банк носит твое имя?

Он откинулся на локти и вытянул ноги.

— Почему ты споришь со мной? Неужели из-за того, что твой отец позвонил из тюрьмы мне, а не тебе? Или из-за того, что он отпустил неуместную шутку?

Надя обняла руками колени и положила на них голову.

— Прости меня, Оуэн, это не ты виноват, а я. Я просто сошла с ума. — Она посмотрела на бегущий по валунам ручей. — И вовсе не из-за отца. Он волен говорить все, что захочет.

— Тогда из-за чего?

— Из-за того, что приходится сжигать мосты.

Камешек, брошенный ее рукой, с бульканьем ушел под воду. Оуэн внимательно вглядывался в посерьезневшее лицо Нади.

— Какие же мосты тебе приходится сжигать?

— Самые важные для меня. — Она грустно усмехнулась. — Мосты, которые ведут к любви и счастью.

— Пожалуйста, поподробнее.

— В подробности не хочу вдаваться.

— Я думал, ты мне доверяешь.

От слов Оуэна Надя скривилась, как от резкой зубной боли.

— Я доверяю тебе, Оуэн, и не раз это повторяла, — с усилием произнесла она.

— Но этого недостаточно, чтобы поделиться секретами, так?

— Доверие к секретам не имеет отношения. — Надя быстро отвернулась, чтобы он не увидел ее слез. — Мои секреты — это мой стыд. И этот крест я несу сама.

Он нежно прикоснулся к ее щеке, повернув голову Нади к себе. В его улыбке светилась ласка и любовь.

— Некоторые считают, — сказал Оуэн, — что для тяжелой ноши у них широкие плечи.

Надя посмотрела на его мускулы, рельефно выступавшие под рубашкой.

— Они правы, Оуэн. Твои плечи прекрасны. — Она вспомнила, как обнимала их, когда Оуэн нес ее по лестнице той, их первой ночью.

Оуэн чуть слышно хмыкнул.

— Ты не совсем правильно поняла меня, Надя. Я совсем не имел в виду их форму. Я говорил о выносливости. Когда у человека широкие плечи, это еще не означает, что он в состоянии брать на себя решение чужих проблем.

Кончиками пальцев он погладил ее нижнюю губу.

— С какой стати ты должен решать мои проблемы? Я их создала, ты тут ни при чем.

— Когда ты кого-нибудь любишь, то делишь с ним весь груз забот. А я люблю тебя, поэтому позволь и мне помочь тебе.

Его губы коснулись солоноватой от слез щеки.

— Я боюсь.

— Чего?

Она протянула руку и дотронулась до его шершавого подбородка. Он не брился уже второй день. Ей бы следовало чувствовать себя счастливейшей женщиной в Америке, но, увы, так не получалось. Человек, которого она любит, только что сказал самые желанные для женщины слова, а она ничего не могла ответить. Она не в силах говорить ему о любви и в то же время скрывать свою тайну. Оуэн был достоин иной доли.

— Я боюсь потерять тебя.

Он улыбнулся и потерся колючей щекой о ее ладонь.

— Такого не может случиться.

— Откуда у тебя такая уверенность? Ты же не знаешь моего прошлого.

— Конечно, не знаю. Впрочем, у тебя может быть муж.

Он прижал к ее губам палец.

— Муж?! Ты думаешь, что я замужем?! — Она попыталась освободиться. — Неужели у тебя найдутся основания подозревать меня в тайном браке?

Он усмехнулся.

— А почему бы им не быть, любовь моя? Ведь у тебя же есть проблемы. Я только предположил худшую из них. — Он нежно коснулся ее щеки. — Может быть, тебя разыскивает полиция или что-то в этом роде?

— Не говори глупостей!

Однако он был близок к истине. Ее допрашивали. Долго — часы, дни, недели, пока полиция не убедилась, что она ничего не знает. Она сумела противостоять всему, но заплатила за это дорогой ценой.

— Прелестно. Если ты не замужем и тебя не разыскивает полиция, то все остальное ерунда.

— А если это прошлое?

— Какое прошлое?

Его губы совершали путешествие от ее гладкого запястья до впадинки на локтевом сгибе.

— И тебе все равно, что я натворила?

Она поежилась от прикосновения его губ, которые обласкали смуглое плечо и прикусили воротничок блузки. Оуэн поднял голову.

— Постараюсь быть искренним с тобой, любовь моя. Конечно, мне любопытно узнать, что тебя беспокоит, но как бы там ни было, это не изменит моего чувства. — Он легонько толкнул ее на траву. — Мне плевать на твое прошлое, Надя. — Он наклонился над ней и сдул упавший на рот локон. — Меня волнует больше твое будущее. Твое и мое.

— Но…

Он прошептал ей на ухо:

— В Америке «но» означает конец. Таким образом, обсуждение закончено. Если когда-нибудь ты захочешь рассказать мне о своем прошлом, пожалуйста. Я выслушаю тебя с вниманием, но никогда и ни за что не буду тебя осуждать. Прошлое для меня абсолютно не важно.

Надя, закрыв глаза, отдалась прикосновениям его обжигающих губ. Он обещал ей райский день, и она жадно ловила каждую его минуту. И все же Оуэн был не прав. Прошлое — это очень много. Именно оно укрепило ее, сделало более независимой, но оно же украло у нее прежнюю наивность, доверчивость. Оно превратило ее в ту женщину, которой Надя стала сейчас. И однажды Оуэн захочет узнать все, и она ему все расскажет. Тогда прощай, райский день, едва приоткрывшись, дверь в счастье захлопнется.

Она приподнялась, обхватила шею Оуэна и сразу же почувствовала его отклик. Да, он любит ее! Поцелуи Нади становились все горячей и горячей. Она должна удержать этот райский день как можно дольше, чего бы это ей ни стоило.