Позади тянулась группа солдат в хаки и голубых беретах. Я никогда прежде не видел, чтобы в Индии Далай Ламу сопровождала такая серьезная охрана. Далай Лама крайне редко отправляется в паломничество в это отдаленное место в штате Бихар — беднейшем и склонном к анархии штате страны, где властям никак не удается навести порядок.

Далай Лама поднимался медленно и осторожно, опираясь на не слишком надежную с виду палку, но не останавливался. Время от времени он перебрасывался короткими фразами с эскортом, но по большей части молчал. Пройдя четверть пути, снял бордовую накидку и вручил ее Рочунгу, своему послушнику, который аккуратно сложил ее и спрятал в квадратный пакет. В одном месте Далай Лама сошел с тропинки, чтобы осмотреть маленькую пещерку, специально вырытую для медитаций. В ней две с половиной тысячи лет назад уединялся для медитации некий последователь Будды.

К тому времени, как мы достигли вершины Орлиной горы, Далай Лама совсем взмок. Остановившись, он запустил руку под монашеское одеяние и вынул кусочек ткани, которой промокнул лоб и лицо. С легким поклоном Тэндзин Таклха, как всегда наготове, протянул руку, чтобы забрать использованный платок. Но Далай Лама спрятал его назад. Вершина Орлиной горы — крошечный плоский участок — с трех сторон окаймлена скалистыми выходами. С четвертой — острый, как нож, кряж круто спускается в долину. Плоский участок занят подковообразным кирпичным строением высотой приблизительно в половину человеческого роста. На низкие стены прилеплены бесчисленные жертвенные свечи.

Далай Лама простерся ниц, а затем, поднявшись, подошел к краю площадки, чтобы посмотреть на плоскую долину Раджгира, раскинувшуюся в трех часах езды от Бодхгайи. Бурая скучная дорога делила на две части зеленеющие поля и тянулась куда-то вверх, в окружающие долину горы. Великолепный вид. Но Далай Лама недолго изучал долину. Его мысли сосредоточились на молитве — на сутрах мудрости, объясняющих понятие пустоты. Он пришел сюда именно затем, чтобы произнести их. Именно на этом месте две с половиной тысячи лет назад Будда изложил доктрину пустоты — основу буддизма.

Далай Лама неизменно затрагивает тему пустоты в своих лекциях и интервью. Он снова и снова повторяет, что все, чему учил Будда, может быть сведено к основной идее о сплавлении пустоты с состраданием. Вот формула счастья: Пустота + Сострадание = Счастье.

Далай Лама утверждает, что для начала мы должны достичь мудрости, научившись видеть мир таким, как он есть. Мудрость подразумевает верное видение.

Обладая мудростью, мы можем видеть все сущее вокруг нас верно, без предвзятости. Тогда наш взгляд проникает сквозь туман неведения, как лазерный луч. Для этого мы должны достичь подлинного понимания пустоты. Что есть пустота? Говоря «пустота», мы говорим, что вещи лишены индивидуальности, собственного неотъемлемого существования. Рассуждая так, мы придем к окончательному выводу, что ничто — ни люди, ни мысли, ни автомобили — не может существовать независимо, самостоятельно. Эта точка зрения на окружающий нас мир ведет к просветлению.

Такой подход выдвигает на первый план трудноуловимую, но неопровержимую истину: для нашей жизни и для всего, что нас окружает, определяющей является взаимозависимость, а не независимость или автономность. Никто из нас не является отдельным островом. Мир — широкая сеть переплетающихся между собой событий, людей и вещей. Эти переплетения могут быть трудноразличимыми, но они существуют, всегда присутствуют, скрытые под поверхностью. Но для совершенствования мудрости нам нужен соответствующий метод. И что же это за метод? Просто развивать сострадание. Сострадание — это мне по силам. Пусть я не слишком часто сострадаю в реальной жизни, но все же вполне понимаю, в чем смысл этой идеи. Другое дело пустота. Хотя мне известно, что она имеет фундаментальное значение, хотя у меня есть некоторое мирское понимание базовой концепции, но более тонкие моменты вызывают у меня определенные трудности. И все же за прошедшие века об этой древней, трудной для понимания идее — идее, которая имеет реальное значение для современной жизни, — были написаны целые библиотеки. Возможно, я просто запутался в семантике, не в силах отвлечься от примитивного, обыденного значения этого слова. «Пустой», в соответствии со словарем, существующим у меня в голове, означает «ничто». Но для Далай Ламы все в мире — то, что вы называете предметами, людьми, животными, мыслями, эмоциями, целями, — является пустым. Поскольку все переплетено, не существует никакой независимости-автономности. Поскольку нет независимости, значит, нет ничего, что существовало бы само по себе. Мне кажется, это довольно трудная концепция для понимания.

