Дедушка Андреас

Этого деда я вижу почти каждый день. Помните, я писала, что даже сфотографировала его у дома. Он сидит там с утра и уходит в помещение только на обед и на ужин. Он величественен, спокоен, но при этом деятельно включен в окружающую жизнь. Увидит прохожего (их в этой части города мало) – улыбнется ему, поздоровается. Заметит иностранца – спросит, не надо ли помочь найти дорогу. А вот если в этом тесном переулке появится грузовик, старик рассердится, замашет руками, закричит: «Ты что, с ума сошел, в такую узкую колею въехал? Тебе лень сделать круг, добраться до широкой улицы? Тут же дети – ненароком заденешь кого-нибудь. А если и не заденешь, мы тут задохнемся от газов твоей кобылы!»

И он еще долго будет обсуждать этот безобразный эпизод с собеседниками.

С кем поговорить у него есть всегда. Старику обязательно кто-нибудь составляет компанию. Это может быть соседка средних лет. Или девочка-студентка. Или пожилой человек, вполне годный ему в сыновья. Ведь дедушке Андреасу уже девяносто четыре года.

Я тоже люблю с ним поговорить.

– Вы своей жизнью довольны? – спрашиваю я.

– Почти доволен, – отвечает он. – У меня четверо детей, десять внуков, пятнадцать правнуков. Можно считать, не зря жил. Всю жизнь много работал, а сейчас – сиди себе отдыхай. И пенсия есть, и дети помогают.

– А почему вы говорите «почти доволен»?

– Потому что ноги отказывают – ходить не могу, а хочется посмотреть, что там за углом. Мне же это интересно.

Их здесь много, ровесников Андреаса. Седые, но все еще пышные шевелюры. Такого же снежного цвета большие усы и мохнатые брови. От них веет покоем и достоинством. Они, несмотря на близкий конец своего века, чувствуют себя уверенно, держатся несуетливо. У многих улыбка щербатая: нет передних зубов. Я сначала решила, что старикам не хватает денег на протезы. Оказалось, дело в другом.

– Почему вы не вставите зубы, дедушка Андреас? – спрашиваю я. – Это для вас слишком дорого?

Он смеется долгим, негромким смехом:

– Хе-хе-хе! Я всю жизнь работал портным, хорошо зарабатывал. Трое моих сыновей посылают деньги из-за границы. Мне же их не на что тратить. Захотел бы – обе новые челюсти вставил. Но я не хочу. Мне это неудобно. Коренные зубы у меня есть, я ими пока жую, а без передних можно обойтись. Для чего они нужны?

– Для красоты.

Он опять долго смеется.

– А так что, некрасиво? Я же не юноша.

Да, к этому признаку долгих прожитых лет здесь относятся спокойно. Старость естественна, ничего безобразного в ее проявлении нет. Зачем же мучить себя вставными зубами?

В предыдущих своих книжках я писала, что мне нравятся старики Америки или Северной Европы. Спортивные, подтянутые американцы. Или красиво, ярко одетые шведы. Они всячески борются со своим возрастом. Они стараются казаться молодыми и часто в этом преуспевают.

А старики-киприоты не стараются. Они скорее гордятся своим возрастом. Они ничего не скрывают: нет зубов – ну и ладно. Главное, чтобы было чем жевать, а насчет красоты. старость сама по себе прекрасна.

Когда возраст приближается к вековому сроку и становится трудно ходить, они садятся на улице перед домом и знают наверняка, что в одиночестве не останутся. Посидеть со стариком, пообщаться с ним – это дело чести, да и просто приличия.

Маркос, сын соседа дедушки Андреаса, приехал из Англии к родителям на две недели. У него есть здесь девушка, ему хочется повидать друзей. Он, в конце концов, должен пообщаться с родителями. Тем не менее он каждый день какое-то время проводит в обществе дедушки Андреаса. Рассказывает ему о заморской жизни. Или слушает от того новости из жизни соседей. Но чаще – просто сидит молча. Не отдать этот соседский долг – позор. Потом приедут сыновья Андреаса и так же навестят родителей Маркоса. А как же иначе?

Старики требуют внимания. Нет, неверно сказано. Ничего они не требуют. Просто каждый молодой знает, чувствует, что он обязан уделить им свое время.

