Я схватила телефон, набрала Туськин номер, чтобы поплакаться ей в жилетку, точнее, в ее белый медицинский халат, в котором она смешивает аромамасла. Но никто не подходил, а мобильный был недоступен.

Ну и ладно.

Никто мне больше не нужен, даже Хуанес. А Новый год справлю одна. Выключу свет и буду рыдать в подушку, страдая от несчастной любви…

Но не успела я зарыдать, как пикнул телефон: сообщение от Анхеля «Вконтакте». «Как дела, ми нинья?» Я проглотила комок в горле. Подсела к компу, открыла русско-испанский словарь и ответила. Мне так не хотелось признаваться, что мама не пускает меня отметить Новый год с ним, что я решила этого не делать. Если честно – я испугалась, что он найдет другую девушку, чтобы пригласить ее в гости. Да, я верила Анхелю, но мамины слова не давали покоя. «Временная подружка», «курортный роман»… Может, я и правда влюбленная дурочка… Как бы то ни было, этот вечер принадлежит нам двоим, и я не позволю его испортить дурным новостям. Лучше о них просто не думать…

Так что я ответила что-то бодрое, получила в ответ что-то нежное, от чего защипало в горле, и мы так увлеклись перепиской, что я не заметила, как наступила ночь.

Я перебралась под одеяло и строчила уже из кровати. Мама пару раз заглядывала ко мне, но я притворялась, что сплю.

Мы болтали и болтали. Анхель рассказывал о поездке в Португалию с друзьями – как они ехали из своей Саламанки часов пять до приморского городка Абейро, как у них на полдороге кончился бензин и как, все-таки добравшись до Абейро, они выскочили из машины и, раздеваясь на ходу, бросились в океан.

Наконец, у телефона села батарейка, и я отложила его. В голове звучали все нежные слова, которые произнес за нашу переписку Анхель. «Ми нинья», «ми чика», «ми амор», «ми корасон». Это значило «моя малышка», «моя девочка», «моя любовь», «мое сердце» и звучало гораздо круче, чем «зайчик» или «солнышко»…

Я заснула, и мне приснился океан с огромными ракушками на берегу. В моем сне мы с Анхелем встречали рассвет, сидя у кромки воды и взявшись за руки.

Проснулась я в полдень, с кухни слышался стук ножа – наверное, мама уже готовила те самые салаты. Я повалялась в кровати еще немного (ну как не полениться в последний день в году), потом встала, поставила заряжаться телефон, намереваясь позвонить Туське и обсудить с ней странное Алино поведение, как вдруг заметила, что мигает сообщение от Анхеля, которое я не успела прочесть вчера ночью из-за севшей батарейки.

«Ты никогда не спрашивала, но я должен тебе это сказать. Я уезжаю первого числа. Послезавтра. То есть уже завтра».

Я перечла это сообщение раз десять. Потом села на кровать, глядя в пустоту огромными глазами. Он. Уезжает. Завтра. А я… не могу… провести с ним… последний вечер?!

Я вскочила. Быстро переоделась, пролетела по коридору, умылась так, словно спешила на пожар, ворвалась в кухню, чуть не сбив с ног маму, которая в этот момент как раз перекладывала с доски свеклу в салатник. Папа сидел рядом и чистил картошку, отхлебывая кофе из огромной чашки.

– Привет, – улыбнулся он, – ты вовремя. Ешь свой йогурт и поможешь мне чистить овощи. Я, конечно, понимаю, что ты собираешься есть модный салат, но я, знаешь ли, консерватор, и поэтому традиционные салаты…

– Нет, – прервала я его и, набрав воздуху в грудь, продолжила: – Нет, я не могу тебе помочь, я… ухожу!

– Куда?

Мама подняла голову и в недоумении посмотрела на меня.

– К Анхелю! Я хочу отметить Новый год с ним! Поэтому я ухожу.

– Иди, – спокойно сказал папа, стряхивая картофельные очистки в миску, а когда мама растерянно посмотрела на него, пояснил: – До праздника еще двенадцать часов! Пусть отпразднует с друзьями до вечера, а потом вернется к нам.

– Нет, – отчеканила я, – я останусь у Анхеля на всю ночь.

– Ты с ума сошла? – прошептала мама. – Тебе шестнадцать лет.

– Я не собираюсь делать ничего такого, – буркнула я.

– Ты-то, может, не собираешься…

– И он тоже!

– Откуда такая уверенность?

