Следователь Якобсон (расписался синим карандашом).
Оперуполномоченный ВЧК (стоит только должность — ни подписи, ни фамилии нет)».
Получается, что один человек решил судьбу великого поэта.
24 августа состоялось заседание президиума Петроградской губернской ЧК. В деле Гумилёва на листе 104 приводится выписка из заседания: «Гумилёв Николай Степанович, 35 лет, б. дворянин, филолог, член коллегии издательства „Всемирная литература“, женат, беспартийный, б. офицер, участник Петроградской боевой контрреволюционной организации, активно содействовал составлению прокламаций контрреволюционного содержания, обещал связать с организацией в момент восстания группу интеллигентов, кадровых офицеров. Которые активно примут участие в восстании, получил от организации деньги на технические надобности». Под этим сомнительным документом (если вообще его можно было назвать документом) стояло «верно» — и никакой подписи. И приписка без подписи: «Приговорить к высшей мере наказания — расстрелу». И больше никаких сведений!..
По свидетельству Г. А. Стратановского, сидевшего в камере № 7 ДПЗ на Шпалерной осенью 1921 года, на стене камеры он видел надпись, сделанную рукой поэта: «Господи, прости мои прегрешения, иду в последний путь. Н. Гумилёв».
Что переживал в последние дни тюремного заключения Николай Степанович, неизвестно, но сохранилась записка, переданная поэтом жене: «Не беспокойся обо мне. Я здоров, пишу стихи и играю в шахматы».
25 августа Николай Степанович Гумилёв был безвинно убит Петроградской ЧК, действовавшей по наущению Якова Сауловича Агранова и в соответствии с заповедями «красного террориста» Лациса, писавшего сотрудникам ЧК еще в 1918 году: «При осуществлении красного террора — не ищите данных в следственном материале, не ищите преступления словом или делом, а спрашивайте, к какому классу и воспитанию принадлежит обвиняемый. В этом весь смысл красного террора. Ибо мы ведем борьбу против класса, а не против отдельных личностей». Есть разные версии о месте расстрела поэта (одни вслед за Ахматовой утверждали, что Гумилёва расстреляли по Ирининской дороге у станции Бернгардовки). Но судя по тому, где в то время проводились расстрелы, более реальным местом следует считать территорию Ржевского артиллерийского полигона, выходившего к Рябовскому шоссе.
Смерть поэт принял достойно — не дрогнул перед сатанинскими пулями. Работник ЧК Дзержибашев [91]открыто восхищался мужеством поэта на допросах. Тайный осведомитель ЧК, считавший себя поэтом, Сергей Бобров поведал Георгию Иванову: «Знаете, шикарно умер. Я слышал из первых уст. Улыбался, докурил папиросу… Даже на ребят из особого отдела произвел впечатление… Мало кто так умирает…»
30 августа «Жизнь искусства» (Петроград) опубликовала информацию о том, что издательство Цеха поэтов готовит к выпуску книгу Гумилёва «Посредине странствия земного». Увы, это издание не было осуществлено. Зато это издательство выпустило первую поэтическую книгу Николая Оцупа «Град» (Пг., 1921). Верный ученик поэта Николай Оцуп включил в эту книгу написанное 30 августа одно из самых прекрасных стихотворений, посвященное памяти убитого Гумилёва:
Теплое сердце брата укусили свинцовые осы,
Волжские нивы побиты желтым палящим дождем,
В нищей корзине жизни — яблоки и папиросы,
Трижды чудесна осень в бедном величье своем.
……………………………………………………………………………….
Тверже по мертвым листьям, по савану первого снега,
Солоноватый привкус поздних осенних дней,
С гиком по звонким камням летит шальная телега,
Трижды прекрасна жизнь в жестокой правде своей.