Это я сейчас говорю о настоящих старцах, разменявших девятый десяток. Что же касается тех, кому на десять-двадцать лет меньше, то их распорядок дня иной.

Ранним утром я вижу, как на открытой веранде кафине столики занимают клиенты в возрасте шестидесяти-семидесяти лет. Они берут по чашке кофе или по стакану чая и принимаются за неспешные разговоры. Наблюдают отдыхающих, иногда их обсуждают, иногда слегка насмешничают: «Посмотри-ка на этих красоток. Голые ноги, голые плечи, голая шея. Зачем же они закрывают все остальное?» Или болеют за футбол. Или дискутируют на политические темы – в общем, мало чем отличаются от вечерних, то есть молодых, посетителей.

Обедать они идут домой. Потом возвращаются обратно, пока не наступит время раннего ужина. Да, я еще забыла сказать, что они развлекаются нардами или картами. Во всем их облике, в их важной походке, в значительном выражении лица твердая убежденность – они люди достойные. Их следует уважать. И они это уважение получают.

Правда, если с ними поговорить об отношении молодых к старшим, они непременно вспомнят, что полвека назад, когда они сами были юнцами, авторитет родителей был для них куда важнее. К мнению стариков прислушивались чаще. И больше всего боялись их недовольства, или, не дай бог, осуждения. Наверное, так оно и было. Но мне, иностранному гостю, кажется, что и сейчас почета к старикам достаточно. Грех жаловаться.

…С 30-летним Николасом мы договариваемся, что встретимся завтра. Он предупреждает:

– Только не в три часа – я обещал заехать к маме, она хотела что-то купить в магазине, я повезу ее на своей машине. И не в пять – меня ждет дядя. Он стал плохо видеть – я обещал ему почитать газеты. Да, в воскресенье я тоже не могу: должен поехать в деревню, к бабушке, нужно помочь ей собрать апельсины.

Знаток старины Алексис собирается мне показать город. Это не его инициатива, он выполняет просьбу мэра, то есть это деловое поручение. Однако, приехав за мной, Алексис спрашивает:

– Вы не возражаете, если с нами поедет мой родственник. Он человек немолодой, приехал в гости, правда, не ко мне, к своему племяннику. Но ему будет приятно принять участие в экскурсии.

А мой знакомый Димитрий говорит мне с обидой:

– Моему отцу скоро восемьдесят. Мы с братьями много раз звали его погостить. Он отказывался, говорил, что ему тяжело. А тут взял и поехал. И куда, как вы думаете? К самому младшему брату. Говорит, что к нам двоим приедет позже. Но почему в таком порядке? Он должен был приехать сначала ко мне – я же старший!

Безотказные помощницы

До сих пор речь шла только о стариках-мужчинах, потому что они всегда на виду: на улице, во дворе, в кафине. Старушки же на глаза попадаются реже. Обычно они худенькие, быстрые, хлопочут по дому. При этом далеко не всегда по дому собственному.

– Моих детей вырастили мамы, – откровенно говорит мне Фелица. – Мы с мужем были заняты целыми днями. Без них мне бы ребят не поднять.

«Мамы» – это родная ее мать и свекровь. Они ухаживали за детьми по очереди и воспитывали «дуэтом».

И Хриссо тоже рассказывала мне, что ей существенно помогала мама: ежедневно приходила домой – готовила, убирала, стирала.

– Сейчас она уже старенькая, ей тяжело делать всю домашнюю работу. Но я все равно без нее не могу обойтись. Постирать белье в стиральной машине я еще успеваю, а уж погладить – тут только на маму вся надежда.

В деревне Авгору я прихожу в гости к родителям Скеви. В доме большой порядок. Ни одной пылинки. По стенам развешаны фотографии теперь уже взрослых детей в их нежном возрасте. Отец и мать – люди немолодые, обоим за семьдесят. За свою жизнь они успели наработаться. Особенно мать Эва. Чего она только не делала!

– Я вставала в четыре утра и пекла хлеб, надо было успеть накормить детей до школы. Потом шла в овчарню – у нас было большое стадо овец. Потом на огород – там мы выращивали картошку и другие овощи. Внимания требовал и сад: апельсины, мандарины, сливы, грейпфруты. Я и трактор сама водила, – с гордостью говорит Эва.