— А что, родители ни о чем не догадывались?

— Наверное, догадывались. Но я их близко к себе не подпускала. Благо стоил этот наркотик недорого. У нас был один парень, который подделывал рецепты. Конечно, я скрывала. Даже летом носила длинные рукава. А потом я познакомилась с Андреем. С нами случилось то, что называют любовью с первого взгляда. Все это было так романтично. Бесконечные прогулки по ночной Москве, стихи вслух, поцелуи в подъездах. Я тогда носилась с идеей свободной любви, ну, а он был не против… Он не был у меня первым, но все равно, я была так неопытна, да и он, наверное, тоже… Очень скоро я поняла, что беременна. Меня это привело в ужас. Я не могла себя представить с огромным животом, страшно боялась боли, ответственности, всего, что связано с материнством. Но я любила Андрея и все ему рассказала.

— А он?

Татьяна улыбнулась.

— Он так обрадовался, цветами меня задаривал, сразу начал строить планы, имя ребенку придумывать. Ну и, конечно, сделал мне предложение, все как полагается. И вот тогда я ему все рассказала. Он был в шоке. Узнать, что его будущая жена, мать его будущего ребенка — наркоманка! У нас был очень серьезный разговор, я плакала, обещала завязать…

Татьяна помолчала.

— Я действительно думала, что смогу. Я знала женщин, которые, забеременев, нашли в себе силы остановиться. Но я не смогла. Не смогла себя заставить. Я так ужасно себя чувствовала, у меня был сильный токсикоз, я и так еле ноги переставляла, а тут еще и ломки начались. Мне бы надо тогда бить тревогу, обратиться к врачу, даже в больницу лечь, чтобы выйти из этого состояния, но я так безответственно ко всему относилась. Все думала, это все — последний раз. И так каждый раз был последним. Я потом себя спрашивала, неужели Андрей не видел, что со мной происходило, не видел или не хотел видеть? Закрывал на все глаза, изображал доверие? А ведь проследить было так легко. Конечно, я скрывала. Кололась в вены на ноге, чтобы было менее заметно. И так всю беременность. А потом начались преждевременные роды. Родился мальчик. И умер через три часа. Мне его даже не показали, только сразу после рождения. Диагноз не установили или мне не сказали. Но я-то знаю, что это я своими руками его убила.

По бледным щекам Татьяны потекли слезы. У Нины тоже глаза стали мокрыми. Она почувствовала, какая нечеловеческая боль скрывается за этими безжалостными словами.

— Тогда и Андрею пришлось узнать всю правду. Мы оба себе этого простить не смогли.

Меня прямо из роддома отвезли в психиатрическую больницу. Я, когда узнала о смерти ребенка, пыталась покончить с собой — вены перерезать хирургическим скальпелем. — Татьяна обнажила тонкое запястье с белой полоской шрама. — Я не могла ни есть, ни спать, билась в истерике. Уж как меня откачали, не знаю, спасибо, врач хороший попался, а то ведь могли в отделение буйнопомешанных отправить, а оттуда если и выходят, то уж настоящими инвалидами. Потом я еще полгода в больнице пролежала, в специальном отделении для наркоманов — вылечилась.

Андрей меня все время навещал, прощения просил. Хотя за что? Это я была во всем виновата. Звал меня вернуться, говорил, что нам надо сделать еще одну попытку, что еще не все потеряно, что у нас могут быть дети. Но для меня все было кончено. Будто я прежняя умерла вместе с моим мальчиком. Возврата в обычную жизнь с ее радостями, заботами для меня не было.

И вот я здесь, замаливаю свой грех. За душу сыночка молюсь, он ведь даже некрещеным умер. Андрей, когда я уже твердо решила в монастырь уйти, понял меня, простился, просил молиться. Сам он пытается жить обычной жизнью, много работает, хорошо обеспечен. Но ты же сама видишь, каким он теперь стал. Какими мы оба стали. Я в монастыре, а он к женщинам подойти боится. Он мне сам об этом рассказывал, о том, что может быть с женщиной, только напившись до бесчувствия. А тебя-то он любит, вот и боится близости с тобой. Вот такая история.

