Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A
Мой сын, лети за мною следом
И верь в мой зрелый, зоркий ум…

Но я хочу погибнуть как Икар, потому что белые Кумы поэзии мне дороже всего. Простите, что я так самовольно и без всякого на это права навязался к Вам в Икары. Не присылаю теперь моего адреса, потому что сам его еще не знаю. Из Парижа напишу опять, тогда уж с адресом. Может быть, Вы захотите мне там поручить что-нибудь сделать. Искренне преданный Вам Н. Гумилёв».

Интересно, что в это время Анна Андреевна жила на Тарасовской улице в доме на первом этаже, а не с матерью [16]. Именно оттуда, по ее воспоминаниям, она и вышла замуж.

Теперь для того, чтобы обвенчаться, молодым осталось найти свидетелей. Первым, кого вспомнил Николай Степанович, был киевский поэт Владимир Эльснер. Исследователь творчества Анны Ахматовой Евдокия Ольшанская в статье «Анна Ахматова в Киеве» писала: «Как сообщила автору этой статьи вдова поэта Бенедикта Лившица Екатерина Константиновна Лившиц, поэт Владимир Эльснер рассказывал ей, что познакомился с Николаем Гумилёвым в Киеве в студии А. А. Экстер, в 1909 году. В апреле 1910 года Гумилёв, приехавший в Киев, неожиданно попросил его и киевского поэта Ивана Аксенова быть шаферами на свадьбе. Он также рассказывал, что на свадьбе не было родственников и друзей Анны Андреевны, что это было чуть ли не тайное венчание: Анна Андреевна выехала из дому в своей обычной одежде, а где-то недалеко от церкви переоделась в подвенечный наряд…» Конечно, в этих мемуарах не все соответствует действительности, логика хромает. Анна Андреевна, как известно, жила отдельно от матери. Мать ее не только не препятствовала браку дочери, но и всячески подталкивала Анну к свадьбе. К чему было играть в таинственное переодевание в дороге, когда невеста могла надеть подвенечное платье дома? Но почему на венчании не было родителей Анны Андреевны? Наверное, потому, что Инна Эразмовна знала о трауре в семье Николая Степановича и, как верующий человек, была смущена этим обстоятельством. К тому же ее вероятно смущало и отсутствие матери Гумилёва. Выходило, что брак совершается без родительского благословения. Из-за траура в семье Гумилёва по обоюдному согласию жениха и невесты свадьбу решили отпраздновать скромно. Для венчания выбрали небольшую деревянную церковь села Никольская слободка [17]. Церковь была посвящена святому Николаю Чудотворцу (покровителю Николая Гумилёва) и находилась в районе современной Дарницы на другом берегу Днепра. Церковь была хоть и маленькой, но по-домашнему уютной: иконы висели в обрамлении вышитых рушников.

Наконец все формальности остались позади, и жених с невестой в окружении шаферов входят в церковь, начинается служба. Можно понять состояние Гумилёва, который шел к этому столько лет! А что пережила невеста? Об этом читаем в воспоминаниях ее лучшей подруги Валерии Тюльпановой: «…вдруг в одно прекрасное утро я получила известие об их свадьбе. Меня это удивило. Вскоре приехала Аня. Она сразу пришла ко мне. Как-то мельком сказала о своем браке, и мне показалось, что ничто в ней не изменилось, и даже нет какого-то часто встречающегося у новобрачных желания поговорить о своей судьбе… как будто это событие не может иметь ни для нее — ни для меня — какого бы то ни было значения. Мы много и долго говорили на разные темы, она читала стихи, — гораздо более женские и глубокие, чем раньше, — в которых я не нашла образа Коли, — как вообще в последующей ее лирике, где скупо и мимолетно можно найти намеки на ее мужа, — в отличие от лирики Гумилёва, где властно и неотступно, до самых последних дней его жизни, маячит образ его жены, сквозь все его увлечения и разнообразные темы. То русалка, то колдунья, то просто женщина, таящая „злое торжество“:

И тая в глазах злое торжество,
Женщина в углу слушала его.

