По-моему, меня сейчас вырвет.

И, только войдя в кабинет Роберты и увидев на второй странице «Нью-Йорк пост» огромную фотографию, я понимаю, что дело совсем не в том, что я использую служебный телефон для личных звонков. Мне удается разглядеть надпись внизу: «Таинственная подружка Плаксы». На фотографии я провожаю Джилл к лимузину после вчерашней примерки.

Узел в животе стал тугим, как кулак.

– Поправь меня, если я ошибаюсь, – говорит Роберта, поднимая газету. – Разве это не ты?

Я сглатываю. Мое больное горло, которое вчера чудесным образом прошло после того, как Люк сообщил об «инвестиции в будущее», сполна отомстило за это:

– Вообще-то, – говорю я, – нет.

Честно говоря, сама не знаю, почему я соврала. Но слово не воробей.

– Лиззи, – говорит мне Роберта. – Ясно, что это ты. На тебе то же самое платье, в котором ты была вчера. И не говори мне, что на Манхэттене у кого-то есть такое же.

– Я уверена, что таких полно, – отвечаю я; И на этот раз я не вру. – Альфред Шахин был очень плодовитым дизайнером.

– Лиззи! – Роберта садится за стол. – Это очень серьезно. Вчера я видела, как ты разговариваешь с Джилл Хиггинс в женском туалете. Потом вы, видимо, где-то встретились после работы. Ты же знаешь, что в нашей фирме очень серьезно относятся к соблюдению конфиденциальности, в отношениях с клиентами. Я вынуждена снова тебя спросить» Что ты делала вчера с Джилл Хиггинс и, если верить фотографии, с ее женихом, Джоном Мак-Дауэллом?

Я снова сглатываю. Мне бы сейчас мятных леденцов… Вот если бы я так отчаянно не нуждалась в этой работе…

– Я не могу сказать, – отвечаю я.

Роберта приподнимает бровь:

– Прости, что?

– Я не могу сказать, – повторяю я. – Но уверяю вас, это не имеет никакого отношения к вашей фирме. Честно. Это касается совсем другого дела. Но оно тоже секретное. Я не имею права говорить.

Вторая бровь Роберты ползет вверх и присоединяется, к первой.

– Лиззи. Ты признаешься, что на фотографии именно ты?

– Не могу ни отрицать, ни подтвердить этого, – повторяю я фразу, которой научила меня сама Роберта. Ее нужно говорить всем репортерам, которые звонят на фирму, чтобы получить информацию для статьи.

– Лиззи! – Роберту это не веселит. – Это очень серьезно. Если ты докучаешь или преследуешь мисс Хиггинс…

– Нет, – кричу я, испугавшись не на шутку. – Она сама ко мне пришла!

– Для чего? – спрашивает Роберта. – Чем ты занимаешься на своей второй работе, Лиззи?

– Если я вам расскажу, вы узнаете, зачем она ко мне приходила. А она не разрешила мне об этом рассказывать. Я не могу вам сказать, простите, Роберта.

Странно. Я не выдала секрет. Это явное свидетельство моего внутреннего роста. Я себя поздравляю. Какой кошмар, кажется, меня стошнит.

– Если хотите, можете меня уволить, – продолжаю я. – Но я вам клянусь, что не преследую Джилл. Если вы мне не верите, позвоните ей. Она вам скажет.

– Так она теперь для тебя Джилл? – В голосе Роберты явственно слышится сарказм.

– Она разрешила мне так ее называть. – Я чувствую себя оскорбленной.

Роберта смотрит на снимок. Похоже, она признает свое поражение.

– Все это очень странно, – говорит она наконец. – Я, честно, не знаю, что сказать.

– В этом нет ничего противозаконного.

– А мне почему-то кажется, что есть, – орет Роберта. – Ты будешь с ней еще встречаться?

– Да, – обреченно отвечаю я.

– Прекрасно. – Роберта качает головой. – В таком случае постарайся быть осторожнее, чтобы в следующий раз не попасть на страницы «Пост». Если кто-то из партнеров видел это и узнал тебя…

– Я понятия не имела, что там был фотограф, – говорю я. – Но я обязательно буду осторожнее. Я могу идти?

Роберта удивлена.

– Ты так спешишь поскорее отсюда убежать. Хочешь успеть на рождественскую распродажу?

– Нет, – отвечаю я. – Я должна кое-что сделать для Джилл.

Плечи Роберты опускаются.

– Отлично, – говорит она. – Но будь крайне осторожна, Лиззи. Наша фирма гордится своей безупречной репутацией. Если мы заподозрим тебя в обмане, ты будешь уволена. Понятно?

