Эстер опять замотала головой.

— Не хочешь сказать?

Эстер опять кивнула.

Глаза женщины, пока он расспрашивал ее, глядели на него холодно, тупо, недвижно, как невидящие глаза трупа. Как ни были крепки его нервы, каким невосприимчивым он ни был — в обычное время — к любому мыслимому впечатлению, сейчас он чувствовал: взгляд немой кухарки входит в него как стальное лезвие кинжала. Полосы зашевелились у него на голове, по спине подрало морозом. Ему вдруг захотелось сию же минуту бежать отсюда. Чего проще — сказать ей «пока», повернуться и уйти. Он сказал «пока», но не мог двинуться с места. Опустил руку в карман, чтобы дать ей денег, надеясь, что это будет расценено как приказание уйти. Она уже протянула руку за монеткой, но внезапно вздрогнула, и рука ее замерла в воздухе. Устрашающая перемена произошла в ее застывших, будто скованных смертью чертах — сжатые губы медленно разлепились. Пустые глаза расширились, взгляд их оторвался от его лица, устремился куда-то в сторону, остановился и, напряженно блестя, вперился во что-то за его плечом. Было очевидно, глазам Эстер Детридж предстало некое ужасное видение.

— Какого дьявола ты там разглядываешь? — рявкнул Джеффри и резко обернулся.

За его спиной никого не было. Он опять повернулся к женщине. Она быстро уходила от него, точно ее гнал панический страх. Она почти бежала, несмотря на свои годы, — бежала от одного его вида, как будто самый его вид грозил погибелью.

«Сумасшедшая какая-то», — подумал он и тоже пошел прочь.

Он опять очутился, неведомо как, под большим каштаном на зеленой лужайке. Его крепкие нервы скоро успокоились, теперь он мог бы посмеяться над тем странным впечатлением, какое безумная женщина произвела на него. «Испугался первый раз в своей жизни, — подумал он, — и кого, какой-то немой старухи! Ну, если уж дошло до этого, значит, правда пора начать тренировки…»

Он взглянул на часы. Время близилось ко второму завтраку, а он все еще не придумал, как адресовать письмо Анне.

Но в воображении опять возникла эта немая женщина с каменным лицом и пустыми ввалившимися глазами и помешала сосредоточиться на письме. Уф! Какая-то выжившая из ума старуха, наверное, старая кухарка, которую господа держат в доме из милости. И ничего больше. Вон, вон ее из головы!

Джеффри лег на траву и задал себе серьезную работу. Если адресовать письмо миссис Арнольд Бринкуорт, как потом узнать, получила ли Анна письмо? — кружилось у него в голове. Тут, однако, опять вмешалась немая кухарка.

Он зажмурился, надеясь, что темнота поглотит ее. Но негодница не поддавалась. Он ясно видел ее сквозь сжатые веки, даже, кажется, о чем-то ее спросил; она в ответ стала что-то писать на дощечке, но что, разобрать было нельзя. Все это заняло не больше секунды. Он вскочил на ноги, изумляясь самому себе. И в тот же миг его точно молнией ударило — он отчетливо увидел, как справиться с этой последней трудностью, даже не делая сверхчеловеческих усилий.

Два конверта, конечно же, два конверта — внутренний, незаклеенный, со словами «Миссис Арнольд Бринкуорт» и внешний, запечатанный, адресованный миссис Сильвестр. Вот задача и решена. Поистине, самая простая задача, какую когда-нибудь приходилось решать безмозглой голове.

Почему же он так долго бился над ней? Невозможно объяснить.

Но как же сейчас-то додумался?

В воображении замаячила немая старуха, и его осенило, точно решение было каким-то образом связано с ней.

Первый раз в жизни Джеффри встревожило его состояние. Вдруг этот навязчивый образ немой кухарки — признак надорванного здоровья, не зря же его во всеуслышание предупредил Лондонский врач. Может, его голова немножко свихнулась? Или он слишком много курил на пустой желудок и много ходил после ночи, проведенной в поезде, не выпив своей обычной пинты эля.

И Джеффри тотчас отправился в дом проверить справедливость второго предположения. Если бы публика видела его сейчас, то, пожалуй, на него не было бы поставлено ни одной ставки. Вид у него был осунувшийся, встревоженный, и не без причин. Его нервы, без всякого предупреждения, вдруг заявили о себе и на незнакомом языке изрекли: «А вот и мы».

