Неофидис видит свой долг в том, чтобы зарабатывать деньги, давать возможность семье жить безбедно.

– Роскоши, конечно, себе не позволяем, но ни в чем необходимом не отказываем, – говорит он.

«Необходимое», кроме большого дома, – это два автомобиля: они оба на колесах.

– Вообще-то, по хозяйству я тоже помогаю. Вот видите, Хриссо поставила тушить свинину, а мне, пока вы с ней беседуете, велела присматривать. Так что можно считать, мы оба готовим.

– Часто? – это спрашиваю не я, а Хриссо. Она лукаво щурит глаза. – Как часто ты вместе со мной готовишь, Неофидис?

Он не обижается, смеется:

– Ну ладно, ладно, нечасто. Но главное – ведь умею же.

На столе появляется большое блюдо – тушеная свинина с картошкой. Мне много раз приходилось есть что-то подобное, но такого вкуса я не помню. И еще – такого влекущего аромата. То ли тут мясо и картошка другие, то ли какие-то особые местные травы с удивительными запахами. Я веду себя почти неприлично. После приглашения: «Берите, не стесняйтесь», я подхватываю с общего блюда кусок за куском – особенно налегаю на картошку и не могу остановиться. Запиваю все это домашним лимонадом. Его сладковато-терпкий вкус ни с чем не сравнить.

– А проблемы у вас есть? – спрашиваю обоих.

– Ну как же без проблем, если есть дети! Шестилетний Хостас крутится под ногами, дергает то мать, то отца, привлекает внимание. Как только видит, что он выпал из центра этого внимания, начинает кривляться, строить рожицы. Но ни мать, ни отец, видимо, не считают такое поведение неправильным. Они не одергивают сынишку, не обращают внимания на его выходки. Меня это порядком раздражает. Впрочем, я быстро вспоминаю, что дети для киприотов-родителей – что-то вроде маленьких божков, у них не может быть ошибок, недостатков, плохого поведения. И через пару минут я перестаю раздражаться.

– С младшим у нас проблем нет, – говорит Хриссо. – А вот со старшими. Майкл был таким покладистым, а как исполнилось двенадцать – будто черт вселился. «Убери свою комнату», – говорю. «Мне некогда», – отвечает и продолжает смотреть телевизор. Вообще, мне иногда кажется, он специально все делает наперекор.

– Переходный период, – успокаиваю я Хриссо. – Подрастет – пройдет.

– Правда? – по-детски доверчиво спрашивает она. И продолжает делиться своими родительскими проблемами.

– А с Янисом другая сложность. Ему десять, и он бунтует: почему ему не разрешают делать то, что уже разрешают старшему брату. В общем, у обоих портится характер.

Потом я беседую с Янисом и Майклом.

– Сколько у тебя друзей? – спрашиваю я старшего.

– Двадцать три друга, – отвечает он.

– Так у вас в классе всего двадцать четыре человека, – напоминает мать.

– Ну да, а двадцать четвертый – я. Остальные – все мои друзья, – говорит Майкл.

А Янис рассказывает, что вообще-то класс у них дружный, но есть одна девочка, которую никто не любит. С ней никто не дружит.

– Почему?

– Я этого не знаю, но иногда помогаю ей решать задачки, а при случае всегда стараюсь с ней поговорить. Ей же, наверное, грустно одной, правда?

– Думаю, больших проблем с детьми у вас нет, – говорю я родителям. – Хороших людей воспитываете.

Вторая пара, о которой я хотела бы рассказать, – Фелица и Андреас Масону. Они тоже дружные супруги, но стиль их жизни совсем другой. Здесь любят пошутить, подколоть, причем порой довольно остро.

– Вы давно видели мою дочь? – спрашивает меня Андреас.

– Час назад, она попрощалась, сказала, что пошла гулять, – отвечаю я.

– О, значит, вы видите ее чаще, чем я.

На мой вопрос, кто в доме готовит, Андреас отвечает:

– Я, конечно. Фелица вообще не знала, что люди делают у плиты, когда мы поженились. Она не умела ничего, я ее всему учил четыре года.