– Абсолютно.

Роберта нехотя разрешает мне уйти. …И я пулей выскакиваю из ее кабинета. В приемной, где я оставила свое пальто и сумочку, я делаю вид, что не слышу шепот Дэрила: «Йо! Что ты на этот раз натворила?» – и вопля Тиффани:

«Господи, с тобой все в порядке? Ты выглядишь так, как будто тебе только что сказали, что твоя сумочка от «Прада» – поддельная».

– Все нормально, – бормочу я. – Увидимся завтра.

– Серьезно, – шипит Тиффани. – Позвони мне потом и расскажи, что она тебе наговорила. Я коллекционирую истории про Роберту. Может, когда-нибудь предложу их в качестве сюжетов для «Дымящегося пистолета».

Я машу, ей рукой и смываюсь, сердце бьется так сильно, кажется, оно вылетит и врежется в стенку. Когда двери лифта открываются, я влетаю в него и нажимаю кнопку первого этажа, даже не удосужившись посмотреть, кто стоит в кабине. И тут знакомый голос говорит:

– Привет, незнакомка. – Я поднимаю голову и вижу Чаза.

– Господи! – вскрикиваю я. – Ты поднимался к отцу? Почему ты ничего не сказал? Я бы придержала дверь, мы едем вниз. Прости!

– Расслабься, – говорит Чаз. – Я шел не к отцу, а к тебе.

– Ко мне? – удивляюсь я.

– Хотел уговорить тебя выпить со мной, – говорит Чаз. – И заодно рассчитывал выпытать у тебя информацию о моей бывшей, чтобы начать восстанавливать свое мужское эго и снова учиться любить.

Я закусываю нижнюю губу.

– Чаз, – говорю я, – я изо всех сил стараюсь не говорить ничего о людях за их спиной. Это для меня совершенно новое состояние. У меня в прошлом было столько неприятностей из-за моего длинного языка, что я стараюсь исправиться. Потому что, в отличие от других людей, я считаю, что люди, могут меняться.

– Конечно, могут, – говорит Чаз. Лифт доехал до первого этажа. – Давай пойдем выпьем пива в «Хониз».

Я уже открываю рот, чтобы сказать: «Нет». Я знаю, что Чаз переживает, но мне нужно заниматься платьем. Я почти говорю: Мне нужно в ателье. У нас потрясающий заказ – об этом тоже нужно молчать – у меня страшный цейтнот, сходим как-нибудь в другой раз, ладно?

Но смотрю на него и замечаю, что он давно небрит и, кажется, вообще больше не снимает свою бейсболку.

И вот я уже сижу на красном пластиковом стуле в «Хониз» и слушаю бессмертную «Танцующую королеву» группы «Абба» в довольно неплохом исполнении.

– Я просто хотел узнать, – говорит Чаз, отхлебывая из пивной бутылки. – Знаю, это звучит глупо, но… как по-твоему, я сделал что-то такое, что ее оттолкнуло?

– Что? Нет, конечно, – кричу я. – Чаз! Прекрати. Нет.

– Тогда что случилось? – спрашивает он. – Человек не может быть сначала нормальным, а назавтра уже сменить ориентацию. Если только я что-то сделал не так…

– Ты ни при чем, – говорю я. – Чаз. Поверь мне. Ты не виноват. Все именно так, как Шери тебе объяснила. Просто она влюбилась. И это совершенно случайно оказалась женщина. Это точно так же, как если бы она встретила другого парня и ушла от тебя к нему.

– У-гу, – отвечает Чаз. – Но все-таки это совсем другое.

– Нет, – убеждаю я его. – Это все та же любовь. Любовь творит с людьми бог знает что. Ты не должен себя винить. Я знаю, что и Шери тебя не винит. Она все еще тебя любит. Она ведь тебе об этом говорила?

– Это когда я пришел домой из библиотеки, а она собирала вещи и сказала мне, что уходит от меня к женщине, а потом спросила, не хочу ли я заказать нам китайской еды, пока мы это будем обсуждать? – Чаз кривится. – Да, она упоминала об этом.

– Это правда. Она все еще тебя любит. Только по-другому. Такое случается, Чаз.

– Значит, – медленно говорит Чаз, – следуя твоей логике, и я когда-нибудь влюблюсь в мужчину?

– Вероятно, – отвечаю я. Хотя, честно говоря, не могу представить, что Чаз вступает в гомосексуальные отношения. Точнее, не могу представить, что кто-то из геев, с которыми я была знакома (или встречалась), захочет вступить в отношения с Чазом, учитывая, как мало внимания он уделяет своей одежде и обустройству дома и как много – университетской баскетбольной команде.