— Спасибо, что приехали, я сомневался.

— Но я же обещала, — напомнила Клэр.

Блейк улыбнулся.

— Да, вы правы, мне пора бы уже уяснить, что вы не отступаете от своих обещаний.

Клэр усмехнулась.

— Да, я такая, привыкла идти до конца — наверное, потому, что вечно не понимаю, когда пора остановиться.

Глядя на Клэр с высоты своего роста и все еще не убирая руку с ее плеча, Блейк рассеянно погладил большим пальцем ключицу. Его губы перестали улыбаться, но в глазах улыбка еще не погасла.

— Проходите, давайте пировать, — пригласил он. — Надеюсь, вы не вегетарианка?

— Ну… сегодня пятница, а по пятницам добрые католики…

— Вы серьезно? Если да, то я могу быстренько состряпать что-нибудь другое.

— К сожалению или к счастью, но я не отношу себя к «добрым католикам», — призналась Клэр с улыбкой. — Правда, родные не оставили попыток меня перевоспитать, мама все еще надеется, что я как порядочная ирландская девушка наконец остепенюсь, выйду замуж и нарожаю кучу детишек. А на меня подобная перспектива нагоняет тоску.

Блейк как-то странно посмотрел на нее.

— Напрасно. В вас сочетаются теплота, нежность, юмор и здравый смысл как раз в нужных пропорциях, из вас получится отличная мать.

— Что вы! — ужаснулась Клэр. — Мать из меня была бы отвратительная, я вовсе не хочу отказываться от карьеры, чтобы менять пеленки.

— Материнство — это не только пеленки.

Блейк попытался произнести эту фразу непринужденно, но не сумел, в голосе послышалось непонятное Клэр напряжение. Она нахмурилась.

— У вас что, есть дети?

С его лицом снова стало происходить нечто странное. Клэр уже видела в глазах Блейка такое выражение, и оно ее пугало.

— Нет, — коротко бросил он и, отойдя от Клэр, вернулся к жаровне.

Два шага вперед — три назад, подумала Клэр. Делая вид, будто ничего не заметила, она пошла за Блейком.

— Пахнет аппетитно, что это?

— Цыпленок в специях. Присмотрите за ним, пока я сооружу салат?

— Конечно. А могу я еще чем-нибудь помочь?

Блейк отрицательно замотал головой.

— Что будете пить?

— Что-нибудь безалкогольное, я за рулем.

— Минеральная вода подойдет?

— Подойдет.

Блейк пошел к дому, Клэр проводила его взглядом. Как и она, он был в джинсах и свитере. Забавно, они оделись одинаково — вероятно, по одним и тем же причинам, — но это ничего не изменило, потому что главное происходило в глазах. Всякий раз, когда Блейк просто смотрел на нее, у Клэр внутри все пело, но когда она видела уже знакомый потухший, даже какой-то мертвый взгляд, то у нее сжималось сердце. Терпение, напомнила себе Клэр, нужно набраться терпения, и Блейк все расскажет сам.

Он вернулся с миской салата и двумя тарелками. Они устроились на двух скамейках, врытых в землю по обе стороны от деревянного стола, но около девяти часов комары загнали их в дом. К этому времени ни гостья, ни хозяин не затронули тему, ради которой они сегодня встретились.

На кухне Блейк стал убирать остатки еды в холодильник, Клэр вызвалась помыть посуду. Ее взгляд упал на детский рисунок в простой сосновой рамке. Рядом с человеческой фигуркой, нарисованной и раскрашенной нетвердой детской рукой, крупными буквами было написано слово «папа». Было что-то до боли трогательное в этом неумелом рисунке.

— Кто это рисовал?

Блейк поднял голову, и Клэр внезапно почувствовала, что он снова отдаляется от нее.

— Мой сын.

Вот оно, поняла Клэр. Она осторожно, как будто боясь разбить, положила чистые вилки на стол.

— Понятно.

— Вы уверены?

— Честно говоря, не совсем. Блейк, расскажите мне, прошу вас, поговорите со мной.

Он кивнул, молча взял Клэр за руку, подвел к дивану, усадил ее, сел рядом и только потом заговорил. Тихий, до странности бесстрастный голос яснее, чем что-либо, показал Клэр, как много горя Блейк носит в себе.