Во время одной из наших бесед Далай Лама сказал: — Согласно буддийским представлениям, пока, медитируя, отчетливо и непосредственно не ощутишь пустоту, очень трудно избавиться от разрушительных эмоций.

На этой встрече присутствовал Нгари Ринпоче — младший из братьев Далай Ламы.

Большую часть времени он просто слушал. Но после этого замечания вскочил на ноги:

— Виктор не любит пустоты! Он не захотел слушать мои рассуждения на эту тему. Далай Ламу это рассмешило.

— Ринпоче как всегда насмехается надо мной, — пожаловался я Далай Ламе. — А мне очень хочется понять, что такое пустота. И я надеюсь, вы сможете придумать объяснение, понятное даже такому обывателю, как я.

— Вы прослушали так много моих лекций, — сразу ответил Далай Лама. — Вы столько раз приезжали в Дхарамсалу. Вы записывали каждое мое слово. Чего же еще вы от меня ждете? Безнадежный студент.

Но я не единственный. Мне доподлинно известно, что и Опра Уинфри [15]испытывает сложности с концепцией пустоты.

В мае 2001 года я сопровождал Далай Ламу в поездке по США, проходившей в ураганном ритме — девять городов за двадцать один день. Главным событием считали встречу Далай Ламы с американским президентом Джорджем Бушем. Однако мне она запомнилась не тем, что на ней говорилось (в большей мере эта встреча была демонстрацией взаимного уважения), а тем, во что обулся Далай Лама: в Белый дом он надел обычные пластиковые вьетнамки индийского производства.

После встречи с президентом Далай Лама вернулся в гостиницу, где его уже ждала Опра в сопровождении целой армии фотографов, визажистов и редакторов принадлежащего ей и очень успешного журнала «О». Их проводили в элегантный номер Далай Ламы, где и должно было состояться часовое интервью.

Беседа началась достаточно удачно. Опра спросила:

— Вам когда-нибудь доводилось прощать себя?

— В некоторых случаях, не очень важных, вроде нечаянного убийства насекомого, — ответил Далай Лама.

— Убийства насекомого, — повторила Опра. — Насекомого, гм... Хорошо.

Далай Лама продолжал:

— Я не очень благосклонно отношусь к москитам, не всегда мирно. К клопам тоже.

— И это — все? — Опра явно не верила своим ушам. — За всю жизнь не набралось ничего такого, за что вам пришлось бы прощать самого себя?

— Возможно, еще маленькие ежедневные ошибки, — спокойно ответил Далай Лама. — Но серьезных ошибок, кажется, не было.

— Никаких серьезных ошибок, — повторила Опра, обдумывая сказанное. Она замолчала и уставилась в окно.

Когда она в конце концов решилась продолжить, в ее голосе слышалось благоговение:

— В вашей жизни не было ничего, о чем стоило бы жалеть. Хорошая жизнь... жизнь прекрасна, если не о чем сожалеть.

— Для служения Тибету, служения буддизму, служения человечеству... я сделал все, что мог, — сказал Далай Лама. — А что касается моей духовной практики, иногда я обсуждаю свой опыт с теми, кто более продвинут в медитации, — даже с теми, кто провел годы в горах, практикуя концентрацию мысли, — я не слишком отстаю от них.

— Вы бы одобрили желание всего остального мира медитировать? — спросила Опра.

— Глупый вопрос, — немедленно ответил Далай Лама.

Такого ответа никто не ожидал. Лицо Опры вытянулось. В номере повисла звенящая тишина. Всех пронзила одна мысль: скорее всего Опре впервые сказали в лицо нечто подобное.