— Вот они! — завопил тот. Поскольку дисциплина в Комитете оставляла желать лучшего, этот выкрик вызвал некоторое замешательство, достаточное для того, чтобы дать Джону и Харду время для разбега.

— Кто именно? — спросил Гардниен.

— Убийцы, выродок далбера! Убийцы! Вон они!

— Где? — спросил кто-то еще.

— Вон там, идиоты! Хватайте их! Да живее!

Джон с Хардом свернули за угол и побежали. Но, пробежав не более десяти шагов, они услышали за своей спиной топот комитетчиков, который был очень похож на шум, который производит целое стадо разъяренных далберов.

— Сюда! — скомандовал чей-то голос, который, по всей вероятности, принадлежал Тчорнио.

— Добрая Всемогущая Мать! — прошептал Джон. — Я так и думал, что мы однажды влипнем.

— Пока еще нет, — ответил ему таким же шепотом Хард, — Беги за мной.

Они бежали по узкой, темной, извилистой улице со множеством пересекающих ее улочек и переулков. Казалось, что весь этот район, один из самых старых в городе, специально строили по законам лабиринта. Хард прекрасно знал этот район по тому периоду своей жизни, когда был уголовником.

Когда беглецы сворачивали за угол, послышался резкий звук взрыва, за которым последовал протяжный гнусавый звук.

— О, да я вижу, что местное население уже обладает пистолетами, — спокойно констатировал Джон.

— Пистолетами?

— Именно. Мы только собирались изобрести их для полиции телеграфной службы, но кто-то, похоже, обошел нас на повороте. Это все Смит и его чертов динамит. Ты уверен, что знаешь, куда мы направляемся?

— Конечно. В этом районе у меня везде свои люди.

Погоня становилась все более шумной, и в окнах начали зажигаться огни.

— Вот они! — закричал Тчорнио. Прозвучали два выстрела.

Джон и Хард еще раз свернули за угол, пробежали каким-то переулком, перелезли через забор и оказались на другой улице.

— Это избавит нас от этих крикливых приятелей, — беззаботно отметил Хард. — А теперь посмотрим, сможет ли Сестра Панджа спрятать нас у себя.

— Кто такая Сестра Панджа? — Они медленно брели по улице, которая выглядела точь-в-точь как та, с которой они только что так удачно сбежали. Все улицы в этом квартале выглядели на одно лицо.

— Это одна из маленьких сестер, — объяснил Хард. — Сейчас она работает не очень много, потому что изрядно постарела, но зато знает все, что нужно знать об этой части Лиффдарга. И, замечу, в этом квартале она обладает очень большим влиянием. Она даже имеет влияние на Гвардейцев Матери, а в районе красных фонарей это очень важно. Ну, вот мы уже почти пришли — она живет совсем рядом, здесь за углом — у-у-х!

Каким-то образом, повернув за угол, Хард врезался прямо в Тчорнио и сбил его с ног.

— Ай! — завизжал Тчорнио. — Вот они! Убийцы!

Трое из членов отрада бросились к Джону ш Харду, суетясь вокруг них и осыпая тумаками. Тчорнио поднялся на ноги и, стоя посреди улицы, трубил что-то такое, что должно было означать сигнал, из чего-то, что могло быть рожком. Все огни ш округе засветились разом, во всех освещенных окнах показались чьи-то лица, которые мгновенно исчезли, а огни разом погасли. Это было вполне в обычаях квартала.

Комитетчикам еще только предстояло изучать приемы уличных драк, и Джон с Хардом были ш этом смысле идеальными учителями. Прежде, чем Тчорнио закончил свою первую музыкальную фантазию на рожке, Джон уже успел научить кого-то не бить сверху. Незадачливый ученик со стоном упал на грязную мостовую, а борьба вокруг него продолжалась.

— Убийцы! — Неестественно высоким голосом закричал Тчорнио. — Помогите! — Прокричав это, он принялся за вторую арию на рожке.

Работая по очереди, Джон и Хард убедили еще одного комитетчика в том, что использовать в таких ситуациях ножи просто невежливо. Этот ученик даже не стонал, поскольку его сильно беспокоила рана, из которой лилась его благородная кровь. Третий комитетчик, убедившись в том, какой дорогой ценой его друзьям достаются уроки, развернулся и побежал за подмогой. Вместо того, чтобы заняться Тчорнио, что было совершенно необходимо сделать, Джон и Хард побежали в другом направлении, оставив Тчорнмо продолжать свои музыкальные упражнения наедине с самим собой.