Выйдя из парка, Джеффри увидел в цветнике лакея, передающего распоряжение хозяйки одному из садовников, и спросил у него, где дворецкий, единственный человек, который мог бы ему сейчас помочь.

Последовав за лакеем в буфетную, Джеффри велел дворецкому подать ему кувшин самого старого эля и в качестве подкрепления добрый ломоть хлеба с сыром.

Дворецкий вытаращил на него глаза: подобное чудачество, а он повидал немало за свою службу у сильных мира сего, было для него внове.

— Завтрак готов, сэр. Уже накрывают на стол.

— А чем будут кормить?

Дворецкий прочитал список аппетитных кушаний и редких вин.

— К черту все ваши манже-бланже, — взревел Джеффри. — Подайте мне кувшин старого доброго эля и ломоть хлеба с сыром.

— Куда прикажете подать, сэр?

— Разумеется, сюда. И чем быстрее, тем лучше.

Дворецкий с примерной готовностью распорядился. Поставив требуемое перед именитым гостем, он в немом изумлении взирал на то, как отпрыск уважаемого лорда и национальная знаменитость, сидя за его столом, жадно поглощает хлеб с сыром, запивая эту скромную снедь элем. Улыбнувшись, дворецкий отважился на маленькую фамильярность:

— Я поставил на вас шесть фунтов, — погладив в кармане книжку для пари, сказал он.

— Отлично, старина! Считай, что деньги уже твои.

С этими словами достопочтенный Джеффри похлопал дворецкого по спине и протянул стакан за новой порцией эля. Наполняя стакан пенящейся влагой, дворецкий чувствовал себя трижды англичанином. Пусть другие народы делают у себя революции! Пусть свергают своих аристократов! Английская знать пребудет вечно в сердцах простых англичан!

Доказал ли Джеффри себе, что верно его второе предположение? Без сомнения, доказал. Пустой желудок и действие крепкого табака — вот причина того странного нервного состояния, которое овладело им сегодня у огородных грядок. Немой старухи с каменным лицом как и не было. Сейчас он ощущал только приятное кружение в голове, ласкающее тепло во всем теле и безграничную готовность оправдать надежды своих болельщиков. Словом, Джеффри опять стал самим собой.

Не мешкая, он направил свои стопы в библиотеку, чтобы написать Анне письмо и навсегда с ней разделаться. Туда как раз сошлись гости, чтобы скоротать последние минуты перед принятием пищи. Появись он там сейчас, отбоя ему от поклонников не будет. Даже не заглянув в библиотеку, Джеффри поспешил прочь. Вот удалятся гости ублажать чрево, он вернется и в одиночестве составит послание. Да и слугу легче будет найти и, не привлекая ничьего внимания, отправить его с письмом в Крейг-Ферни. После чего он пойдет прогуляться часа на два, на три — пусть Арнольд думает, что он отправился на свидание с Анной.

Джеффри вышел из дому и зашагал по аллее, ведущей в глухую часть парка.

Гости в библиотеке перебрасывались ничего не значащими фразами, только Бланш с сэром Патриком, отойдя в сторону, вели важную и содержательную беседу.

— Дядюшка, я наблюдаю за вами уже минуты две или три, — многозначительно произнесла Бланш.

— Для человека моих лет, Бланш, это очень приятный комплимент.

— И вы знаете, что я увидела?

— Пожилого джентльмена, у которого от голода сосет под ложечкой.

— Я увидела пожилого джентльмена, который явно чем-то озабочен. Чем, если не секрет, дядюшка?

— Подагра беспокоит, милая племянница.

— Этим вы от меня не отделаетесь. Я хочу знать…

— Стой, Бланш! Молодая девушка, которая хочет знать, становится на опасный путь. Ева тоже хотела знать, и помнишь, к чему это привело. Да и Фауст хотел знать и оказался в очень скверной компании.

— Вас что-то тревожит, — настаивала Бланш. — И кроме того, сэр Патрик, ваше поведение становится необъяснимо.

— Когда, например?

— А когда вы с мистером Деламейном спрятались вон за той портьерой. Я видела, вы сами его завели туда, пока я мучилась с этими приглашениями.