— О'кей, мисс Утешительница, — попытался пошутить Глен. Но глаза его оставались серьезными. — А ты не думаешь, что я заслужил еще и симпатичную жену?

Джасти приподняла плечи.

— Не знаю, как ты себе это представляешь, — уклонилась она от прямого ответа. — В конце концов, партнерство — это не приз, который получают за особое прилежание или чрезмерную порядочность. В этом деле ты еще многому должен научиться.

— Вот как, должен? — Взгляд Глена стал сверлящим. — Значит, ты считаешь — в душе, разумеется, — будто я сам виноват в том, что до сих пор не женат? — Он уставился на свои пальцы, нервно крутящие бокал. — Впрочем, ты, наверное, права. Но ты вышла бы замуж за человека, который не может предложить почти ничего, кроме этой фермы в долине, небольшого количества денег и время от времени, для разнообразия, какой-нибудь вечеринки, поездки и обычных семейных праздников, вроде свадеб, дней рождений, изредка крестин. — Он дернулся и поднял голову. — Но крестить будут не нашего ребенка, Джасти. Ты смогла бы это вынести?

— Можно… — «Взять приемного ребенка», хотела она сказать, но потом сообразила, что в действительности имел в виду Глен, и проглотила конец фразы. — Я… я не знаю. Может быть, если… если бы я его любила?

Тяжесть в груди опять вернулась на свое место, и к ней добавилось колючее, горькое чувство, от которого все вокруг Глена потемнело, словно кто-то вдруг погасил свет. Ему захотелось взвыть от боли, как однажды, когда он был еще маленьким мальчиком и Джордж Блистер грохнул его по голени бейсбольной битой.

Но взрослые мужчины не плачут. Глен пару раз энергично сглотнул, чтобы избавиться от комка в горле, и поднял голову.

— А вот и наша еда, — с наигранной радостью произнес он. — Ух ты, выглядит аппетитно. Я полагаю, в ближайшие полчаса нам будет чем заняться.

Джасти бросила на него испытующий взгляд, но промолчала. Она догадывалась о том, что происходило в его душе, и злилась на себя, хотя никак не могла понять, что же она сделала не так. Но совершенно точно знала: она это сделала.

Безо всякого аппетита девушка принялась за еду.

В глазах Эдвины Обервуд стояли крупные слезы. Ее мать топталась около нее и, неодобрительно качая головой, помешивала ложкой в кастрюле, содержимое которой, впрочем, уже не поддавалось спасению.

— Пожалуй, этим ты своего суженого попотчевать не сможешь, — вынесла Лейга окончательный приговор, хотя и без него все было ясно. — От этой дряни он сразу сбежит, причем навсегда. Давай попробуем что-нибудь другое.

— Нет! — В голосе Эдвины звучали истерические нотки. — Я не умею стряпать и не собираюсь учиться. Найди эту маленькую бродяжку и притащи сюда, пусть приготовит еду. Я здесь больше и пальцем не пошевельну.

— Мисс Колбери уехала в Шайенн, — сообщила очень довольным тоном Лори, чем подлила масла в огонь. — Придется уж вам самим похлопотать.

— О Боже, ма! — Эдвина со злости ударила по кастрюле, та слетела с плиты и с жутким грохотом приземлилась на пол.

Лори без лишних слов выбежала из кухни.

— Ну и что теперь? — обозлилась Лейга. — Какой от этого толк? Постарайся, по крайней мере, привести здесь все в порядок!

И, к большому неудовольствию дочери, она поспешно вышла. Возмущенный вопль Эдвины разнесся но всему дому.

Для Хэмфри Керра, которого все в округе называли исключительно «соседом Хэмфри» (хотя никто не знал почему), приглашение на ужин было неожиданностью. Собственно, он собирался уютно провести этот вечер в любимом кресле-качалке перед телевизором. Сегодня показывали классический вестерн, и они с матерью хотели его посмотреть. Но звонок Эдвины нарушил эти мирные планы.

Хэмфри несколько удивляло, что красавица Эдвина пригласила именно его, обычно такое случалось лишь два раза в год по обычным сельским праздникам. Приглашение же на ужин еще никогда не залетало в дом к «соседу Хэмфри».

— Будь поосторожнее с этой женщиной, — крикнула ему вслед Августа Керр, мудрая мать Хэмфри, когда тот уже намеревался покинуть нарядный фермерский дом. — Я не испытываю ни малейшего доверия к этой бестии. Смотри не угоди к ней в сети.