Не пробежав и половины квартала, приятели снова услышали выстрелы.

— Эти ребята зря времени не теряют, — пропыхтел, превозмогая одышку, Джон. У Харда вообще не оказалось в запасе воздуха, чтобы ответить ему.

Они наугад поворачивали в боковые улицы — два поворота направо, один налево, затем снова два направо, один налево, делая зигзаги по самым мрачным трущобам города. Комитетчики, сопровождаемые душераздирающими завываниями рожка Тчорнио, все же ни разу не отстали от них более чем на полквартала.

Никакая семья, даже самая презираемая и скромная, не может сохранять безразличный вид, когда на улице идет такая живописная погоня. И если завывания рожка Тчорнио вряд ли могли вытащить на улицу кого-то из жителей квартала, то выстрелы, которые город вообще впервые слышал, сделали свое дело. Улицы быстро заполняла толпа, и дело принимало опасный оборот.

Джон и Хард еще раз свернули за угол, на более широкую и лучше освещенную улицу. Несколькими секундами позже комитетчики тоже свернули за угол и замерли, с удивлением рассматривая совершенно пустынную улицу.

— Идите за мной, — прошептал мягкий надтреснутый голос.

Темнота была просто жуткой. Казалось, Джон физически ощущал, как она обволакивает его.

— Проходи, — прошептал Хард.

Они находились в длинном крытом проезде или туннеле, на брусчатке которого было разбросано сено. Беглецы нырнули в первую же открытую дверь, которую увидели, повернув за угол, даже не пытаясь разобраться, что это за дом. Ситуация, в которой они очутились, вовсе не импонировала Джону, но Хард, который отлично ориентировался во всех формах проявления преступности в Лиффдарге, уверенно последовал за этим голосом, напоминавшим скрежет наждака о стекло.

Они шли в кромешной темноте. По мере продвижения вперед происходила совершенно невероятная вещь — темнота сгущалась еще больше. Поэтому, когда после пятнадцатиминутной ходьбы их провожатый наконец остановился и открыл дверь, свет, устремившийся в длинную галерею, ослепил Джона, хотя его единственным источником являлась жалкая дешевая свечечка, дававшая больше копоти, чем света.

Оказалось, что их провожатым является молодая женщина.

— Вот они, мама, — произнесла она. — Какие-то молодые грубияны готовы были схватить их, но я открыла дверь.

Из глубины комнаты раздался приятный голос, напоминавший звон серебряного колокольчика:

— Кто-нибудь видел, как они входили?

— Нет, мама, — ответила девчонка. — Я внимательно осмотрела улицу.

— Очень хорошо, моя дорогая. Теперь можешь идти спать. Проходите, ребята, не торчите у двери.

Владелицей этого приятного голоса являлась самая толстая из женщин, каких только приходилось видеть Джону на протяжении всей его жизни. Ее амебообразное тело возлежало на старой кушетке. За исключением почти незаметных движений челюсти, которая едва шевелилась при разговоре, да проницательных глаз, которые все время стреляли туда-сюда, женщина была совершенно неподвижной.

— Пусть это не пугает вас, — прозвучал ее мелодичный голос. — Когда-то я была такой же хорошенькой, как и все остальные маленькие сестры. Да, тогда я была еще совсем юной. Но вы привыкните ко мне.

Хард, который прекрасно ориентировался в обстановке, знал, как себя вести в подобных ситуациях.

— Добрый вечер, мама, — вежливо обратился он к ней. — Меня зовут Хард, а это — мой друг Джон.

— Тебе вовсе не обязательно называть меня мамой, парень. Я требую этого только от своих девочек. Это помогает держать их в руках. Я слышала, у вас возникли какие-то проблемы, не так ли? — На этот вопрос, естественно, не последовало никакого ответа; однако она и не стала дожидаться его, а продолжала без всякой паузы:

— Юный лорд Тчорнио и его дружки очень упрямы. У них только одна мысль в голове, да и то они сами толком не знают, чего хотят. А это очень опасно. Но вы не переживайте, ребята. Мы выручим вас.