Так произошёл первый в истории бой паровых кораблей.
Корнилов в донесении князю Меншикову об этом бое писал: «Капитаны, офицеры и команда парохода «Владимир» вели себя самым достойным образом. Капитан-лейтенант Бугаков распоряжался как на манёврах; действия артиллерии были и быстры, и метки, чему лучшим доказательством служат разрушения, ими произведённые на неприятельском судне».
Для Владимира Алексеевича победа «Владимира» имела особое значение. Во-первых, потому, что этот прекрасный во всех отношениях корабль был построен под его личным наблюдением и при его активном участии и в первом же бою продемонстрировал свои высокие тактико-технические качества. Во-вторых, что он не ошибся, предложив Меншикову назначить командиром «Владимира» капитан-лейтенанта Бутакова как наиболее достойного этой должности офицера.
Вклад вице-адмирала Корнилова в первую победу Черноморского флота в Крымской войне не остался незамеченным: император приказал переименовать «Перваз-Бахри» в «Корнилов».
Военный историк Е.В.Богданович писал: «За границею не верили победе «Владимира»; напротив, журналисты «привели» его в Константинополь и указывали на русскую реляцию об этом деле как на образец официальной лжи. Что касается стоявшей в Босфоре англо-французской эскадры, то вот в каком виде дошло до неё известие об этой русской морской победе: «Крейсирующею по анатолийскому берегу русскою морскою дивизией даже взято уже одно турецкое купеческое судно», — писал по поводу этого дела находившийся на французском адмиральском корабле официальный историограф предстоящей войны г. Базанкур…»
…Из письма В.А.Корнилова брату от 6 ноября 1853 года:
«Пишу тебе на пути в Севастополь с призом — египетским пароходом, который, однако, достался нам не даром. Бой продолжался более 3 часов, покуда не убили капитана. Нам он сделал мало вреда в отношении к корпусу парохода «Владимир», и если бы не потеря моего славного Железнова, который был мне и помощником и другом незаменимым, то я бы сожалел только о несчастных турках» [120].
Вот, любезный друг, пришлось начинать самому войну. Я только что оставил эскадру, с которой ходил пугать турок по румелийскому берегу, и, не найдя там никого, только что пересел на пароход, чтобы прибыть, не теряя времени, в Севастополь, как наткнулся на неприятеля, хотя и слабейшего, но который мог бы выключить из списков твоего единородного. Всё к лучшему, в списках состою, а между тем имею теперь полное понятие о сражении пароходов между собою, об особой тактике, которой они должны наблюдать, и о несовершенствах вооружения собственно наших пароходов. Уведомляю тебя о происшествии со мною в предупреждение всегдашних преувеличений.
Прошу передать прилагаемое письмо и портфель отцу покойного Железнова. Узнай об этом почтенном семействе и исполни за меня этот скорбный долг с надлежащею осторожностию…»
…Из письма В.А.Корнилова жене от 6 ноября 1853 года:
«Нам они вреда не сделали в отношении к пароходу, но одна сумасшедшая картечь убила наповал нашего достойного Железнова, так что взятие парохода, доставшегося с такого отчаянного боя, не принесло мне никакого удовольствия, а напротив, на всяком шагу напоминает, что флот наш лишился офицера, много, много ему обещавшего, а я помощника и друга, каких встречаем только раз в жизни. И надо же было выбрать его, когда убитых всего он да ещё матрос и раненых трое».
Человек, о котором так скорбел Корнилов, стоит того, чтобы о нём сказать особо.
«В нём (Григории Ивановиче Железнове. — С. К.)было редкое сочетание всевозможных достоинств, — вспоминал в мае 1854 года капитан-лейтенант С.С.Лесовский, впоследствии адмирал и управляющий Морским министерством, — добросовестность, правдивость, непомерная деятельность, знание морского дела, охота к нему и, наконец, ко всему этому основательное образование, знание 3-х иностранных языков и охота к занятиям. Его все любили, а ещё более ценили и уважали».
