Должна признаться, что все это показалось мне очень странным. Таня Викери была примерно моего возраста, а Нэпьер годился ей почти в отцы. Она была никем, когда обвинила Нэпьера в сексуальных домогательствах. Всего лишь ассистент режиссера в отделе новостей – но в результате скандала превратилась в крупную звезду. Во всех газетах целую неделю каждый день печатали ее фотографии. «Слухи» поместили ее фото в обтягивающем красном платье с низким вырезом. Она стояла на четвереньках, а объектив был направлен прямо ей в декольте. Она изливала душу, рассказывая, как ужасно, когда с тобой обращаются, как с куском мяса. Облизывая губы и выставляя пышную грудь, она признавалась, что у нее бессонница и ей приходится принимать антидепрессанты.
– Бедная Таня, – говорили телепродюсеры, борясь между собой за право подписать с ней контракт.
Тем не менее меня переполняло чувство вины, так как я должна была сделать снимки, доказывающие, что Таня и Найгел – любовники. А что, если бы кто-то из фотографов запечатлел, как я целуюсь с Ником? К счастью для меня, я не телезвезда, так что такое фото не произвело бы сенсации, зато оно было бы сенсацией для Эндрю, если бы попалось ему на глаза. Об этом и подумать страшно.
– Слушай, Дебби, я не уверена в этом деле, – сказала я. – Мне кажется, мы не должны быть здесь.
Дебби в очередной раз освежала макияж: подмазывала глаза оливковыми тенями.
– Почему? – спросила она. – Думаешь, с другой стороны дороги снимок получится лучше?
– Нет. Я думаю, что мы не имеем права выслеживать их таким образом. Это вмешательство в частную жизнь.
– Слушай, брось. Ты ведь не собираешься снова закатывать мне лекцию о принцессе Ди? Это моя самая крупная удача в этом году. Разве тебе не хочется увидеть свою фамилию на первой полосе?
– Не хочется.
– Ты с ума сошла! Это самый большой кайф. Даже лучше секса. Когда нам с Йеном хочется возбудиться, мы рассматриваем мои вырезки.
– Не думаю, что я хотела это знать, Дебби.
– Попробуй как-нибудь сама, ты увидишь, сколько потеряла.
– Какое право мы имеем разбивать людям жизнь?
– О чем ты говоришь? Это же наша работа!
В конце концов мне удалось избежать съемок только благодаря ее мужу Йену. Он звонил Дебби каждый час, чтобы узнать, когда она вернется, и в час ночи, когда дом погрузился в темноту, Дебби наконец сдалась, и мы вернулись в отель.
– Встречаемся внизу, в холле, в шесть утра, – приказала она. – Чтобы не прозевать его, когда он выйдет. Мы не можем рисковать.
Я кивнула. Целый день ничегонеделания меня доконал.
Я улеглась в постель, размышляя, удастся ли мне избежать съемок бедного Найгела Нэпьера.
Когда зазвонил телефон, я как раз собирала свое оборудование. Я подумала, что это Дебби, возмущенная моим двухсекундным опозданием, но это оказался Джеф.
– Почему ты так рано звонишь? – спросила я его. – Сейчас середина ночи.
– Можешь поблагодарить за это Дебби. У меня до сих пор от ее крика уши болят. Она говорит, что ты ей не помогаешь. Это правда?
– Нет. – Я почувствовала, что краснею.
– Она сказала, что ты не фотографируешь то, что ей нужно.
– У меня вспышка не сработала, – соврала я. – Мне нужно было сменить батарейки.
– Ладно, проехали. Я слишком устал, чтобы спорить. Питер встречается с Дебби сегодня утром прямо на месте. Он все сделает. А ты возвращайся в Лондон. Займешься мусорным баком Нейла Морисси.
– Не думаю, что я смогу, Джеф.
– Сможешь. Это нужно сделать в понедельник. Вернешься на поезде.
– Нет, Джеф, ты не понял. Я увольняюсь.
5
– Жизнь слишком коротка, – сказала я Джил. – Я знаю, что поступила правильно.
Тогда почему я в такой панике? Почему мне кажется, что я больше никогда не найду работу? Что моя жизнь кончена? Что никто никогда больше не согласится взять меня в штат? Эта гремучая смесь из Ника, Найгела и Тани Викери довела меня до точки.
– Я считаю, что это здорово, – сказала Джил. – Это очень хорошо для тебя.
