— Я сойду с ума одна, — прошептала Анна.
Даже мистер Бишопригс, войдя в комнату и увидев ее лицо, понял, что сейчас его разглагольствования неуместны.
— Я хочу поговорить с ним. Пусть немедленно идет сюда.
Мистер Бишопригс молча кивнул и заковылял из гостиной.
Вошел Арнольд.
— Бланш уехала? — были первые его слова.
— Уехала. Вам нечего опасаться. Она не будет подозревать вас. Я ничего ей не сказала. Не спрашивайте почему.
— Я и не собираюсь спрашивать.
— Сердитесь на меня, если вам хочется!
— Я не сержусь.
Арнольда как подменили. Он тихонько сел к столу, подпер рукой голову, облокотившись на стол, и так сидел молча. Анну поразил его вид. Она подошла и взглянула на него с любопытством. Что бы ни говорили о женской душе, женщина всегда ощутит в мужчине малейшую перемену настроения, даже неожиданную, конечно, если мужчина чем-то привлекает ее. Этого одной чувствительностью не объяснишь. Я бы отнес эту способность на счет благороднейшего свойства — готовности к самоотречению. Способность эта — величайшая и, к чести женщины сказать, нередкая добродетель среди представительниц ее пола. Лицо Анны смягчилось; теперь оно выражало только глубокую печаль и опять пленяло нежным, чисто женским очарованием. Врожденная чуткость подсказала ей, что Арнольд нуждается в утешении. Она тихонько притронулась к его плечу.
— Вам было очень трудно, мистер Бринкуорт, — сказала она. — Во всем виновата я одна. Простите меня, если можете. Мне так вас жаль. Если бы я могла хоть чем-то утешить вас.
— Благодарю вас, мисс Сильвестр. Действительно, нелегко было прятаться от Бланш, как будто я ее боюсь. Я сидел там и все думал, думал, может, первый раз в жизни. Ладно, давайте больше не будем об этом. Все уже позади. Что я могу сейчас для вас сделать?
— Как вы думаете провести ночь?
— Как и собирался. Я обещал Джеффри заботиться о вас, оградить от всех неприятностей в его отсутствие. Так что эту ночь я проведу на диване в гостиной. Надеюсь, в следующий раз мы увидимся в более счастливое для вас время. Утром я постараюсь уйти, пока вы еще спите. Я всегда буду с радостью вспоминать, что был хоть немного полезен вам.
Анна протянула на прощание руку. Что сделано, то сделано, ничего не переменишь. Время протеста, увещеваний, предупреждений прошло.
— Вы оказали услугу женщине, которая умеет быть благодарной. Может прийти день, мистер Бринкуорт, когда я докажу вам это.
— Пусть уж лучше он не приходит, мисс Сильвестр. До свидания и будьте счастливы.
Анна ушла в спальню. Арнольд запер дверь на ключ и растянулся на диване. Сон быстро одолел его.
Утро было солнечное, после дождя дышалось легко.
Когда Анна вышла из спальни, Арнольда уже не было. В гостинице его отъезд не вызвал никаких толков: Арнольд сказал, что его призывает в Лондон безотлагательное дело. Мистер Бишопригс получил щедрые чаевые. Миссис Инчбэр была уведомлена, что номер останется за ним еще, по крайней мере, неделю.
Все как будто вернулось на круги своя. Арнольд ехал к себе в поместье. Бланш, живая и невредимая, воротилась в Уиндигейтс. У Анны была крыша над головой, по крайней мере, на эту неделю.
Джеффри спешил в Лондон, — там, в доме его отца, жизнь вступила в единоборство со смертью. Любой исход не лишал Анну надежды. Если лорд Холчестер одолеет болезнь, Джеффри вернется в Уиндигейтс и, как было решено, вступит с ней в тайный брак. Если милорд покинет юдоль сию, Джеффри волен будет вызвать ее в Лондон и жениться на ней открыто. Но можно ли верить Джеффри — в этом она сомневалась.
Анна вышла погулять на площадку перед гостиницей. Дул прохладный утренний ветерок. По небу величаво плыли огромные пухлые облака, то открывая, то заслоняя солнце, золотистые блики и лиловые тени бежали, сменяя друг друга, по бурому пространству вересковой пустоши — точь-в-точь надежда и отчаяние в душе Анны, вопрошавшей у судьбы, что та уготовила ей.
Тщетно взывать к тому, что за семью печатями, — Анна повернулась и пошла в гостиницу.