Я вижу, ты силишься что-то мне сказать. Не надо, не говори ничего. Езжай к нему и помоги, если сможешь. А я буду за вас молиться.

Нина возвращалась в Москву, потрясенная услышанным.

«Так вот почему он такой! Несколько лет прошло с тех пор, как все это случилось, а он до сих пор в себя прийти не может. Нет ничего удивительного, что потеря ребенка стала для него таким страшным ударом. Но ведь он не виноват в случившемся. Хотя нет, он же старше Татьяны, мог бы понять, что с ней происходит, а он фактически предоставил ее самой себе. А если бы я оказалась на ее месте, ведь у меня тоже было полно друзей хиппи, и мне предлагали попробовать наркотики. Страшно предствить, что должна чувствовать женщина, считающая себя виноватой в смерти своего ребенка.

И вот теперь они расплачиваются. Она ушла из жизни, не телом, так душой, а он стал законченным неврастеником. Ему бы лечиться надо, да разве он станет. О, Господи, но как же ему помочь. Я бы даже родила ему ребенка, чтобы он все забыл, так ведь и не забеременеешь от него!»

Нине жалко было Андрея до слез. Ей жалко было Татьяну, не сумевшую найти другого способа пережить случившееся, кроме как уйти в монастырь. Ей было жалко себя — невольную свидетельницу чужой трагедии. Что ей делать теперь, когда она так далеко зашла?

«Рассказать ему, что я все знаю, или же нет? — мучительно размышляла Нина. — Нет, лучше ничего не говорить. Я сегодня же позвоню ему и предложу начать все сначала. Я ничего не буду предпринимать, чтобы соблазнить его. Я поспешила, надо было дать событиям развиваться своим чередом. Это вечное мое нетерпение, как оно меня подводит. Но ничего, теперь все будет по-другому. Нежностью, терпением, вниманием, любовью, наконец, я смогу победить его страхи!»

Нину вновь посетила надежда, и она возвращалась домой, окрыленная ею.

Но благим ее намерениям так и не суждено было осуществиться, по крайней мере в ближайшее время.

Пока она проводила время, разыскивая затерянный в снегах монастырь, пока выслушивала там печальный рассказ Татьяны, в Москве произошло следующее.

Никита, так и не сумевший смириться с уходом любимой сестры в монастырь и во всем винивший Андрея, был очень обеспокоен визитом подозрительной незнакомки. Из того, что ему наговорила Нина, он не поверил ни слову и был уверен, что ее подослал Андрей, чтобы выяснить, где же прячется его бывшая жена.

В семье Татьяны был наложен негласный запрет на упоминание о трагично закончившемся замужестве. Все родственники Татьяны считали, что к наркотикам ее приучил Андрей, хотя у них не было никаких доказательств. С момента их разрыва прошло уже много времени, но семья Татьяны все еще ждала от Андрея очередного злодеяния. А его скорбь, застывшее в глазах отчаяние, опущенные плечи, согнутые под грузом непосильной тяжести на сердце, они считали не более чем искусной игрой.

Теперь же их тревога возросла вдвое. Никита, много отдавший бы за то, чтобы сестра вернулась из монастыря, не допускал и мысли, что она вернется к Андрею. Он считал своим долгом любыми средствами защитить ее от домогательств этого ужасного человека, виновника всех ее бед. И он избрал лучший, как ему казалось, способ защиты — нападение.

В тот же день, когда к нему приходила Нина, он позвонил Андрею. Андрей, никогда не пытавшийся умалить свою вину за случившееся, не мог простить Таниному семейству то, что они проглядели начало ее пристрастия к наркотикам. Поэтому оба — Андрей и Никита — говорили друг с другом предельно холодно.

— Андрей, оставь всякие попытки связаться с Татьяной, предупреждаю тебя, иначе это плохо для тебя кончится! — В голосе Никиты звучала угроза.

Андрей был поражен. В последнее время из-за проблем с Ниной он о Татьяне даже не вспоминал.

— О чем ты говоришь? — искренне удивился он. — Я не делал никаких попыток.

— Кого ты пытаешься обмануть? Думаешь, я не понял, что эту девицу подослал именно ты?

— Какую девицу? — У Андрея мелькнуло в голове подозрение, от которого он внутренне содрогнулся.