– Правда? Ты не думаешь, что я сошла с ума?
– Нет. Ты ненавидела эту работу. Все это время ты только и делала, что жаловалась. Я рада, что ты уволилась. По крайней мере, ты перестанешь ныть. И хватит об этом.
Я обожаю Джил. Она всегда говорит то, что нужно. У нее потрясающая работа – в обувной фирме, в отделе по связям с прессой, – которую она любит и здорово делает. Но я все-таки считаю, что ее призвание в другом – она могла бы быть замечательным психотерапевтом.
– Хочешь еще вина? – спросила Джил.
Теперь вы поняли, что я имела в виду? Все, что она говорит, вовремя и к месту. Если бы я просидела в кухне Джил весь вечер, я бы вообще забыла о том, что стала безработной.
Я должна была предупредить об уходе за месяц, но у меня оставалось три недели отпуска, так что мне надо было отработать всего неделю.
– И что ты теперь собираешься делать? – спросила Джил.
– Я не знаю. Все, что я умею, – это фотографировать.
– Ну а что ты думаешь о какой-нибудь нормальной газете? Например, «Вечерний стандарт». Ты ее всегда читаешь.
– Да нет, туда меня не возьмут, – сказала я. – Им не нужны бывшие сотрудники «Слухов».
Не думайте, что мне самой не приходила в голову мысль о «Стандарте». Я представляла, как случайно встречаюсь с Ником: «О, привет, приятно снова увидеться». Нереально. Просто невозможно. Но Джил, конечно, ничего не знала о Нике. Многое меняется, когда выходишь замуж.
Когда мы обе были свободны, мы знали все о любовных приключениях друг друга. До последнего вздоха. После каждого уик-энда следовало подробное обсуждение по телефону: «Куда ты ходила? Кто еще там был? Или вы были только вдвоем? Что ты надевала? В чем был он? Вы ночевали у него или у тебя? А! Нормально. Что он сказал насчет этого? И что потом? Не может быть. И что из этого? Во сколько, он сказал, он звонил?» И так далее, и тому подобное.
Но теперь у Джил и Саймона двое детей, и с тех пор как мы с Эндрю поженились, в этих телефонных разговорах нет смысла. Хотя мне их не хватает. Но я не могу рассказать Джил о Нике больше, чем можно рассказать Эндрю. Конечно, она моя лучшая подруга, но было бы жестоко требовать от нее, чтобы она хранила такой секрет. Слишком большая ответственность. А вдруг она все-таки расскажет Саймону? Он тут же все разболтает Эндрю. Это так же верно, как то, что за ночью следует день. Мужчины не знают, что значит хранить секреты.
– А что ты думаешь о журналах? – спросила Джил. – Их тысячи, в один из них тебя могут взять на работу.
– Спасибо за то, что так веришь в меня, – засмеялась я.
– Ну ты же поняла, что я имею в виду.
– Да, поняла. Знаешь, на прошлой неделе я видела новый журнал, который мне действительно понравился.
Я всю неделю таскала на дне сумки с фотооборудованием журнал «Сливки», который взяла у Дебби, и в моем подсознании проросли посеянные им семена.
Я вытащила журнал из сумки и показала его Джил.
– Что ты об этом думаешь?
– А я его уже видела, – ответила она. – Он был у кого-то на работе. Там просто потрясающий раздел моды.
– Единственная трудность в том, – сказала я, – что я никого оттуда не знаю. Мне страшновато приходить к ним из ниоткуда.
– Но ведь ты не знала никого в «Слухах», когда шла туда, – заметила Джил.
– Правда.
Но тогда мне не было так страшно. Эти журналы на глянцевой бумаге пугают меня до смерти. «Слухи» – такая низкопробная газетенка, что я чувствовала себя выше ее уровня. Скорее, она не соответствовала моим стандартам, поэтому я была уверена в себе. Но такой уровень, как в этих блестящих журналах? Моя прическа не годится, моя одежда не годится, я хожу совсем не на те тусовки. Мой стиль жизни не соответствует этому блеску. У меня тусклая жизнь. И что я им покажу? Четыре года в «Слухах» составили такой портфель, который в «Сливках» даже под порог не положат.
– Может быть, мне лучше выбрать что-нибудь не такое грандиозное? – сказала я. – Один из журналов, которые читает моя мама, или что-нибудь вроде того. Например, «Отдохни» или «Мир садовода».