– Оттуда! Мама, я могла наврать тебе! Сказать, что отмечаю Новый год у Туськи! Но я призналась! Могу написать тебе его адрес. Ты можешь звонить мне, когда захочешь. Обещаю не выключать телефон. Обещаю не делать глупостей, о которых я могу пожалеть.

– Нет, – сказала мама строго, – я в твои годы…

– Ты выдумывала всякие глупости, чтобы бабушка отпустила тебя с девчонками на дискотеку, – горько сказала я, – ты же сама мне рассказывала. А я призналась тебе. И так-то я наказана за свою честность?

– Послушай, это решенное дело! – воскликнула мама сердито. – Никуда ты не пойдешь! Будет тебе восемнадцать – будешь решать сама!

– Пойду! – закричала я, отступая, словно мама собиралась схватить меня за руку.

Мама и впрямь шагнула ко мне, хмурая, губы плотно сжаты.

– Мария!

– Мама!

И я подбежала к двери, схватила куртку и принялась крутить ключ в замке. Мама вышла за мной, но вдруг поднялся папа и взял маму под локоть.

– Оставь ее, – негромко сказал он, – пусть идет. Она права, мы должны доверять ей.

– Ты с ума сошел?! На что ты ее толкаешь?!

– Да ни на что, она же обещала не делать глупостей. И сейчас день, и у нее…

Наверное, он сказал, «есть мобильный», потому что я не слышала последних слов. Я выскочила из дома, на ходу напяливая куртку, страшно злая на маму. Почему она не могла меня просто отпустить? Я же ей честно призналась во всем. Что, надо было пойти и познакомить ее с Анхелем? Надо было дать ей возможность содрать с него обещание, что нас ждет просто празднование Нового года и больше ничего? О да, она бы с удовольствием! Может, тогда уж не теряться и замуж меня за Анхеля выдать, пока он не уехал?!

Я остановилась. По моим щекам потекли слезы – злые, колючие, от них щипало щеки. Я утерла их тыльной стороной ладони и спрятала руки в карманы – второпях я забыла варежки, а на улице было морозно. Я нащупала в кармане телефон.

– Привет, – голос у Анхеля был какой-то странный, немного замороженный, – э… по поводу сегодня…

– Я у твоего подъезда, – проговорила я, стараясь, чтобы голос не дрожал от волнения и от холода.

– О, – только и сказал он, а потом выскочил на улицу в одном свитере.

– Что случилось? Ты плакала? Мария? Пойдем в квартиру, ты замерзнешь…

Он приобнял меня за плечи.

– Ты тоже, – прошептала я.

– Что? Я? Да, – рассеянно ответил Анхель, подводя меня к подъезду, но у самой двери развернул к себе и выпалил: – Слушай! Моя бабушка не собирается к своей сестре! В Новый год она будет дома.

– Как? – растерялась я.

– Ее сестра заболела гриппом, и бабушка боится заразиться, – извиняющимся голосом сказал он, – у нее хронический бронхит, и любая инфекция…

– А сколько у вас комнат в квартире?

– Три…

– Ну так…

– А, здесь? Это у родителей три, а тут, у бабушки, – одна.

– Ясно, – сказала я.

Сунула руки в карманы и отвернулась.

– Пойдем? – неуверенно спросил Анхель. – Ты замерзла…

Я кивнула. Мне было все равно. Я действительно замерзла. Не столько снаружи, сколько внутри. Мое сердце превратилось в кусочек льда, прозрачный и холодный. Я поссорилась с мамой, я сбежала из дома, я пожертвовала всем – абсолютно напрасно?

Мы поднялись к Анхелю, его бабушка открыла нам дверь. Миловидная старушка в вельветовой юбке и бежевом джемпере. У нее были такие же карие глаза, как и у внука. Темные волосы, конечно же, крашеные, но благодаря краске было видно, насколько они с внуком похожи.

Она тепло улыбнулась мне, провела в комнату, стала показывать фотографии, на которых Анхель был запечатлен беззубым младенцем. Анхель принес чай и «невадитос» – особые испанские пирожные, которые пекутся в рождественские праздники. «Невадитос» переводится как «снежки», и они действительно напоминали комочки снега, потому что были обсыпаны сахарной пудрой.

Все это мило, просто страшно мило… Но не то… Совсем не то. Мы могли остаться вдвоем, могли погасить свет и шептаться, прислушиваясь к звукам салюта. Я тряхнула головой.