И они скажут ей об этом, ибо они – ирландские джентльмены. Но было уже слишком поздно для раскаяния и угрызений совести. Они неуклюже передадут ей слова мистера Гладстона о том, что перестало биться одно из самых благородных сердец в Англии.

Без всяких извинений они заявили ей, что им придется увезти тело их лидера на родину.

И с безжалостной логикой они передали ей слова Чарлза о том, что он обещал быть в субботу в Ирландии. А он всегда сдерживал свое слово. И она, как и все, должна знать об этом.

Ей пришлось выслушать их, глядя в белое, такое близкое и любимое лицо, и попрощаться с ним навсегда. Ей придется распрощаться навеки с белой розой, лежащей в конверте у него на груди, с перстнем, на котором переплетены буквы «К» и «Ч», так и оставшемся у него на пальце. Эти две вещи, столь дорогие ее сердцу, он увезет с собой в последний путь, в последнее свое путешествие через Ирландское море. Ей хотелось, чтобы Чарлз узнал о том, что наконец она сдалась, что она позволила Ирландии завладеть им полностью. И ирландская земля нежно примет его в свои объятия, а она никогда больше не ляжет рядом с ним…

Как я задумала написать эту книгу? Мне хотелось написать о какой-нибудь знаменитой истории викторианской эпохи, но когда мне предложили написать историю любви Парнелла и Китти О'Ши, я решила, что из этого получится просто еще одно повествование о жалкой любовной интрижке, и я поначалу выкинула эту мысль из головы.

Тем не менее случилось так, что я несколько раз побывала в Ирландии и прониклась глубоким интересом к ее истории, которую я постепенно начинала видеть глазами поэтов: я видела мрачную, печальную и тихую страну с развалинами старинных замков; я слышала ее баллады, ее велеречивых людей, особенно нынешних, уже пожилых патриотов, неистово влюбленных в свою родину. По иронии судьбы для них свобода Ирландии оказалась ее смертью – смертью этой старинной, роковой, беспокойной, многострадальной и поэтической земли. Ведь когда больше нет врагов, нет мучеников, в которых так нуждается народ, то жизнь становится монотонной, скучной и слишком практичной.

Но все же мне удалось уловить нечто в мечтах этих патриотов, и я приступила к написанию книги. Следующий мой шаг оказался более значительным для меня. Ибо я случайно натолкнулась на мемуары Китти О'Ши, о которых раньше и понятия не имела.

Кэтрин писала их с огромной осторожностью и сдержанностью, и многое остается так и невыясненным. По предположению некоторых историков, в написании этой книги принимал участие ее сын, Джералд О'Ши, удерживавший мать от излишних откровений. Так что мне пришлось читать между строк.

Как только я ознакомилась с ее мемуарами, многие отсутствующие звенья этой истории и сама жизненная атмосфера того времени отчетливо предстали перед моим взором, и я поняла, что история этой любви должна быть написана заново, на этот раз без умолчаний.

Возможно, меня могут неправильно понять; возможно, в описании каких-то событий я допустила неточности, однако я твердо убеждена, что ошиблась совсем немного, потому что во время написания этой книги за моей спиной стояла тень многострадальной Кэтрин.

Уверена, что джентльмен с темной бородой, однажды вошедший вслед за мной в библиотеку, был мистером Парнеллом собственной персоной! А когда я пришла в Сомерсет-Хауз (здание на берегу р. Темзы в Лондоне, где размещается Управление налоговых сборов и некоторые другие государственные учреждения. Построено в 1776–1786 гг.), чтобы найти там завещание тетушки Бен, и увидела на старом пергаменте витиеватую подпись Анны Марии Вуд и бесформенные закорючки свидетельниц-служанок, мне показалось, что я заглянула в запыленный склеп.

И все же в Англии осталось очень мало свидетельств жизни Парнелла и Кэтрин. Сейчас Элшем – это деловой пригород Лондона; дом в Брайтоне, где скончался Парнелл, давно снесен, а на его месте выстроен жилой квартал; отеля «У Томаса» на Баркли-Сквер, живописной площади в центральной части Лондона, тоже давно не существует. Как и отеля «Вестминстерский дворец» и женской галереи в здании парламента. Только покрытый копотью железнодорожный вокзал Виктория, на котором так часто встречались наши влюбленные, почти не претерпел изменений. А портрет мистера Парнелла (раньше висевший в зале, где королева Виктория появлялась в окружении своих министров) находится в Национальной галерее не на видном месте, а где-то в подвале.

Наверное, самым большим горем для Кэтрин явилось то, что Парнелла увезли на похороны в Ирландию. Она так никогда и не побывала на знаменитом кладбище Глазневин, где ирландцы хоронят своих патриотов. Недавно туда перенесли с тюремного двора прах сэра Роджера Кейсмента (1864–1916) – ирландского патриота, повешенного англичанами за государственную измену.

Кэтрин писала, как она узнала о том, что могила Парнелла заброшена, заросла травой, а будь он похоронен в Англии, она бы ухаживала за ней с огромной любовью. Спустя тридцать лет после смерти Парнелла, на смертном одре, она, по воспоминаниям ее верной дочери Норы, постоянно звала своего возлюбленного. «Парнелл! Парнелл!» – повторяла она беспрестанно. Так утверждала Нора в письме к одному из последних приверженцев Парнелла.

Кэтрин похоронена в Литтлхэмптоне, могила Норы находится рядом с ней.

На мой взгляд, очень тяжелое впечатление на исследователя должно производить чтение старых газет, где факты преподносятся непосредственно, как только что произошедшие, и потому лишены объективности, которую дает лишь историческая дистанция. Бури, бушевавшие когда-то в здании парламента, народные волнения и всплески насилия в небольших городках и деревнях графств Корк, Лимерик, Килдэр, вдохновенные речи, слезы и жестокость былого времени… «Таймс» – Библия англичан в те времена – ежедневно посвящала длинный столбец ирландским событиям. Ни одной из обширных британских колоний не отводилось там и десятой части того места, какое посвящалось маленькой непокорной Ирландии. Во время заседания комиссии относительно дела о поддельных письмах, сфабрикованных Пиготтом, и о Земельной лиге целые страницы ежедневно заполнялись репортажами об этом. Дело о разводе, возбужденное капитаном О'Ши, два дня не сходило со страниц газет. А потом несколько недель там печатались комментарии, критические разборы и прения насчет этого судебного разбирательства. Воистину, Чарлз Стюарт Парнелл был в то время драгоценной находкой для английских газетчиков.

Но всему приходит конец. И даже этой одной из самых печальных историй, о которой еще, возможно, кто-нибудь напишет. Я откладывала написание этого конца довольно долго, но все-таки написала его в один присест и потом не смогла изменить в нем ни слова.

Быть может, я была слишком снисходительна к этим возлюбленным. Не знаю. Я писала только то, что мне подсказывала интуиция. В любом случае, почему бы не проявить к ним снисходительность? Они полной мерой расплатились с обществом, если они ему что-то и задолжали, и расплатились много лет назад.