– Ну конечно! – возмущается Фелица. Потом признается. – Хотя и правда, я не очень сильно была приспособлена к хозяйству. У нас дома мама хорошо готовила, сестра тоже. А я – я хорошо училась.

Она вообще все делала хорошо, если только это не касалось дома и хозяйства. Она была отличной спортсменкой – играла в баскетбол. Она одна из первых приходила к финишу в беге на короткие дистанции. И, конечно, она прекрасно училась, сначала в школе, потом в университете. Между прочим, в Московском университете.

– На каникулы иностранные студенты, мои земляки, уезжали домой, а я оставалась в Москве. Ходила по театрам, музеям, путешествовала по всей стране.

У нее была неутомимая жажда новых знаний и культурных впечатлений. И жажда не только познавательная, но и эмоциональная.

– Как-то я познакомилась с ребятами из консерватории, они привели меня на концерт классической музыки. Я была совсем к этому не готова: до того музыкой не занималась и не интересовалась. А тут – сразу классика. Я окунулась в этот потрясающий мир звуков и с первых же минут почувствовала: какое это огромное наслаждение! С тех пор при любой возможности покупала билеты то в Концертный зал Чайковского, то в консерваторию.

У Андреаса жизнь складывалась совсем по-другому. Начиналось все прекрасно: он поступил в университет в Англии. С удовольствием и успешно проучился три года. А на четвертый денег не хватило. Пришлось возвращаться домой, зарабатывать.

– И какую работу вы нашли на Кипре?

– Я открыл небольшой паб. Денег много заработать не получалось, но на то, что мне было нужно, их хватало. А нужны мне были подружки, я их менял довольно часто. Нужны были кутежи с друзьями. Да, и еще лошади. Это увлечение было у меня с детства.

Они вроде бы совсем не подходили друг другу: серьезная учительница, увлеченная книгами, музыкой, и веселый владелец паба, окруженный друзьями и подружками. Что у них могло быть общего? И все-таки их потянуло друг к другу.

– Мне нравилась ее серьезность…

– А мне – его веселость, остроумие, он любил «прикалываться». Я никогда не знала, что он может придумать.

А он, например, на свадьбу в церковь приехал. верхом на лошади. Да не один – целая кавалькада: его друзья тоже были всадниками.

– Как же такой гуляка и повеса, который даже в церковь прибыл верхом, стал таким образцовым мужем? – спрашиваю я Андреаса.

– Так это же две разные жизни – холостая и семейная, – отвечает он. – Как только мы обвенчались, я со своей холостой жизнью, с вольными привычками и замашками сразу покончил. Даже паб продал. Там мне приходилось работать по ночам, а я хотел проводить больше времени дома, с детьми.

Дом требовал много времени; весь его интерьер сделан руками хозяина.

– Видите, пол, двери, полки, деревянные перекрытия – это все я сам смастерил. А кровать вам нравится? А кресла? Это тоже я, – откровенно хвастает Андреас.

– Ну, а детьми вы довольны? – спрашиваю обоих.

– Детьми родители никогда не бывают довольны, – то ли в шутку, то ли всерьез говорит Андреас.

Но Фелица с ним не согласна:

– Оба они по-своему интересны. Теодора очень способная. И к тому же бесстрашная. Мы поехали к морю, а она, маленький ребенок, первый раз вошла в воду и – поплыла.

– А я первый раз посадил ее на лошадь. И она, ничуть не испугавшись, понеслась на ней вскачь.

В комнате у Теодоры все стены завешаны афишами Михалиса Хачиянуса – известной поп-звезды. А там, где осталось место, обои закрыты портретами героев телесериалов.

– Меня немножко беспокоит, что дочка увлекается самыми разными занятиями – танцами и волейболом, пением и теннисом, а еще верховой ездой… Ей ведь уже тринадцать, пора бы больше времени уделять чему-то одному. А так распыляться на все… Можно ни в чем не достичь успеха.

С 10-летним Кириакисом проще. Его комната оклеена групповыми портретами игроков «Анорфосиса», футбольной команды, за которую мальчик болеет. И совершенно очевидно, что кроме футбола, других увлечений у него нет.

– Они очень разные. Но каждый по-своему интересен, – повторяет Фелица.

Замужем за киприотом