Проходя сени, она взглянула на часы. Уже полчаса, как поезд из Пертшира прибыл в Лондон. Джеффри с братом подъезжали сейчас к дому лорда Холчестера.
СЦЕНА ТРЕТЬЯ. ЛОНДОН
Глава четырнадцатая
ДЖЕФФРИ ПИШЕТ ПИСЬМО
Встречать мистера Джулиуса Деламейна, приехавшего из Шотландии, вышла челядь лорда Холчестера во главе с дворецким. Появление двух братьев застало обитателей дома врасплох. Расспрашивал дворецкого Джулиус, Джеффри стоял рядом, в роли бессловесного статиста.
— Отец жив?
— Его светлость, счастлив сообщить, удивил докторов. Прошлую ночь он чудесным образом почувствовал улучшение. Если и дальше так пойдет, то через двое суток можно будет с уверенностью говорить о выздоровлении.
— Что с ним было?
— Паралич. Когда ее светлость, ваша матушка, послала вам телеграмму, врачи потеряли всякую надежду.
— Матушка дома?
— Ее светлость дома для вас, сэр.
Дворецкий сделал особое ударение на слове «вас». Джулиус повернулся к брату: непредвиденное осложнение — ведь Джеффри категорически запрещено переступать порог отцовского дома. Нарушение запрета могло оправдать только безнадежное состояние лорда Холчестера. Но теперь запрет опять возымел силу. Привратники, обязанные следить за его исполнением под страхом увольнения, перевели взгляд с мистера Джеффри на дворецкого. Дворецкий перевел взгляд с мистера Джеффри на мистера Джулиуса. Джулиус взглянул на брата. Наступило неловкое молчание. Как будто в дом забежал дикий зверь, которого надо выгнать, а как это сделать без риска для жизни, никому не известно.
Но тут Джеффри заговорил, и дело само собой решилось.
— Откройте кто-нибудь дверь, — велел он слугам, — и я исчезну.
— Подожди, — остановил его брат. — Матушка расстроится, узнав, что ты был здесь и она не повидала тебя. Обстоятельства не совсем обычны, Джеффри. Пойдем со мной наверх. За последствия буду отвечать я.
— Упаси меня бог от последствий, — ответил Джеффри. — Откройте дверь.
— Тогда подожди здесь, — продолжал Джулиус. — Я узнаю, как дела, и сейчас же вернусь.
— Пошли записку в гостиницу Нейгла. Там я у себя дома, не то, что здесь.
В холл вдруг выскочил крошечный терьер. Увидев чужих, собака яростно затявкала. Доктора предписали в доме полный покой, и слуги бросились ловить собачонку, подняв еще больший шум. Джеффри и с этим затруднением справился молодецки. Собачка кинулась ему под ноги, и он со всего размаху пнул ее своим тяжелым ботинком. Собачка упала, жалобно заскулив.
— Любимица ее светлости! — воскликнул дворецкий. — Вы сломали ей ребра, сэр!
— Ты хочешь сказать, заткнул ей глотку! Черт бы побрал ее ребра! — он повернулся к брату: — Вот и решение вопроса, — пошутил он. — Сам видишь, лучше перенести встречу с маменькой на другое время. Ладно, ладно, Джулиус. Ты знаешь, где меня найти. Приезжай пообедаем. У Нейгла такие бифштексы — сразу почувствуешь себя мужчиной.
Джеффри двинулся к двери. Ражие привратники глядели на младшего сына его светлости с непритворным уважением. Они видели его выступления на ежегодном фестивале христианской ассоциации боксеров; он мог бы сделать отбивную из любого верзилы в этом холле за три минуты. Привратник, отворивший дверь, поклонился ему. Внимание прислуги было занято исключительно Джеффри. Джулиус проследовал наверх к матери, не удостоившись ни единого взгляда.
Стояла середина августа. Улицы были пустынны. Восточный ветер, сильнейший из всех ветров, дующих в Лондоне, обжигал горячим дыханием редких прохожих. Даже Джеффри, сидевший в кебе, ощущал его действие. Он снял шляпу, расстегнул жилет и раскурил свою неизменную трубку. Время от времени он вынимал ее изо рта, и тогда слышалось глухое сквозь зубы рычание. Только ли горячий восточный ветер исторгал из него этот выражавший недовольство рык? А может, его грызло тайное беспокойство, усугублявшее прочие неприятности этого дня? Да, его грызло беспокойство. И причиной его была Анна.