…В самом начале осени 1853 года, 21 сентября, В. А. Корнилов в рапорте князю А.С.Меншикову писал, что «на пароходе «Еникале» послал адъютанта своего лейтенанта Железнова в Редут-кале для следования в Тифлис с письмом Вашим к кавказскому наместнику М.С.Воронцову».
По словам лейтенанта 43-го флотского экипажа Владимира Титова, умершего от ран, полученных при защите Севастополя в марте 1855 года, Железнов, при возвращении из Тифлиса, приобрёл кавказскую шашку. Любуясь чудным булатным клинком, Титов поинтересовался его ценой. Узнав, что шашка обошлась всего в 13 рублей, удивился:
— Почему так дёшево?
— Может, она стоит и дороже, но мне уступили за эту цену и рады были сбыть: никто её не покупал.
И Григорий Железнов поверил товарищу легенду: шашка эта носит дурную славу. Говорят, будто бы каждый, кто пойдёт с ней в дело, будет непременно убит или смертельно ранен. И уже несколько её былых владельцев отошли в мир иной. Выслушав, Владимир Титов заметил Железнову, что не стоит иметь такую шашку, но получил ответ: «Я не верю предрассудкам».
…5 ноября лейтенант Железнов с самого начала боя с «Перваз-Бахри» наблюдал за действиями наших ядер, находясь на правом кожухе парохода «Владимир». В 12 часов 15 минут дня Железнов, решив, что приходит время абордажа, вынес из каюты шашку и тут же свалился замертво от батального огня картечью.
Князь А.С.Меншиков в донесении от 7 ноября назвал Железнова офицером «много обещавшим от службы и подававшим большие надежды».
Рескрипт генерал-адмирала великого князя Константина Николаевича на имя отца убитого от 19 ноября 1853 года был напечатан в «Морском сборнике»:
«Я приказал внести имя лейтенанта Железнова на мраморную доску в церкви Морского кадетского корпуса, дабы морские офицеры наши с детства привыкали произносить оное с уважением».
После погребения Г.И.Железнова на севастопольском городском кладбище его личные вещи — портфель и орден — были переданы его отцу, тайному советнику Ивану Григорьевичу Железнову.
Но злой рок преследовал его и после смерти: на могильной плите стоят даты: 1825–1854, а не 1853.
И это не всё. Кавказскую шашку в память о своём верном адъютанте Владимир Алексеевич Корнилов оставил себе. 5 октября она была на адмирале. Ядро перебило клинок и бедро.
Елизавета Васильевна, вдова Корнилова, долгое время хранила обломки шашки у себя… [121]
…В том же письме брату от 6 ноября 1853 года Корнилов приписал:
«Прощай, будь здоров. Благодарю, много благодарю и тебя и Sophie за Алёшу, но до сих пор не знаю, как он отправился».
В.А.Корнилов благодарил брата и его жену Софью Дмитриевну за хлопоты, связанные с отправкой его старшего сына Алексея в кругосветное плавание на фрегате «Диана» под командованием капитан-лейтенанта С.С.Лесовского.
19 августа 1853 года В.А.Корнилов обратился с неофициальной запиской к управляющему Морским министерством великому князю Константину Николаевичу с просьбой о зачислении в юнкера старшего своего сына Алексея, «вступившего в тот возраст, с которого дед его и отец начали императорскую службу». «Предназначая его во флот, — писал В.А.Корнилов, — и желая, чтобы он с ранних лет свыкся с морем, я счёл бы за особое счастье, если бы мальчик начал своё морское поприще на фрегате «Диана» под командою капитан-лейтенанта Лесовского, офицера, мне лично известного своей преданностью службе Государя Императора и своей заботливостью о том, чтобы подчинённые ему не только исполняли свои обязанности безукоризненно, но и несли бы их с любовью к своей профессии».
По этому письму и ходатайству А.С.Меншикова великий князь Константин Николаевич сообщил последнему: «Высочайше разрешено сыну Корнилова идти на «Диане», но не юнкером, а волонтёром, не в военном мундире, с тем, чтобы по достижении 16–летнего возраста он был зачислен юнкером на действительную службу во время бытности на фрегате».