— Хорошо, мама, — кивнул Хэмфри, подошел и поцеловал мать в щеку, затем влез в свой джип. Августа озабоченно смотрела, как он отъезжал.

До «Дикого цветка» предстояла добрая четверть часа езды по пыльному шоссе мимо постепенно высохших от необычно сильной летней жары лугов и полей.

Наконец Хэмфри свернул к большому, ярко освещенному дому.

Эдвина была ему всегда известна как очень красивая, холодная и неприступная женщина, в большинстве случаев считавшая ниже своего достоинства общаться с обитателями этих мест. Но сегодня она, кажется, решила для контраста отбросить надменность и разыграть любезную гранд-даму, которая одаривает всех своей благосклонностью. Как только Хэмфри выпрыгнул из своего джипа, Эдвина поспешила к нему, вытянув навстречу руки, и запечатлела на его щеке поцелуй, от которого он тяжело задышал.

Она благоухала, как целый цветочный луг. От его матери всегда пахло фиалками (Хэмфри с детства помнил этот запах, и Августа до сих пор ему не изменила). Но духи Эдвины были не просто каким-то там луговым настоем. Нет, они были высшего качества, несомненно из Парижа, где навострились тоннами намешивать такие роскошные ароматы.

Хэмфри восхищенно потянул носом и двинулся за Эдвиной в дом, где его приветствовали остальные члены семьи.

Стол был празднично накрыт, но сначала все отправились в гостиную на аперитив.

Хэмфри прекрасно знал эту комнату, где за годы ничего не изменилось. Он обстоятельно расселся в старом удобном кресле с подголовником, предложенном ему Эдвиной, и мучительно пытался затеять светскую беседу.

— А где Глен? — отчаявшись, осведомился он, поскольку, несмотря на все усилия, ничего более осмысленного не придумал.

Кенни улыбнулась.

— О, Глен уехал в Шайенн, — приветливо ответила она. — Я думаю, что он вернется очень поздно. — Она умолчала о том, что отсутствие сына ее беспокоит.

— Пожалуйте к столу.

Услышав приглашение, Эдвина украдкой облегченно вздохнула. Вечер обещал быть крайне занудным, а она еще намеревалась сегодня по-настоящему блеснуть. С трудом скрывая за внешним лоском внутреннее неудовлетворение, женщина проплыла в столовую.

— Разве нам не пора домой? — спросила Джасти с легким беспокойством.

Было уже за девять, воздух посвежел, на землю опускались сумерки, но Глен и не собирался заканчивать их прогулку.

— Я слишком часто бываю дома, — откликнулся он, улыбнувшись. — Пусть сегодня разок поужинают без меня. У меня есть перспектива поинтереснее.

— Ладно, ты взрослый человек, — кивнула Джасти. — И все-таки твоя мать наверняка беспокоится. Ты не хочешь хотя бы позвонить?

— Я хочу быть с тобой, — просто ответил Глен. — Все остальное мне сегодня безразлично. Пойдем потанцуем.

Глаза его вдруг зажглись озорством. Прежде чем Джасти поняла, что происходит, Глен схватил ее за руку и потащил за собой на маленькую танцплощадку.

Он сразу почувствовал, что ему совсем нетрудно двигаться без трости. Глен отшвырнул в сторону все раздумья и сомнения и, не мудрствуя, предался развлечениям. Хорошо, твист или ламбаду ему, конечно, не одолеть, но немножко подвигаться под музыку — шаг вправо, шаг влево, шаг вперед, шаг назад — это-то он может. Тем более что в этом приятном, тихом ресторанчике все равно никто не обращал внимания на то, как танцуют другие.

Сколько раз Глен проезжал мимо него, направляясь в Шайенн! Ресторан находился чуть в стороне от шоссе, в небольшом сосновом лесу, и обстановка в нем была замечательно уютной.

Небольшой оркестр играл самые модные мелодии, на открытом гриле подрумянивались стейки, сосиски и бараньи ребрышки, а хозяин за мощной, в форме подковы, стойкой, щедро, до краев, наливал виски в стаканы.

Джасти прижалась лицом к пиджаку Глена и глубоко вдыхала запах его одеколона, напоминающий о табачных плантациях, солнце и роме. Сейчас, когда Глен был таким раскованным и спокойным, в него запросто можно влюбиться.