31 августа состоялось собрание совета Петроградской губернии, где с докладом выступил председатель Губчека Семенов, он доложил о ликвидации «заговоров» и о том, что «восставшие» хотели: «…воспользовавшись недовольством голодных, на их костях и крови воздвигнуть старое здание монархии… Здесь и поэт Гумилёв, вербовавший кадровых офицеров». В этот же день «Известия ВЦИК» дали сообщение ВЧК «О раскрытом в Петрограде заговоре против советской власти».
1 сентября 1921 года город ахнул. Появились сообщения о расстрелянных, специально расклеенные большевиками для устрашения по всему городу. «Петроградская правда» в этот день сообщала: «В настоящее время ввиду полной ликвидации белогвардейских организаций в Петрограде, представляется возможным опубликование более полных сведений о подготовлявшемся восстании… Основным методом борьбы деятели контрреволюции избирают политический и экономический террор, с целью дезорганизации хозяйственной жизни и расстройства рядов Коммунистической партии… в распоряжении ВЧК находится письмо парижского шефа петроградской белогвардейской организации (ПБО) генерала Владимирова на имя одного из руководителей организации Германа, „убедительно прошу кустарно не делать. Необходимо сочетать ваши намерения с какими-либо крупными беспорядками“… Белыми террористами за последние два месяца убиты в Петрограде 7 и тяжело ранено 8 коммунистов. Во главе организации стоял комитет из трех лиц: главы организации — проф. В. Н. Таганцева, бывшего подпольщика Шведова и агента финской разведки, бывшего офицера Ю. П. Германа (убит на границе). Петроград был разбит на районы во главе с руководителями групп. Начальнику военной подготовки восстания подпольщику П. П. Иванову удалось привлечь к работе лиц командного состава Красной Армии и ряд бывших морских офицеров. Одновременно с восстанием в Петрограде должны были произойти выступления в Бологое, Рыбинске, Старой Руссе с целью отрезать Петроград от Москвы. <…> В то время как Владимиров организовывал эмигрантские и военные круги, Коковцевым и Струве организована группа русских финансистов для оказания помощи Петрограду после переворота. Лейтмотивом организации стала идея создания „беспартийных Советов“. Этим самым ПБО надеялась привлечь на сторону восставших военные части, рабочие коллективы и крестьян. Выступления должны были начаться в сентябре, ко времени сбора продналога. Заговорщики, представлявшие из себя узкие разрозненные группы, рассчитывали использовать малейшее проявление недовольства на почве голода…»
Естественно, мало кто поверил этому вопиюще безграмотному документу. Здесь и «разбитый на районы во главе с руководителями групп» город, и здесь же заговорщики, представляющие собой «узкие разрозненные группы»…
В этой же газете приведен список расстрелянных невинных жертв, как участников мифической ПБО. Под номером 30 (всего расстрелян шестьдесят один человек) было опубликовано сообщение о расстреле Н. С. Гумилёва все с теми же юридически глупыми формулировками: «Активно содействовал составлению прокламаций к. — революционного содержания, обещая связать с организацией в момент восстания группу интеллигентов, которая активно примет участие в восстании, получал от организации деньги на технические надобности…»
«Активно содействовал», но, по показаниям того же Таганцева, ни одной прокламации не составил. «Обещал связать», но ни с кем не связал… Это, увы, не бред, а большевистский суд!
Убийство поэта и гнусно спровоцированное чекистами «Дело Таганцева» привело русскую интеллигенцию в шоковое состояние. Писатель Михаил Слонимский вспоминал: «И вот, кажется, на следующее утро (имеется в виду расстрела. — В. П.), Горький появился в комнатах „Всемирной литературы“ в слезах. Он поминутно вытирал глаза платком. От него мы впервые узнали о том, что Гумилёв расстрелян. В моей памяти отпечатались его слова тогда: „Это Гришка Зиновьев задержал ленинские указания“ — и еще — „Запомните фамилию следователя Тарасов — это он убил поэта Гумилёва!“ Однако в фамилии следователя сейчас, сорок лет спустя, я не уверен». Фамилия следователя известна. Известно и распоряжение Ленина.