(„У камина“, 1910)

…Конечно, они оба были слишком свободными и большими людьми для пары воркующих „сизых голубков“… Их отношения были скорее тайным единоборством — с ее стороны для самоутверждения как свободной женщины, с его стороны — с желанием не поддаться никаким колдовским чарам и остаться самим собой, независимым и властным, увы, без власти над этой вечно ускользающей от него многообразной и не подчиняющейся никому женщиной… Думаю, что причины для такого поворота дела были скука и отдаление от привычки к Петербургу и поэтическому окружению, внутреннее сознание необходимости смены жизни, отсутствие более значительной любви, обыкновенная отзывчивость очень молодой женской души на сильное настойчивое мужское чувство…»

Есть косвенное подтверждение тому, что Анна Горенко восприняла свое венчание довольно равнодушно. Это запись ее впечатлений от этого дня: «25 апреля 1910 года я вышла замуж за Н. С. Гумилёва. Венчались мы за Днепром в деревянной церкви. В тот же день Уточкин летел над Киевом, и я впервые видела самолет. Шаферами были Вл. Эльснер и И. А. Аксенов». И все! Уточкин, шаферы, все что угодно, но ни одного слова о том, что же она испытала, став женой поэта Николая Гумилёва. Да и важно ли это было для нее? Главное — став законной супругой, она могла уехать из надоевшего ей губернского города. Ее манили Северная столица, возвращение в столичный мир, которого она была лишена многие годы. Наверное, за все его злоключения она действительно хотела сделать его счастливым, хотела понять и стать близким ему человеком.

После венчания Анна Андреевна попросила мужа, чтобы он не носил цилиндр, и Николай Степанович дал ей слово и сдержал его. В свою очередь он решил доказать ей, что ценит ее независимость и желает, чтобы и после свадьбы она не чувствовала себя стесненной. Ирина Одоевцева вспоминала его слова: «Когда я женился на Анне Андреевне (он почти всегда называл Ахматову Анна Андреевна, а не Аня), я выдал ей личный вид на жительство и положил в банк на ее имя две тысячи рублей… Я хотел, чтобы она чувствовала себя независимой и вполне обеспеченной».

Гумилёв подарил молодой жене новую книгу «Жемчуга», сделав на ней символическую надпись: «Кесарю — кесарево». По обоюдному согласию они договорились уничтожить все письма, которые написали друг другу до свадьбы.

На несколько дней молодые остались в Киеве. Аня начала приглядываться к своему мужу и была приятно удивлена. Теперь, когда им не надо было (хотя бы на первых порах) ничего друг другу доказывать и ни в чем убеждать, она вдруг обнаружила, что Николай простой и добрый человек, от его былой чопорности, которую иногда принимали за высокомерие, не осталось и следа. Анна Андреевна увидела всю детскость его души.

Молодые стали готовиться к свадебному путешествию, а тем временем 30 апреля 1910 года в Санкт-Петербурге было наконец закончено дело о дуэли Гумилёва и Волошина. Молодой жене неприятна была эта история. Виновницей ее она справедливо считала Дмитриеву и позже писала об этом: «Лизавета Ивановна Дмитриева все же чего-то не рассчитала. Ей казалось, что дуэль двух поэтов из-за нее сделает ее модной петербургской дамой и обеспечит почетное место в литературных кругах столицы, но ей почему-то пришлось почти навсегда уехать (она возникла в 1922 году из Ростова с группой молодежи…). Она написала мне надрывное письмо и пламенные стихи Николаю Степановичу. Из нашей встречи ничего не вышло. <…> Какой, между прочим, вздор, что весь Аполлон был влюблен в Черубину? Кто? — Кузмин, Зноско-Боровский? И откуда этот образ скромной учительницы — Дмитриева побывала уже в Париже, блистала в Коктебеле, дружила с Марго (Сабашниковой), занималась провансальской поэзией, а потом стала теософской богородицей. А вот стихи Анненского, чтобы напечатать ее, Маковский действительно выбросил из первого номера, что и ускорило смерть Иннокентия Федоровича…»

Глава X ПАРИЖ НА ДВОИХ

2 мая 1910 года молодожены Гумилёвы покинули губернский город Киев и отправились в свадебное путешествие на поезде через Варшаву в город мечты любого образованного человека — Париж, один из древнейших городов Европы, само название которого звучало для молодой женщины, как музыка первой любви. Да! Она ехала открывать, как ей казалось, сказочно удивительный мир французской столицы. Гумилёв чего только не обещал ей там показать!

вернуться

16

Мать Анны Андреевны, брат Виктор и сестра Ия жили на Паньковской улице, 12, а брат Андрей — на Пироговской, 7.

вернуться

17

Увы, до наших дней церковь не дожила — была снесена в 70-х годах прошлого века во время строительства станции метро «Левобережная». Теперь на месте былого храма шумит базар.

68
{"b":"157164","o":1}