— Его звали Энтони, Тони. Он родился шестнадцать лет назад, и в его первую зиму мы поняли, что с ним что-то не так. Я тогда проходил практику в отделении педиатрии и решил показать Тони своему руководителю. Оказалось, у Тони врожденный порок сердца, очень тяжелый, с такими и сейчас долго не живут. Ему сделали операцию, но это не помогло, у него стала скапливаться мокрота в легких, он часто задыхался.

Клэр закрыла глаза. Теперь все встало на свои места, стало ясно, почему на Блейка так сильно подействовала встреча с Тимом Хейганом.

— Тони нуждался в уходе, в физиотерапевтических процедурах. Мы делали все, что могли, но ему не становилось лучше. Как на грех, работая в педиатрическом отделении, я ухитрился заразиться эпидемическим паротитом, в просторечии свинкой. Взрослые переносят эту в общем-то пустяковую болезнь довольно тяжело, для меня она обернулась тем, что я больше не могу иметь детей.

У Клэр чуть было не вырвался сочувственный возглас, но она сдержалась, понимая, что Блейка может обидеть ее реакция.

— Со временем стало ясно, — между тем продолжал он, — что моя жена не имеет ни достаточных навыков, ни терпения, чтобы обеспечивать Тони тот уход, в котором он нуждался. В один прекрасный день Джулия поняла, что такая жизнь не для нее, она хочет иметь других детей, желательно здоровых, и нормального мужа. Ей даже не хватило духу сказать все это мне в глаза, она отделалась запиской. Я просто однажды вернулся с работы и не обнаружил ее дома. Тони лежал один и плакал от голода. С тех пор я больше ни разу не видел Джулию. Даже бумаги на развод мне передал ее адвокат.

Тут уж Клэр не смогла промолчать, да и не сочла нужным.

— Как, она ни разу не поинтересовалась своим сыном?! — ужаснулась она.

Блейк покачал головой.

— Ни разу.

— Сколько Тони было лет?

— Еще и двух не исполнилось.

У Клэр защипало в глазах.

— Просто в голове не укладывается, как мать могла бросить больного ребенка!

Он пожал плечами.

— В жизни всякое случается. Когда Джулия нас бросила, я взял отпуск за свой счет и обратился за помощью к родителям. К счастью, мои мать и отец согласились ухаживать за Тони, пока я работаю. Я продал наш домик и переехал с сыном к ним. Правда, мне пришлось тратить очень много времени на дорогу до работы, я недосыпал и как-то раз даже заснул на дежурстве, но постепенно привык к новому распорядку, втянулся. Так продолжалось до тех пор, пока Тони не исполнилось десять. Затем я понял, что нужно что-то менять. Мои родители уже были немолоды, у мамы начались неполадки с сердцем. Я решил, что им нужно от нас отдохнуть. Мы с Тони переехали от них, я нанял в экономки бывшую медсестру, вышедшую на пенсию, и она не только вела дом, но и могла в мое отсутствие сделать любую необходимую Тони процедуру.

Блейк замолчал. Клэр ждала продолжения и боялась его.

— Несмотря на уход и лечение, состояние Тони стало ухудшаться. Из-за ослабленного иммунитета он часто подхватывал инфекции. Три года назад он умер, прожив всего тринадцать лет.

Блейк замолчал. Мрачно уставившись на рисунок, Клэр зажмурилась, чтобы не расплакаться. «Смерть — это конец всему, и это самое страшное, к ней нельзя привыкнуть», — вспомнилось ей.

Услышав чирканье спички, Клэр открыла глаза. Блейк закурил и откинулся на спинку дивана, все еще глядя на детский рисунок. На его щеках блестели влажные дорожки.

— Мне его до сих пор не хватает, — тихо сказал он. — Сын был для меня всем, моей жизненной силой, вместе с ним во мне что-то умерло. Я с самого начала знал, что Тони обречен, став постарше, он тоже стал понимать, что умрет, но когда это случилось… Мне понадобилось много времени, чтобы как-то смириться со смертью сына и жить дальше. Но иногда, как вчера, кто-то или что-то снова напоминает мне о моей потере.

Блейк повернулся к Клэр.

— Вы попали под горячую руку. Простите меня, если можете.

Клэр коснулась ладонью его мокрой от слез щеки и прошептала:

— Не знаю, что и сказать.

— Ничего не говорите, просто позвольте мне обнять вас.